Китай и Афганистан – давние партнеры. Но партнерство было прервано затяжной войной в этой стране и вводом войск НАТО в Афганистан. После начала процесс вывода американских войск из Афганистана Пекин назначил своего спецпредставителя в этой стране. Им стал Сунь Юйси, ранее исполнявший обязанности посла Китая в Афганистане и Индии. Ранее между странами был подписан План совместных действий по реализации Декларации по установлению между Китаем и Афганистаном отношений стратегического сотрудничества и партнерства.
Важность активизации Китая на афганском направлении и позицию Москвы объясняют для информационного сайта «Афганистан.Ру» российские и международные эксперты, специализирующиеся на афганской проблематике.
Равшан Темуриён, политический аналитик – исследователь по Средней Азии Монреалького Университета:
Китайская Народная Республика имела всегда ровные и дружественные отношения с Афганистаном. Эти отношения зарождались еще в начале 1955 года, когда впервые два соседних государства официально установили дипломатические отношения. Еще через два года премьер-министр и вице-премьер Китая посетили Кабул, где были приняты королем Мохаммад Захир Шахом и премьер-министром Мухаммад Давудом. В октябре 1957 года премьер-министр королевства Афганистан Мухаммад Давуд нанес ответный визит в Китай. Его принимал председатель КНР Мао Цзэдун. Позже в конце 1963 г. Китай и Афганистан урегулировали вопрос о спорных территориях в Ваханском коридоре. Афганистан получил контроль над этим коридором. В итоге, протяженность общих границ между Афганистаном и КНР составила 92,45 км.
Отношения между Китаем и Афганистаном были приостановлены после вторжения в Афганистан войск СССР. Пекин официально осудил действия Кремля и закрыл свое посольство в Кабуле, оставив лишь консульских работников для оформления виз. После свержения режима Талибов в 2001 г. Китай восстановил отношения с Афганистаном, предлагая безвозмездную финансовую помощь правительству Афганистана, а также инвестируя в крупные экономические проекты. Например, размер заявленных инвестиций в Айнакские медные шахты составил 3,5 млрд. долларов.
В отличие от России, Китай в новых условиях миропорядка адаптировал свою политику более емко и рационально к новым реалиям, особенно в Центральной Азии.
Во-первых, Пекин ведет спокойную, но в тоже время дерзкую экономическую и инвестиционную политику в противовес несбалансированной и пассивной политике Москвы в Центрально-азиатском регионе.
На фоне вывода войск США и их партнеров из Афганистана, Китай, как соседнее и дружественное государство, больше всего заинтересован в мирном и стабильном независимом Афганистане. Анализируя последние события в Афганистане, китайские «драконы» становятся более уверенными в преследовании своих экономических интересов в этой стране. Пекин внимательно наблюдет за нерасторопными действиями России в регионе, постепенно занимает ее позиции. Конечно же, время работает не в пользу Москвы. Утраченные Россией позиции в Центральной Азии, в том числе в Афганистане, в скором времени восстановить будет невозможно.
Чтобы укрепиться в регионе и вывести Афганистан и другие страны Центральной Азии в Индийский океан, Китай взялся за строительство крупнейшей стратегического объекта – порта Гвадар в провинции Белуджистан, Пакистан. Китайские инвесторы в ходе второй фазы строительства этого объекта намерены вложить 932 млн. долларов.
Во-вторых, КНР имеет проблемы с уйгурскими повстанцами, основная часть которых находится на территории Афганистана и приграничных районах с Пакистаном. Уйгурские повстанцы, которые борются за независимость провинции Синцзянь (как сами уйгуры называют «Восточный Туркестан»), поддерживают связь с радикальным движением Талибан. С укреплением своих позиций в Афганистане Пекин, естественно, хочет иметь рычаги воздействия на кабульский режим по пресечению и искоренению уйгурских сепаратистов, которые могут использовать приграничные районы с Китаем.
