Миграция душит наши города, наши школы, наше метро. Миграция - это потоп, она заливает з акрай, и мы все тонем. Так считают в России. Но оптоп не там, куда мигрируют, а там - откуда. Истинные масштабы миграции понятны лишь у ее истока - на Памире. Я прожила здесь месяц.
Фото: Ксения Диодорова
Дорожка к ручью совсем замерзла, Майрам пошла за водой, поскользнулась и упала, три дня у нее не двигалась рука, потом приехал врач из соседнего кишлака, посмотрел и сказал, что перелома нет, две недели нужно прикладывать траву эспандены и все пройдет.
Фото: Ксения Диодорова
Майрам живет в кишлаке Бардара, что находится в долине Бартанга. А ее дочь Гарибсольтон — в Москве. Она работает посудомойкой в торговом центре за МКАД, в узбекском кафе, которое держит азербайджанец. Рядом построили несколько корпусов общежития специально для трудовых мигрантов, которые здесь работают. Кормят бесплатно, а за жилье нужно платить 3 тысячи в месяц. Это хорошо, потому что остальное можно отправлять домой.
Отец Гарибсольтон долго искал номер дочери, разговаривают очень редко, раз в месяц, связи здесь нет, электричество выключают часто, телефон почти все время разряжен. Когда приедешь? Иншаллах, скоро. Скоро, милая. Привези мне смартфон. Боль дана судьбой.
-
Фото: Ксения Диодорова
В дом зашла дочка Гарибсольтон, на ней розовые очки с Микки-Маусом, на стене висит пакет H&M с цветной шерстью для вязания джурабов. Гульсара останавливает рукой колыбель и склоняется над ней. Она смотрит на меня и незаметно кормит ребенка. Сегодня весь день идет снег. Если ночью не перестанет и выпадет еще пять сантиметров, то может сойти лавина, и тогда дорогу закроют, и я останусь здесь до весны.
Фото: Ксения Диодорова
Муж Гарибсольтон умер от рака три года назад, он был директором школы. Когда его похоронили, она уехала в Москву. Я привезла ей фотографии сына и дочки. Она шла через торговый центр по желтому блестящему мрамору и целовала их лица на глянцевой бумаге.
Иногда заходишь в какой-нибудь дом днем и видишь спящего мужчину. В кишлаке встают рано, а он спит. Он приехал из Москвы, несколько лет работал и теперь высыпается. Он будет высыпаться несколько недель или месяцев, а потом поедет обратно, потому что нужно поднимать семью, нужно, чтобы сестра пошла учиться, нужно за свет платить, нужно покупать дрова. Раньше при Союзе сажали лес, а теперь не сажают, и дров больше нет. Там наверху есть месторождение угля, но разрабатывать его для государства очень дорого. Сын Замира пошел за кустарником на тот берег, зацепился за канат и упал в реку. И утонул.
На белом снегу — капли крови и кусочки коры. На белом есть только черное и коричневое и немного неба. Брейгель, и еще пахнет пловом. Здесь, в кишлаке, сегодня всех кормят пловом. В доме Бахтовара праздник, вернулся сын. Мы ехали вместе из Душанбе в одной машине. Его депортировали. Он не был дома шесть лет. Сейчас, когда я пишу этот текст, он, возможно, уже снова летит в Москву.
Фото: Ксения Диодорова
Последние семь месяцев я работала над документальным фотопроектом «В холоде». Это история о 24 семьях трудовых мигрантов: здесь, в России, и у них дома, в Таджикистане.
Правила комментирования
comments powered by Disqus