Скоро исполняется три года с момента вхождения Крыма в состав России. 16 марта 2014 года, в Крыму прошел референдум, по итогам которого полуостров вошел в состав России.

Сегодня многие рассматривают это событие, как прецедент, со знаком плюс или минус, который может повториться в иной части постсоветского пространства при тех или иных условиях. Некоторые политики даже используют эту тему, чтобы формировать в обществе и элите страх перед «русским миром», во многом просто повторяя пропаганду «послереволюционного» Киева.

Чем же действительно было это изменение государственной принадлежности Крымского полуострова? Несмотря на искушение многих авторов свести все к  «захватнической политике» России, нужно признать – выходу Крыма из состава Украины предшествовало внутреннее политическое движение, развивавшееся параллельно с так называемым  «Евромайданом».

 

Движение на местах

Это легко проследить, например, по заявлениям Верховной Рады Автономной Республики Крым (ВР АРК).

13 февраля 2013 года, за год до победы Майдана, парламент выступил с заявлением об осуждении выступлений ультраправых украинских националистов и призвал население Крыма объединиться в антифашистском движении.

27 ноября парламент выступает с осуждением националистической оппозиции и ее выступлений в Киеве, призвал власти к подавлению беспорядков. Крым выражал обеспокоенность тем, что радикалы выступали за подавление культурных и языковых черт, которые характерны для Крыма.

По мере обострения политической ситуации Верховная Рада Крыма стала применять все более жесткую риторику. После обострения ситуации в Киеве и начала захватов административных зданий крымский парламент публикует знаменитое заявление от 12 декабря 2013 года:

«Мы с вами рискуем потерять все, чего с таким трудом достигли за годы существования нашей республики... Автономия в опасности! Будем готовы встать на ее защиту».

На тот момент Россия не рассматривала вариантов какого-либо военного вмешательства в Крыму, а строило свою политику на партнерство с официальным Киевом. 17 декабря был подписан российско-украинской пакет стратегических соглашений о совместных проектах в авиастроении на многие миллиарды долларов. Планировалось создание совместного авиастроительного производства, Киев получал крупный кредит, политический ветер – явно дул не в сторону конфронтации.

20 января 2014 Верховная Рада Крыма впервые поставила вопрос о правовом статусе республики, заявив об отказе участвовать в любых досрочных выборах и пригрозив провести референдум о статусе полуострова, так как «крымчане не будут жить в бандеровской Украине». Фактически власти автономии выдвинули ультиматум центральным властям: если Киев не защитит жителей Крыма от националистов-радикалов, то парламент считает возможным отделение от Украины.

Подчеркнем, на этот момент в Крыму не предпринимали активных действий российские войска, не было каких-либо отрядов вооруженной самообороны, не подчиняющихся властям. Однако избранные населением власти острова официально поставили вопрос об отделении, который нашел широкую поддержку. Напомним, еще в 2011 году Программа Развития ООН провела социологическое исследование в Крыму, опросив жителей о возможном воссоединении с Россией. Тогда 65,6% опрошенных выступило за такое решение. Через 3 года – сторонники отделения от Украины никуда не исчезли, их число даже, видимо, выросло.

При этом события в Крыму – были лишь частью движения на Юго-востоке Украины. В феврале-марте 2014 года многие региональные парламенты выступили с жесткими заявлениями в адрес новой Киевской власти и совершенного ей переворота. К числу наиболее жестких можно отнести заявление Луганского областного совета от 2 марта 2014, где захват власти сторонниками Майдана признавался нелегитимным и выбрасывался лозунг федерализации Украины. 1 марта аналогичная резолюция была принята Донецким советом. В отличие от Крыма здесь вопрос о независимости не ставился, пока конфликт не перешел в силовую плоскость.

Еще до этого 22 февраля в Харькове прошло собрание депутатов региональных парламентов Юго-востока Украины, где также принимались негативные для Майдана резолюции, а местные власти заявляли о взятии на себя «ответственность за обеспечение конституционного порядка на своих территориях». Можно долго спорить об исторической правоте «Киева» или «Харькова» в 2014 году, однако юридически, после бегства из столицы президента Януковича, обе стороны находились в «серой зоне» и, определяя новый порядок, выходили за границы своих конституционных полномочий.

При этом в обоих политических центрах действовали политики, попавшие в политическую элиту еще до начала кризиса. Депутаты Верховной Рады и региональных советов, избранные населением, не спешили договориться между собой, а явно стремились размежеваться.