Александр Князев, эксперт по Центральной Азии и Среднему Востоку:
Активизация Китая в Афганистане – давно ожидаемая, я еще десять лет назад проговаривал китайским коллегам перефразированный афоризм: если вы не будете заниматься Афганистаном, Афганистан вами займется…
Года три назад в китайской экспертной среде заговорили об угрозе афганского наркотрафика, раньше это их вроде не касалось. Участие уйгурских террористов в афганских событиях с вероятностью возвращения на родину с полученным опытом – еще одна тема, которая волнует китайских экспертов. Но главное, наверное, даже не это. Главное, пожалуй, заключается в осознании и теперь уже в движении к реализации двух простых и важных для Китая выводов. Во-первых, нынешнее состояние международных отношений в их глобальном измерении показывает неизбежность той или иной формы конфронтации КНР и США, и американское военное присутствие в Афганистане в более осознанной форме воспринимается Пекином как угроза его безопасности и интересам в целом. В том числе, и, это, во-вторых, угроза реализации китайских экономических проектов, китайских проектов в сфере трансрегиональных коммуникаций.
В последние годы китайские компании начали вкладывать в Афганистан немалые инвестиции, можно вспомнить самый крупный, наверное, из инвестиционных проектов – разработка крупнейшего в мире медного месторождения «Айнак» в афганской провинции Логар. Тендер был выигран китайской China Metallurgical Group Corporation весной 2007 года, но к его серьезной разработке китайцы так и не могут приступить в силу отсутствия условий безопасности. В Пекине, в отличие, например, от Москвы, давно уже существует вполне однозначное мнение: американское присутствие в Афганистане само по себе является причиной конфликта, это присутствие никаким образом не направлено на обеспечение безопасности региона, напротив, оно призвано обеспечивать в необходимый момент дестабилизацию той или иной страны. Есть множество фактов, подтверждающих такой вывод. Позиции Китая в Афганистане будут усиливаться, и это вполне адекватно вписывается в общую логику китайской региональной политики и внешней политики Пекина в целом.
О наличии позиции Москвы по Афганистану вообще и по росту китайского влияния в Афганистане и в Средней Азии, на Среднем Востоке говорить будет трудно до тех пор, пока в российском экспертном сообществе и в кругах принятия политических решений будет продолжаться существующая едва ли не со времен экс-президента СССР Михаила Горбачева и экс-министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе противоречивая оценка роли США в регионе. Часть московского истеблишмента вполне адекватно понимает происходящее, но в решениях почему-то доминирует перевернутое с ног на голову мнение, будто американские военные в Афганистане каким-то образом снижают для нас уровень происходящих оттуда угроз. Каким образом? Увеличением в десятки раз объемов наркотрафика? Или переброской вертолетами Пентагона боевиков Исламского движения Узбекистана и других аналогичных группировок к северным границам, содействием их перегруппировке с последующими задачами фильтрации в страны региона и его дестабилизацией? Китайское влияние в Афганистане, как и в Средней Азии, в среднесрочной перспективе в малой степени входит в противоречие с российскими интересами. Есть общий большой интерес: абсолютный вывод любых военных формирований США (включая частные военные компании, это немаловажный нюанс) и стран НАТО и из Афганистана, и из региона. У России есть сильный рычаг давления, использование которого, кстати, было бы поддержано Китаем, а заодно, очень гармонично вписалось бы в нынешнее состояние российско-американских отношений. Я имею в виду закрытие так называемого «Северного маршрута». Когда о нем говорят, почему-то подразумевают его использование для гипотетического вывода западных войск из Афганистана, хотя его главная функция состоит в снабжении этих войск, особенно учитывая, что никто эти войска выводить не собирается. Декларации американских политиков на этот счет принимать на веру не стоит, на то они и декларации. Есть утвержденный афганской Лойя Джиргой договор между США и Афганистаном, фиксирующий более двадцати наземных пунктов на афганской территории, где подразумевается сохранение военного присутствия. Независимо от исхода затянувшихся до неприличия президентских выборов в Афганистане, этот договор будет подписан любым из победителей, и тогда военное присутствие США (а, значит, и угрозы для КНР и РФ) будет легитимизировано. Вопрос о закрытии «Северного маршрута» мог бы быть поднят РФ и поддержан КНР на саммите ШОС в сентябре в Душанбе.
