Долина Бартанга находится на высоте трех тысяч метров. Если выпадут лишние пять сантиметров снега, то может сойти лавина, перекроют дорогу, и жители деревни останутся запертыми на всю зиму. Я прожила здесь месяц: работала над фотопроектом про трудовых мигрантов и их семьи

Фото: Ксения Диодорова

Тут нет дорог, нет связи, нет леса, нет промышленности и очень часто отключают электричество.

Фото: Ксения Диодорова

Раньше это был Советский Союз — работала ГЭС, добывали уголь и алюминий, выращивали и обрабатывали хлопок. Здесь сажали лес, чтобы у людей были дрова.

Теперь это Горно-Бадахшанская автономная область Таджикистана. Здесь по-прежнему живут люди, но для жизни здесь теперь ничего нет.

Каждый год из Таджикистана в Россию мигрируют сотни тысяч человек. Они оставляют свои дома, родителей и детей и отправляются в чужую страну, потому что у себя дома они не могут зарабатывать на жизнь. 

Дома — встаешь рано утром, идешь за водой, потом за дровами, топишь печку, ставишь на нее алюминиевый кувшин, умываешься, снова за дровами. На завтрак здесь едят «ширчой» — в теплом чае с молоком, маслом и солью размокают куски лепешки. Потом снова за водой — мыть посуду, потом снова на речку — нужно стирать. Так проходит день — просто чтобы жить, есть, спать и не замерзнуть. 

Их жизнь в России ничем не отличается. Каждый день они проживают с одной целью: помочь семье, которая осталась там. Работают, спят, работают, покупают немного еды, платят за квартиру, спят. Все, чтобы отправить 200-300 долларов домой.

Каждый день у метро, в маршрутке, в магазине, во дворе нас окружают люди, о которых мы ничего не знаем, люди с одинаковыми лицами. Здесь, в России, у них появляются новые имена: Дима, Андрей, Миша. И даже между собой они начинают называть себя так.

За этим человеком, который плохо говорит по-русски, верит в Аллаха и делает намаз, там, в горах, стоят пожилые люди, его родители, они топят буржуйку и варят нут. Белье во дворе сохнет уже третий день, вода с него стекает и замерзает. В углу играет девочка шести лет с прозрачным розовым шариком, она никогда не видела своего отца, потому что родилась тут, на Памире. Он никогда не видел свою дочь, потому что работает в Москве. 

В хрущевке, в двухкомнатной квартире, по пять-восемь человек в комнате. Здесь очень чисто и мало вещей. В воскресенье все сидят на полу вокруг разложенной на ковре скатерти, пьют чай и едят из одной общей тарелки. Как дома. Где-нибудь в углу стоит стопка матрасов, накрытая покрывалом, ночью их расстилают на полу и спят вот так все вместе, точно так же, как на Памире — чтобы не замерзнуть. Только мерзнут здесь и там по-разному.

Фото: Ксения Диодорова

Когда я вернулась из Таджикистана, у меня были имена 30 героев, но не все номера телефонов. В долине часто отключают электричество, и мобильные с контактами родных месяцами лежат разряженные на полке. Приходилось по несколько недель искать кого-то из героев. Когда мы наконец встречались, я отдавала им гостинцы с Памира: фотографии их родителей, их детей, их домов. То, что я видела совсем недавно, а они — несколько лет назад. 

Последние семь месяцев я работала над документальным фотопроектом «В холоде». Это история о 24 семьях трудовых мигрантов: здесь, в России, и у них дома, в Таджикистане.