Если движение в Киеве можно объяснять политическими неудачами бывшего президента, то оппозиция «Майдану» возникла в считанные месяцы, причем и в лице региональных политических элит, и их избирателей. Возмущение на Юго-востоке быстро приняло более организованные и масштабные формы, чем, например, движение за выхода Казахстана из состава СССР в 1986-1991 гг.

 

В чем же причина конфликта?

Разлом имени Хантингтона

Еще в 1990-е годы западные исследователи констатировали, что получившая независимость Украины попала в число «расколотых государств», чья территория разделена «культурными разломами» на несколько частей, что создает риск распада. Теорию расколотых государств, в том числе применительно к Украине, выдвинул американский социолог Сэмюэл Хантингтон и она быстро получила популярность среди политиков, ученых и писателей.

Основной проблемой стали не культурно-языковые различия, как таковые, а – разное электоральное поведение трех социальных поясов Украины («запад», «центр», «восток»), который выделили исследователи. Разные части страны с большей охотой голосовали за разных политиков, причем не только по признакам общности языка или внешнеполитической ориентации. Тем или иным политикам «чужие» региона субъективно отказывали в «лидерских» качествах, харизма, умении найти общий язык с электоратом – их просто не принимали.

В этих условиях противостояние между партиями могло подменяться противостоянием между регионами страны, причем более жестким, чем в случае соперничества «южан» и «северян» в Кыргызстане или конкуренцией между казахстанскими жузами. Жесткое географическое и языковое, а не семейное разделение, создает базу для более глубоких конфликтов.

В 2000-е года противостояние между «востоком» и «западом» в период транзита власти Кучма-Ющенко-Янукович сглаживалось неформальными компромиссами между Киевом и региональными, в особенности в сфере языка и культуры.

Однако новая «постреволюционная» власть сразу взяла «курс» на продавливание ограничительной языковой политики. Верховная Рада, уже 23 февраля 2014 года, отменила закон о статусе региональных языков, который критиковался за половинчатость, но давал хоть какие-то гарантии нетитульным языкам, включая русский и татарский.

Подобные намерение провозглашались радикалами, захватившими власть еще в 2012-м, в ходе т.н. «языкового майдана», что, естественно, пугало Юго-восток страны, в особенности – многоязычный Крым.

Первоначально большинство регионов «восточного пояса» не ставило вопрос об отделении, поднимался лишь вопрос о федерализации, расширении культурных и финансовых прав регионов до уровня, который существовал, в частности, в соседней России. Киев в ответ прибег к репрессиям, было официально объявлено, что публичное обсуждение идей федерализации объявляется преступлением. В первые месяцы после «Евромайдана» было арестовано и объявлено в розыск более 800 человек по делам и «сепаратизме». Причем аресты начались задолго до вооруженного противостояния в Донецке и Луганске, и как раз вызвали радикализацию противников Майдана.

Позже, в июне 2014 года, Владимир Гройсман, на тот момент вице-премьер правительства Украины признавал, что курс на унитарность был ошибкой и страна нуждается в «децентрализации», на фоне боевых действий на Юго-востоке, заявления были явно запоздавшими.

Собственно, до начала репрессивной кампании – сторонники унитарной Украины имели все шансы выиграть противостояние в полемике и политической борьбе, так как население региона слишком боялось насилия и эскалации конфликта. Но пришедшее к власти благодаря Майдану новое киевское правительство само пошло на обострение и вызвало кризис, переросший в гражданскую войну.

Майдан. Киев. Фото - Игорь Коваленко

 

А потом начались убийства

Угроза устроить языковую и культурную дискриминацию – один из лучших вариантов как обратить на себя внимание широких масс, но далеко не лучший способ заручиться лояльностью населения регионов после переворота. Однако предопределило отделение Крыма и последующее развитие событий – именно насилие.

Еще в период «Евромайдана» риторика мести политическим противникам, смевшим поддерживать несимпатичного им президента, – была популярна среди сторонников движения. Даже «поэтесса Майдана» Анастасия Дмитрук фантазировала в своих широко известных стихах:

«…И зря прячутся крысы, молятся,

 они кровью своей умоются».

Насилие быстро выплеснулось за пределы киевских столкновений «майдановцев» и полиции. Ночью 20 февраля 2014 года в Черкасской области сторонники «Евромайдана» совершили нападение на автобусы с крымскими сторонниками Януковича, которые приезжали в Киев для участия в митингах. Нападавшие были вооружены в том числе автоматическим оружием. Были сожжены 6 автобусов, избито более 300 человек, а 31 – «пропал без вести», по официальными данным. Известно, что минимум часть пропавших были убиты, а тела зарыты на обочине. Эти события, известные как «Корсунский погром», естественно, всколыхнули Крым.    