Алексей Фененко, доцент факультета мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова:
Нынешний всплеск интереса руководства КНР к Афганистану вызван четырьмя причинами. Первая причина – предстоящий вывод основного контингента из Афганистана. Это с высокой степенью вероятности приведет к дестабилизации ситуации в данной стране. В Китае внимательно наблюдают за текущим кризисом в Ираке, опасаясь, что нечто подобное (только в более угрожающем масштабе) произойдет и на афганской территории. В такой ситуации Пекину выгоднее иметь сильное афганское правительство, чтобы не оказаться вовлеченным в большую войну возле собственных границ.
Вторая причина – опасения перед ростом сепаратизма в Синцзян – Уйгурском округе. Любая активизация исламских радикалов в Афганистане может повлечь за собой дестабилизацию западных районов Китая, где проживает большое количество мусульман. Опыт текущего кризиса в Ираке доказывает, что радикалы могут формировать трансграничные образования.
Третья причина – неприязнь китайского руководства к возрожденному весной 2013 г. американскому проекту «Афпак». Речь идет о создании единой системы Афганистана и Пакистана со сдвоенными гарантиями со стороны НАТО и Индии. Китай недоволен таким решением. Пекин в случае его реализации окажется в стороне не только от проблем безопасности Афганистана, но и столкнется с усилением своего основного регионального соперника – Индии.
Четвертая причина – ослабление внимания России к региональным процессам. Год назад в Пекине были уверены, что, в крайнем случае, роль гарантов региональной безопасности возьмут на себя Россия и ОДКБ. Теперь из-за вооруженного конфликта на Украине внимание Москвы переключается с Центральной Азии на европейские проблемы. Приходится создавать собственные механизмы кризисного реагирования.
Что же касается реакции Москвы на действия Пекина, то позиция России пока неопределенна. На фоне нарастающего конфликта на Украине российскому руководству сложно фокусировать внимание на проблемах Центральной Азии. Кремль также видит в китайско-афганском партнерстве средство девальвировать неприятный и для него проект «Афпак». В Москве, полагаю, рады, что Китай готов поучаствовать в укреплении безопасности Афганистана.
Рафик Сайфуллин, политолог, экс-советник президента Узбекистана:
На мой взгляд, у КНР пока нет особых, особенно экономических, интересов в Афганистане. Но в Пекине прекрасно понимают, что афганская проблематика существенно влияет на весь Центрально-азиатский регион в целом. Поэтому с учетом своей «наполеоновской» геополитики китайцы просто вынуждены обозначить свою активность в Афганистане. К тому же КНР в большей степени заинтересована в расширении ШОС, а это, прежде всего, Афганистан, Пакистан и Иран. Думаю, что миротворцами в Афганистане китайцы себя выставлять не будут. Но есть существенный аспект – перспективы консолидации памирских таджиков – т.н. наших «местных курдов», а это уже серьезно и КНР уже усиливает свои военные группировки на памирском направлении, дабы не допустить возможной дестабилизации обстановки.
Андрей Казанцев, доктор политических наук, директор Аналитического центра МГИМО:
Китай уже давно вышел на роль «игрока № 2» в международных отношениях, стремящегося опередить «игрока № 1» – США. «Стратегия Обамы», предусматривавшая перебазирование всех доступных сил США на Тихий океан фактически признала этот вызов. При этом, у Пекина-суперигрока в сфере экономики было явное отставание от США в чисто политической сфере. Новый руководитель КНР Си Цзинпин принял этот вызов, активизировав китайскую внешнюю политику, идут разговоры о постановке задачи «обогнать США». К тому же, КНР получил настоящий «подарок» от России в виде отвлечения сил США от азиатско-тихоокеанских целей. Это позволяет сравнительно безболезненно наращивать китайское влияние в мире, так как у США сейчас заведомо не хватит сил противостоять одновременно России на «европейском фронте» и Китаю – на азиатско-тихоокеанском. Все эти общие соображения относятся и к китайской политике в Афганистане. США не смогли разрешить ситуацию в этой стране, напротив, она имеет тенденцию к ухудшению (например, ухудшается состояние «наркотической проблемы»). Китай же намерен вложить в Афганистан серьезные средства. У него не только хорошие отношения с кабульским правительством, есть даже «свои талибы», охраняющие китайские инвестиции. К тому же, Китай в Афганистане пользуется поддержкой своего давнего стратегического партнера – Пакистана (дополнительно решается и задача «насолить» Индии, с которой у Китая так же, как и у Пакистана, очень тяжелые отношения). Если Китай сможет как-то поспособствовать решению «афганской проблемы», то его позиции в регионе и мире усилятся.
Россия, в целом, поддерживает идею о том, что афганскую проблему надо решать путем диалога всех афганских сил и вовлеченных в афганские дела стран, но, прежде всего, она выступает за диалог государств-соседей Афганистана (включая Иран, Пакистан, КНР, страны Центральной Азии, Индию, и т.д.). Одновременно Москва, реалистично оценивая достаточно слабые перспективы мирного решения афганской проблемы, серьезно активизировала поддержку ряда государств Центральной Азии, входящих в ОДКБ (прежде всего, Таджикистана и Кыргызстана). По сути дела, она рассчитывает создать «защитный вал» от афганских проблем на границе Таджикистана и Афганистана.
Аркадий Дубнов, эксперт по проблемам постсоветского пространства:
Безусловно, возрастающее внимание Китая к развитию ситуации в Афганистане связано с перспективой вывода оттуда основного контингента войск США. Китай обеспокоен ростом исламистского подполья в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) и не исключает связи уйгурских боевиков с исламским экстремизмом афганского происхождения, интенсивность которого может возрасти с выводом войск. Удивительно не то, что Пекин назначил своего посла в Кабуле китайским спецпредставителем в Афганистане, а то, что это было сделано только сейчас, спустя несколько лет после того, как Москва осуществила такой шаг, назначив на этот пост экс-посла РФ в Кабуле Замира Кабулова. И это при том, что экономические интересы Китая в Афганистане гораздо более существенны, чем российские. Думаю, что еще одной причиной, побудившей Поднебесную повысить формальный уровень своего интереса к Афганистану, стало стремление подчеркнуть свою поддержку новому президенту Афганистана, независимо от того, кто им станет после пересчета голосов на выборах. Наконец, еще одним объяснением такого назначения служит то, что ШОС по результатам своего очередного саммита в Душанбе 11-12 сентября с.г., скорее всего, примет решение о том, что обеспечение стабильности в Афганистане будет главной задачей Организации на ближайшее время. Однако прием Афганистана в полноправные члены ШОС в ее повестке дня пока не значится, следовательно, внимание к этой стране и интенсификация сотрудничества с ней будет выражаться другими механизмами, в том числе, институтом спецпредставительства.
В Москве, очевидно, с пониманием относятся к такому шагу Пекина, поскольку в ее интересах сотрудничество с ним в обеспечении стабильности в Афганистане. Россия уже заявила устами главы МИД Сергея Лаврова, что эта цель видится основной в деятельности ШОС в ближайшем будущем (см. выше). Кроме того, Россия в нынешних условиях будет стремиться к сотрудничеству с Китаем в максимально возможном спектре международных вопросов. Ныне укрепление дружбы против США чрезвычайно актуально. Взаимопонимание на «афганском треке» может оказаться для Москвы и Пекина самым беспроблемным по сравнению с остальными направлениями сотрудничества, ориентированными на страны Центральной Азии, что выглядит цементирующим фактором внутри ШОС.
Правила комментирования
comments powered by Disqus