 

Уже 25 февраля группировка «Правый сектор», участвовавшая в «Евромайдане» заявила, что отправляет в Крым «поезд дружбы», силовые отряды, которые должны были начать преследования противников в Крыму.

Тут уже не оставалось какой-либо недосказанности. Люди столкнулись с угрозой принудительной украинизации – если бы сумели до нее дожить. Тем крымчанам, кто «неправильно» голосовал, публично высказывался и тем более участвовал в политической активности, - прямо и недвусмысленно угрожали расправой. Естественной, под угрозой оказались, в первую очередь, управленческая и интеллектуальная элита полуострова, однако и большинство обычных крымчан чувствовало себя незащищенными.

Нельзя сказать, что страх не имел под собой почвы. Массовое убийство в Доме Профсоюзов в Одессе в мае 2014 года, где по официальным данным погибли 46 человек, - стало лишь наиболее известным актом политического насилия. Антон Геращенко, функционер украинского МВД позже с ностальгией вспоминал, как в Днепровской области подозреваемых в сепаратизме вывозили в лес, подвергали побоям и пыткам. В Донецкой области, в ходе боев в районе Нижней Крынки, прокиевские силовики проводили внесудебные казни и сбрасывали тела убитых в местную шахту.

Что уж говорить о том, что послемайдановская Украина погрузилась в затяжной экономический кризис, столкнулась с массовой безработицей и инфляцией, ростом преступности, развалом коммунальных систем. Подобный кризис на фоне конфликта «востока» и «запада» на Украине ожидали многие. Его прогнозировали, пытались предотвратить, опасались и писали о нем фантастические романы.

Вполне естественно, что в 2014 году жители Крыма захотели оказаться вне новой украинской повседневности. За ее политическими границами, в составе культурно близкой и динамично развивающейся России, только что триумфально принявшей Олимпиаду в Сочи.

Предвыборный плакат в Крыму

Думаю, что любой объективно мыслящий человек поймет этот выбор, просто поставив себя на место крымчан в той непростой исторической ситуации.

Вмешательство российских силовиков лишь исключило развитие ситуации по Донецкому сценарию, позволило избежать боев между сторонниками отделения Крыма и боевиками с континентальной Украины.

Социологический опрос «GfK Ukraine», проведенный на полуострове в марте 2014 году, зафиксировал, что более 86% людей, определившихся с позицией по этому вопросу, – намеревались голосовать за присоединение Крыма к России. Вскоре прошедший референдум  дал схожие результаты.

 

Пример Крыма

Наверное, история Крыма может рассматриваться как урок для постсоветских и не только постсоветских государств.

Ни одна власть, особенно пришедшая к власти в обход конституционных процедур не может бесконтрольно подавлять сколь-либо группы населения, которые ассоциирует со своими политическими противниками. Никакое насилие и показательная жестокость расправ не гарантируются успех такой политике. Наоборот такими агрессивными действиями власть обрекает определенные людей на борьбу за свои права и жизни.

Конечно, люди могут «голосовать ногами», покидать страну, внезапно ставшую чужой. Но они также могут и восстать и унести с собой не только имущества и знания, но – саму страну или ее часть. И позиция далеких или близких соседей здесь уже мало что изменит, если государству «удается» убедить народ в том, что в новой политической системе ему нет места и нет надежды на нормальную жизнь.

Вспомним Чечню. Правительство России в марте 2003 года не побоялось провести референдум о будущей Конституции республики и ее статусе. Несмотря на искушение целиком опереться на военную силу и продиктовать населению региона свою волю. В результате война в Чечне была успешно завершена, и республика стала одним из наиболее политически стабильных регионов страны, поддерживающим существующую политическую систему.

Спустя 11 лет новая украинская власть попыталась разрешить политические противоречия с помощью насилия и потеряла Крым, столкнулась с восстаниями и массовыми протестами в других регионах. Страна вступила в затяжной политический кризис, из которого прежней уже не выйдет.

Это урок для любой страны. Ресурс прочности государства и общества не безграничен, поэтому предпринимая сколь угодно сложные и непопулярные шаги – правительство должно сохранять уважение ко всем народ, населяющим страну. Иначе оно рискует подорвать собственные основы и войти в историю в качестве разрушителей.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram