Государственная дума Российской империи отправила в Туркестан край свою комиссию в составе представителя фракции трудовиков Александра Керенского и члена мусульманской фракции Кутлу-Мухаммеда Тевкелева. Секретарь мусульманской фракции Мустафа Шокай (Чокаев) был прикреплен к комиссии как помощник и переводчик. Доклад о работе комиссии сделал А.Керенский.

КЕРЕНСКИЙ. Господа члены Государственной Думы. События, которые мы должны обсудить, произошли довольно много времени тому назад, но последствия их сказываются до сих пор, и они будут еще долго сказываться в жизни не только Туркестана и Степных областей, но и всей России. Сегодня я хотел бы, перед вами изложить объективно, по возможности; по документам все, что произошло в Туркестане и Степных областях. Думаю, что в этом вопросе, вопросе, касающемся далекой окраины, вопросе, касающемся политики нашего государства по отношению к «инородцам» в далекой Азии, едва ли между нами могут быть те сложные и многогранные разногласия, которые разделяют нас по многим или почти по всем-вопросам государственной жизни внутри России.

События эти, Господа, не только внесли экономическое разрушение, не только нарушили спокойное течение жизни в огромных областях России, но они были соединены с жертвами как со стороны русского, так и туземного населения. Погибло несколько тысяч (2-3) русского населения и много десятков тысяч туземного. Разобраться в причинах этих ужасных трагических событий, установить виновников этого происшествия и попытаться найти те корни, которые вызвали события в. Туркестане, и предотвратить их в будущем — вот задача, которую я себе ставлю.

Вы помните, Господа, что 25 июня 1916 г. появилось Высочайшее повеление, опубликованное 6 июля 1916 г. в собрании узаконений и распоряжений правительства, № 182. Этим Высочайшим повелением «для работ по устройству оборонительных: сооружений и военных сообщений в районе деятельности армий» призывалось мужское инородческое население Империи «в возрасте от 19 до 43 лет». Я утверждаю, Господа, что этого Высочайшего повеления в порядке, каком оно было издано, издано быть не могло. Я утверждаю, что само Высочайшее повеление нарушило основной закон Российской Империи, 71 статью, говорящую о том, что «русские подданные обязаны отбывать повинность» только «согласно постановлению закона». В этом указе сделана ссылка на закон о реквизиции, прошедший по 87 статье, но эта ссылка совершенно не верна. Да и сам указ говорит, что нужно только определение возрастов и установление подробных правил выработать «применительно к порядку закона о реквизиции».

И, действительно, если вы возьмете статьи 137, 138, 139 и следующие статьи закона о реквизиций по приказу 1914 г. по военному ведомству, то вы увидите, что правила о реквизиции не предвидят того случая, который предусмотрен указом от 25 июня. Правила о реквизиции предоставляют командующим войсками и местным начальникам армии, во-первых, призывать в принудительном порядке к работам все местное население, именно «местное население» для работ на месте и, во-вторых, все население без исключения. Действительно мы знаем случаи на фронте и в ближайшем тылу, когда для рытья окопов, для возведения валов и других сооружений обороны в крепостях призывается в порядке реквизиции «все местное население» для исполнения тех или иных работ.В данном случае туземцы были привлечены именно как таковые, не как местные, жители, не распоряжением данного начальника армии или даже военного министра для работ в данной местности, они были привлечены как инородцы, одновременно во всей Российской Империи. И раз это так, то несомненно, что привлечение, т. е. возложение новой повинности на целый «разряд» русских граждан, именующихся инородцами, возложение новой повинности могло произойти только в порядке статьи 71, т.е. законодательным путем. Таким образом, самое содержание указа, опубликованного 6 июля, «не подлежало распубликованию в собрании узаконений и распоряжений правительства. И Правительствующий Сенат должен был задержать распубликование этого Высочайшего повеления, как нарушающего основные законы.

Кроме того, господа, в статье 93 Основного Закона совершенно точно установлено, в каком порядке на местах приводятся в исполнение, в действие новые законы или новые указы Высочайшей власти. Там говорится, что на местах тот или иной «закон» правительства начинает действовать только со времени получения в данном месте соответствующего номера собрания узаконений и распоряжений правительства. В случае же, если правительство считает данную меру необходимой провести в порядке экстренном, это должно быть особо оговорено в самом законе.

И, действительно, даже уже во время войны, когда в порядке Верховного управления были расширены полномочия местным главнокомандующим и командующим армиями, то в Высочайшем указе от 29 августа 1914 г. было сказано в пункте 5: «Привести настоящий указ в исполнение по телеграфу». Между тем, в Высочайшем повелении от 25 июля такого пункта не содержится. Местная власть не имела права приступить к выполнению этого Высочайшего повеления вне условий, статьей 93 предусмотренных. А Председатель Совета министров и министр, внутренних дел никоим образом не могли по телеграфу еще в конце июня, т.е. до распубликования в собрании узаконений и распоряжений правительства, требовать «по телеграфу» от местных властей немедленного и неукоснительного исполнения Высочайшего повеления от 25 июля.

И, наконец, господа, предъявляя, это Высочайшее повеление «к исполнению» местным властям, министр внутренних дел и Председатель Совета Министров не считали для себя даже обязательным выполнение точной воли, изложенной в Высочайшем указе. В пункте 2 Высочайшего повеления говорится: «Определение возрастов инородческого населения, подлежащих привлечению к работам, а равно установление подробных правил привлечения их к сим работам применительно к порядку, заключающемуся в Высочайше утвержденном мнении Военного Совета от 3 августа 1914 г., предоставить соглашению министра внутренних дел и министра военного». Отдавая распоряжение по телеграфу выполнить Высочайшее повеление немедленно, министр внутренних: дел и Председатель Совета Министров, а также и военный министр не выполнили пункт 2 Высочайшего указа. До сих пор не существует этих «подробных правил, установленных по соглашению министра внутренних дел и министра военного», и до сих пор в порядке, указанном в пункте 2 Высочайшего повеления, не предусмотрено, какие возрасты инородцев должны быть привлечены к этой трудовой повинности.

Таким образом, господа, вы видите: при обнародовании в жизнь одного только Высочайшего повеления от 25 июня были нарушены все, какие только можно было и нарушить, основные и не основные законы Российской империи. Этот факт, этот случай очень характерен, потому что здесь вы видите не только пренебрежение со стороны министров к основным законам, не только их полное игнорирование интересов и нужд страны, но и признание себя самих абсолютными самодержцами Российской Империи, признание, что для их министерской воли никаких ограничений не существует. Даже точную волю Верховной власти для себя они считают совершенно необязательной.

И если бы, господа, после такого проведения в жизнь Высочайшего указа 25 июня не было бы никаких последствий, если бы по существу этот указ действительно заключал бы в себе какую-нибудь логику, какое-нибудь соответствие с требованиями жизни, если бы не было после этого тех роковых последствий, которые переживала страна, и тогда бы мы имели полное право сказать, что такой метод действий, такое исполнение Высочайшего повеления, такое управление государством — недопустимо. А если вы представите себе, что случилось после объявления и проведения в жизнь этого указа, то, господа, может быть, не нужно будет так далеко искать виновника этих происшествий, может быть эти виновники гораздо ближе, может быть именно эти виновники — те самые люди, которые этот указ издавали?!

Как ни скверны законы Российской империи, но и в них есть известная логика и известный смысл. Например, при объявлении новых мер в отношении населения, управляемого в особом порядке, имеющего, так сказать, некоторые своеобразные условия быта, закон предусматривает некоторые особенности. Статья 205 Учр. Мин. говорит, что «в отношении мер, принимаемых для благоустройства общей пользы и казенного имущества в крае, вверенном, управлению генерал- губернатора», эти меры не предпринимаются иначе, как «по предварительном истребовании соображений и заключений» генерал-губернатора.

Учр. Мин. - Здесь имеется ввиду Манифест об учреждении министерств — первый акт министерской реформы 1802-11 гг., регламентировавший деятельность отраслевых управленческих органов в Российской империи. Издан 8 сентября 1802 г. императором Александром I., - авт.

Посему при принятии таковых мер, в законодательном или административном порядке в предположении, подносящемся на утверждение, необходимо излагается подробно мнение местной власти об этой новой мере. И эта 205 статья также не была выполнена. Ко всему тому, что я говорил, надо прибавить, господа, еще, что для самой местной власти, для самого Туркестанского генерал-губернатора, генерал-губернатора Степного и всех губернаторов, для всей местной администрации этот указ свалился, как снег на голову, так же, как он свалился и на само население. Не потрудились даже, проводя такой огромной важности меру, не потрудились даже опросить сначала местную власть: «Считаете ли вы это возможным, и если вы считаете это возможным, то в каком порядке и когда это нужно привести в исполнение, кого нужно позвать, какие местные условия требуют особых, так сказать, мер для того, чтобы не вызвать серьезных осложнений». Ведь, господа, Туркестан и Степные киргизские области — это не Тульская или Тамбовская губерния.

До 1925 г. казахов называли киргизами.

На них нужно смотреть, как смотрят англичане или французы на свои колонии. Это огромный мир со своеобразным бытовым, экономическим и политическим содержанием. И старый закон, закон, создавшийся еще при Сперанском, когда еще оставалась частица здравого государственного ума в русском высшем управлении, тогда, господа, были предусмотрены те пути, и те средства, какими нужно управлять окраинами. При таких обстоятельствах 25 июня появляется, т. е. подписывается, а 29 июня телеграфно сообщается на места к немедленному исполнению указ в его голом виде: Телеграмма гласит следующее: «Немедленно, привести в исполнение Высочайшее повеление от 25 июня и призвать к соответствующим работам взрослое туземное население от 19 до 43 лет».

Господа члены Государственной Думы, все, кто здесь сидят, без различия ваших партийных убеждений и точек зрения, я спрошу вас, если бы в Тамбовской или Московской губернии внезапно была бы издана новая мера, которая требовала бы немедленного, во время разгара полевых работ, увода куда-то в неизвестные пространства всего мужского трудоспособного населения, я спрашиваю вас, господа члены Государственной Думы, что в этой Тамбовской и Тульской губернии такая нелепая или сумасшедшая мера могла ли быть выполнена, а если бы она начала применяться, то какие последствия были бы в этой Тамбовской губернии?! Я утверждаю, господа, что те же самые последствия были бы и, может быть, гораздо в большем размере, чем они были в Туркестане и Степных областях.

Представьте себе положение и местной администрации, которая получает такой указ, подписанный не только министром внутренних дел, но и Председателем Совета Министров, (Этот министр, кстати сказать, отличался не только теми свойствами, которые включаются в понятие теперешнего русского министра, но, кроме того, и поразительным невежеством в порядке управления того государства, во главе которого он стоял. В телеграмме, например, в Туркестан было сказано: исполнение этой меры поручить «инородческому управлению», — во всем Туркестане вовсе не существующему).

И вот для того, чтобы представить себе значение этого указа, на минуту отвлечемся от развития событий, которые были после указа, и представим себе положение вещей в Туркестане и Степных областях накануне объявления этого Высочайшего повеления. Говорят, и говорят даже со Скамей правительственных, как недавно в военно-морской комиссии, говорят без всякого основания, что это «движение», о котором я буду говорить, после, «подготовлялось», что это есть «результат панисламистской, немецкой» или какой-то еще другой пропаганды. Так вот я утверждаю, господа, что накануне объявления Высочайшего повеления в Ташкенте во всей Роcсии не было области, не было края более спокойного, более мирно настроенного и менее внушающего какие бы то ни было опасения, чем Туркестан и Степное генерал-губернаторство. Это я могу подтвердить фактами. Ведь, в то время, господа, в продолжение всей войны не в Туркестан, а из Туркестана везлись русские войска.

Я опросил всю местную, администрацию, конечно, не в буквальном смысле слова «всю», но представителей всех, так сказать, рангов и степеней, я говорил со всем местным населением, и с теми, которые пострадали от того движения, которое потом было. Все они единогласно утверждали, что до момента объявления Высочайшего указа никаких малейших признаков на возможность этих событий в Туркестане не наблюдалось. Например, убитый в Джизаке уездный начальник Рукин был так уверен в спокойствии населения, что, когда ему сказали, что в Старом Городе идут беспорядки, он пошел туда пешком, не взяв с собой даже шашки, а с одним фотографическим аппаратом, в сопровождений только переводчика, совершенно уверенный, что никакой опасности ему от «волнений» быть не может. В том же самом уезде русские женщины: акушерка, сельская учительница, которых я потом спрашивал в больнице, — в продолжение всей войны жили в глухих местах Туркестанского, края без всякой охраны и не только без всякой охраны, но и в отсутствии хотя бы одного русского мужчины, жили одни женщины среди местного населения.

Кроме того, господа, ведь в продолжение всей войны с местного населения беспрерывно шли реквизиционные сборы, сборы лошадей, кибиток, верблюдов. Население жертвовало и жертвовало в огромном количестве, и когда с них собирали эти деньги, когда производили реквизицию, им все время говорили: «Давайте больше, потому что никакой другой повинности во время войны вы не несете и не будете нести». Вот, предо мною один из отчетов, подписанный местным администратором по организации помощи семьям ушедших на войну русских поселенцев в сельскохозяйственных работах, которая выразилась в сумме около 100 000 руб., слишком 100 000 руб. Отчет кончается так: «Вместе с тем, комиссия не отставляет светлой надежды на отзывчивость жертвователей и особенно на отзывчивость тех полудиких кочевников, далеко стоящих от культурной жизни, которые, главным образом, на своих плечах выносят всю тяжесть материальной помощи семьям защитников, ушедших на фронт».

Это говорится о тех самых «полудиких кочевниках», которых потом превратили в сознательно замышлявших «измену и восстание против Российской Империи». Это те самые, кочевники, которых теперь беспощадно десятками тысяч истребляют, планомерно и систематично. Я, господа, цитирую вам этот документ не для того, чтобы вызвать у вас сострадание и сказать, что они требуют к себе более внимательного отношения потому, что они жертвовали и помогали, ушедшим на войну, - это для меня не довод, я считаю, что всякий гражданин имеет право пользоваться защитою законов, как бы он к чему бы то ни было ни относился, — я говорю это для того, чтобы иллюстрировать перед вами, насколько там был глубокий тыл, насколько там действительно было тихо и спокойно.

И почему же вдруг 29 июня получается указ, а 7 июля происходят уже первые беспорядки? На какой почве, что их вызвало? Я категорически и совершенно определенно вам отвечаю: причиной всего того, что произошло в Туркестане, является исключительно центральная власть, объявившая и проведшая в жизнь беззаконное Высочайшее повеление беззаконным порядком, с нарушением всех элементарных требований закона и права. Это они (указывая на места правительства) являются виновниками того, что они разрушили эту цветущую окраину, это они создали там условия, при которых местное население начинает голодать. Это они, господа, виновники того, что ко всем фронтам войны прибавился новый Туркестанский фронт. Вы представьте себе то, что я говорил о содержании указа, и вы поймете, для вас станет совершенно очевидным все, что было и должно было быть, когда он дошел на места.

Но, ведь, кроме того, что заключалось в самом указе, есть еще местные условия, есть быт, есть экономические условия жизни данного населения. Высочайшее повеление, проведенное без обсуждения на местах, без всякой подготовки, шло настолько вразрез со всем укладом местной жизни, что оно совершенно не могло быть проведено, в действительности в жизнь, и даже момент проведения выбрали самый невозможный, самый неудачный из всех моментов, которые только можно было выбрать. В это время не только в Туркестане был разгар сельскохозяйственного сезона, который по местным условиям кончается не в августе, а к концу октября. Но не только эти «от 19 до 43 лет» люди были заняты на полях и в садах, — в это время у мусульман был величайший в году праздник — происходил великий мусульманский пост, так называемая, «Ураза», когда все мусульманское население с восхода до захода солнца — а вы знаете, какой длинный летом день, — не пьет и не ест ничего и только ночью предается моленью, а также подкрепляет себя пищею. Это время самого острого нервного подъема, это время, когда все мусульманское население исключительно уходит в исполнение своих религиозных нужд и бодрствует в продолжение целой ночи, исполняя свой религиозный обряд.

Наконец, имейте в виду, господа, что в Туркестане положение женщины совершенно другое. Там, именно в Туркестане, уход с сельского хозяйства мужчины делает семью совершенно беспомощной, потому что местные туземные женщины — это единственная мусульманская женщина в мире, оставшаяся в таком положении именно в Российской империи — мусульманская женщина здесь абсолютно лишена всякой возможности сноситься с внешним миром, потому что даже на улице она появляется в особой одежде, с особым, совершенно плотно закрывающим ее занавесом на лице, и ей запрещено вступать в какую бы то ни было беседу, в какой бы то ни было разговор с посторонним мужчиной. Таким образом, самая возможность ликвидировать урожай, привезти его на базар, сдать хлопок откупщикам исключается, если уходят все взрослые мужчины из семьи. Я не буду, господа, перечислять вам все остальные причины, которые уже подготовляли местное население к тому, чтобы этот указ был воспринят чрезвычайно болезненно. И я думаю, что, если бы эта мера была продумана первоначально на местах, если бы она была проведена согласно указаниям местных людей и местной власти, то всех этих «недоразумений» не было бы.

Получив этот указ, исполняющий должность туркестанского генерал-губернатора собрал совещание со всеми губернаторами края и на этом совещании они обсуждали, как привести в исполнение эту меру, и находили, что ода невыполнима. Но ведь закон для русского чиновника вещь второстепенная, — приказание начальства - это всё для него и он всегда его исполнит. И в этом огромном совещании местных представителей власти нашелся только один губернатор, генерал Гиппиус, который имел гражданское мужество подать особое мнение и не подчиниться такому безумному распоряжению власти. Это был единственный губернатор, который сказал: «Мера такого содержания, и в таком порядке проводи¬мая, не может быть благополучно проведена: вы скорее, господа, думайте не о том, как ее проводить, а о том, как усмирять население и как бороться с теми последствиями, которые вызовет эта мера».

Он подал такое особое мнение, и он у себя в Фергане отказался выполнять распоряжение генерал-губернатора, провел своим порядком эту меру, достигнув того, что там не было таких беспорядков, как в других областях, как, например, в Семиречье. За это он получил чисто русскую благодарность. Этот единственный человек, так поступивший и так правильно понявший свой гражданский и административный долг, был немедленно отчислен от исполнения своих, обязанностей, якобы за неподчинение распоряжению высшей и верховной власти.

Ясное дело, что генерал Гиппиус поступил так не потому что он гуманист (военный и гуманист - вещи не совместимые), а просто здраво мыслящий государственник, бòльший государственник, чем его начальство.

В начале июля было сделано распоряжение всем губернаторам, приставам, уездным начальникам и т.д. о том, чтобы, немедленно составить списки всего мужского населения «для, взятия их на окопные работы». Господа, этот самый слух, это сообщений о том, что берут все мужское население на окопы куда-то, в действующую армию, было понято населением совершенно превратно, и, понято не без участия местных властей. Это было понято, господа, таким образом, что все местное туземное население отправляется на фронт для того, чтобы копать окопы и подготовлять оборонительные сооружения впереди, перед русскими солдатами, т.е., что все туземцы будут безоружные под расстрелом как с немецкой, так и с русской стороны. Что понималась эта мера, как взятие не только в окопы, но даже «в солдаты», — я могу подтвердить одним документом, который у меня есть. Должностное лицо, объявляя населению о призыве, говорит: немедленно составить списки «для взятия в солдаты» местного населения; А Степной генерал-губернатор, генерал Сухомлинов, подтверждает это мое заявление тем, что он, этот генерал- губернатор издал особое объявление, где говорит: «До сведения моего дошло, что среди населения распространяются слухи о том, будто бы киргизы привлекаются на работы по устройству окопов в места между нашими и неприятельскими передовыми боевыми позициями и что, таким, образом киргизам грозит неизбежный расстрел с той и с другой стороны».

Вот эти слухи, циркулирующие среди населения, генерал- губернатор опровергает. Но вы знаете, господа, что значит для русского населения опровержение какого-либо администратора! И как можно было бороться с теми — не слухами, распространяемыми отдельными, людьми, — а общим убеждением, которое охватило всю массу населения только путем таких объявлений, в то время, когда вот именно этого требуемого Высочайшим указом порядка призыва не последовало до сих пор, когда вся местная власть сама не знала, как разъяснить эту меру населению, и для чего, и куда, собственно говоря, все эти туземцы будут направлены? Даже официальный орган Семиреченского губернатора той именно местности, где были наиболее острые беспорядки, устанавливая причины волнений, говорит, что одной из причин были те слухи, и те разговоры со стороны русских людей, которые «дразнили» местное туземное население, говоря киргизам, что их повезут в окопы, что их будут там безоружных убивать, что их будут там «кормить свининой», и т.д., и т.д.

Но, господа, и эти слухи играли второстепенную роль сравнительно с теми действиями, которые последовали на местах немедленно после объявления Высочайшего приказа. Я говорил вам, что я считаю Высочайшее повеление единственной причиной событий, и утверждаю, что этот приказ невыполним и не был выполнен на местах. И это подтверждается тем, господа, что действительно в том порядке, как это было предусмотрено здесь в Петербурге, нигде этот Высочайший указ не выполнен. Везде от системы принудительного набора, от системы «повинности» местная власть должна была немедленно перейти к системе откупной. Исполняющий должность Туркестанского генерал- губернатора, весьма ограниченный администратор, хотя, может быть, прекрасный военачальник, генерал Ерофеев, в одном из своих приказов даже так и пишет о туземцах, «откупившихся» от необходимости идти на фронт.

И вот эта купля и продажа, которая началась на местах в связи с действиями администрации, и вызвала то возмущение, которое началось среди местного населения. А действия администрации заключались в том, что, получив этот приказ, явно невыполнимый, местная администрация сразу сообразила, что перед нею открывается новый небывалый золотой фонтан. Они сразу поняли, что это новый источник невероятного, сказочного обогащения; новый источник эксплуатации и вымогательства населения. Эта купля и продажа Высочайшего повеления, это стремление к немедленному обогащению, «пока не поздно», создали вакханалию на местах. Я, господа, не буду останавливаться на отдельных случаях и не буду перечислять вам и останавливаться на виновности Петрова, Иванова, Сидорова — это слишком маленькие люди, чтобы занимать внимание высокой палаты, но я решительно возражаю против той версии, которая принята теперь и правительством, версии, которая всю вину за вымогательства и взятки слагает на местную низшую туземную администрацию. Это, господа, совершенно неверно.

Туземная администрация, эти «минбаши», т.е. сельские старосты, «аксакалы» и т.д., и т.д., они были только агентами в руках той русской администрации, которая и раньше в тесном союзе и именно через этих своих агентов обогащалась, вымогая и эксплуатируя население. Это верно, потому что многие из этих администраторов русских уже смещены со своих должностей, и в одном из приказов Туркестанского генерал-губернатора Куропаткина прямо говорится о том невероятном размахе — я сейчас вам найду этот приказ, говорится о «целом ряде самых возмутительных лихоимств и вымогательств».

Куропаткин А.Н. (1848-1925) — участник завоевания Средней Азии (1866-1883), начальник Закаспийской области в 1890-1897 гг., военный министр в 1898-1904 гг., участник Первой мировой войны. С июля 1916 по март 1917 гг. — генерал-губернатор Туркестана.

И что это верно, это я могу подтвердить и тем, что без различия как в Ташкенте, так и в Семиречье, как в Самаркандской области, так и в Ферганской, как в Туркестане, так и в Степных областях, волнения местного населения всегда и самым точным образом совпадали с моментом составления списков. Да, господа, неужели вы сами не знаете русской администрации, неужели вы можете сомневаться, что сделал Иванов или Петров, носящий форму чиновную, когда ему представлялась возможность на свой вкус и взгляд определить, какого возраста данный «Махмудка»! Ведь вы имейте в виду, что посемейных списков там нет, — воинская повинность в Туркестане не введена, и потому, установить, кому 19, а кому 18 лет, кому 43, а кому 53 или 45, кому 30, кому 48 — невозможно. Это нужно было делать на взгляд. Вы понимаете, что значит, когда местная администрация начала по взгляду определять, кому сколько лет!

Сколько они получили в карманы от этого определения, и как пострадало местное население, которое старалось тщетно доказать, что этому 60-летнему старику (одного я сам видал), «по ошибке», по списку оказывалось 30 лет, потому что он не мог заплатить 300 р., а мальчишке в 25-30 лет оказывалось 50, потому что он богатый человек. И ведь в жалобах, которые шли к нам от местного населения, они не ограничивались только туземной администрацией. Но кто же мог осмелиться — какой сарт или киргиз посмел пожаловаться начальству на этого «тюрю», на этого местного «господина» в военной полицейской форме, когда их безнаказанно, как собак, пристреливал в это время всякий, кому было не лень?

Сарты — узбекская часть оседлого населения оазисов, одна из трех этнических групп, образовавших узбекскую нацию.

Вы представьте себе состояние этой загнанной, запуганной, терроризированной массы! Вы представьте себе положение женщин, у которых отнимали всех мужчин, которых оставляли на произвол голода и нищеты! И недаром первые беспорядки, которые были 5 июля в Ходженте, были, как мне говорил один из представителей жандармской власти, — «бабьим бунтом». Туземные женщины вышли на улицу, хотя не имели права, как я уже говорил, показываться ни одному постороннему мужчине, вышли без «чадры», бросались под ноги казачьим лошадям, умоляя лучше, их убить, чем заставить умирать голодной смертью (ГОЛОС слева: «Позор»). Вы знаете, что это было первое движение во всем Туркестане и во всех сартовских областях, за исключением Джизакского уезда, не пострадал ни один русский человек.

А кто пострадал? Пострадали, эти низшие агенты, эти исполнители приказаний уездного начальника, обиравшие местное население, эти минбаши, т.е. сельские старосты, волостные писаря, которые составляли эти «списки». Население являлось и требовало уничтожения этих списков, как незаконно составленных, требовало, чтобы прекратили с них вымогательства. Когда приехал новый генерал-губернатор Куропаткин - к сожалению, слишком поздно — все это было признано, все эти факты были установлены. Таким образом, каждый, кто знает историю событий в Туркестане, должен признать, что никаких других причин волнений, кроме самого указа и формы, и способа его исполнения, не было. И как только принимались меры к тому, чтобы изменить порядок исполнения этой меры, как только начинали обращаться с местным населением более или менее прилично и разъясняли ему, что от него хотят и как нужно это делать, сейчас же исчезали эти волнения, прекращалось это «восстание», как здесь называют это теперь в Петербурге. Почему же?! Если бы были глубокие местные причины, если бы был заговор, если бы было «иностранное влияние», почему же они вспыхнули вместе с указом, и вместе с фактической отменой Этого нелепого распоряжения г. Штюрмера они сейчас же исчезали.

Штюрмер В.В. (1848-1917) — 20 января 1916 г. сменил И.Л.Горемыкина на посту Председателя Совета Министров.

Позвольте, господа, мне не углубляться больше в доказательства моего основного положения, что никаких других причин кроме указа и его исполнения, событий, бывших в Туркестане, не было. Если только попробуют отсюда (указывает на места правительства) мне возражать, разрешите, я уже фактами окончательно докажу, что они будут говорить неправду.

Здесь мы не можем согласиться с Александром Федоровичем (никаких других причин) и в дальнейшем после опубликования доклада обоснуем свою точку зрения. Особенно это касается массового изъятия земель у коренного населения Семиречья. А до Семиречья комиссия Керенского не добралась. Маршрут у нее был: Петроград - Джизак - Самарканд - Андижан - Коканд - Ташкент - Петроград.

Но, как я уже говорил, кроме этого «центрального акта», вызвавшего беспорядки в Туркестане, было еще «исполнение». Это исполнение заключалось, как я уже говорил, в этих вымогательствах, а также в судебном шантаже. Взяв с населения все, что было возможно, начинали вторую стадию вымогательства. Решили еще кое-что выбить из туземной массы, угрожая привлечением в судебном порядке, грозящем чуть ли не смертной казнью за сопротивление властям. Стыдно было слушать, позорно было слушать, господа, как эти «полудикие номады» и очень культурные местные сарты и русские рассказывали, какая такса существует за то, чтобы откупиться от судебных преследований.

Вы помните, с этой кафедры мы рассказывали вам, какая система практиковалась на Кавказе, когда создавалось, великое дело дашнакцютюн, когда миллионеры и богачи десятками сажались в тюрьмы для получения с них откупа. Та же самая система, тот же способ практиковался в Туркестане, В мелких городках, в Намангане или Коканде, сотни, иногда тысячи свезенных со всего округа людей, без различия пола и возраста, сидели в тюрьмах. И только тот выходил, кто мог заплатить хорошую мзду. Потом были приняты меры, многие были освобождены, когда началась так называемая «новая эра» управления Туркестаном. Но в психологии масс то, что она пережила, оставило свой след и оставило след на многие годы, а может быть десятилетия! И нам, представителям русской государственности, русской культуры, всем без различия партий должно быть болезненно стыдно за то поношение, за то оскорбление, осквернение русской культуры, которое проделывалось, русскими чиновниками, когда наша культура бросалась в грязь на глазах этой местной туземной массы.

Я говорил, господа, что на почве вот этого нелепого указа, на почве не¬допустимого исполнения его на местах, несомненно начались эксцессы и волнения. Туземное население волновалось, как всегда волнуются народные массы. Это были стихийные вспышки, стихийные вспышки людей, доведенных до ужаса и отчаяния, до негодования, но людей невежественных, темных, не понимающих причин, которые вызвали их несчастия! Это движение, вспыхивающее то тут, то там, было движен¬ем стихийным, таким же, как бывает всякое стихийное движение и. как оно бывало и в России. Всегда одинаковым способом отвечает доведенная до исступления масса на эксцессы и беззакония властей. Это один способ, который существует как, в культурных, так и в некультурных государствах. Исчезает последняя водя, последняя сдержка, исчезает последний луч разума в этой массе. Она бросается, делает разгром, погром, совершает убийства и сама же сейчас в ужасе от происшествия, в ужасе от того, что она сделала, бросается назад, распыляется так, что нельзя больше ее как массу, как таковую, нигде найти!

Именно так происходили все туземные «беспорядки в Туркестане». На эти беспорядки администрация и русская государственная власть отвечала планомерным и систематическим террором, недопустимым не только в культурном европейском государстве, но недопустимым, даже в какой бы то ни было восточной деспотии! Очень трудно будет нам говорить теперь «о турецких зверствах в Армении»; очень трудно будет нам говорить «о немецких зверствах в Бельгии», когда того, что происходило в горах Семиречья, никогда может быть мир до сих пор не видел!

Господа, внизу, в долинных областях, в местности, населенной сартами, русское население только пострадало в одном уезде — в Джизакском: там действительно было убито и пострадало около ста человек. Это были мужчины и женщины, которые были застигнуты лавиной кочевников, которая шла с гор к Джизаку, застигнуты в разных местах Джизакского уезда. Они погибли. Что это была стихийная вспышка, что это было не «организованное восстание», а тем более не восстание, подготовленное закордонными нашими врагами, видно, уже из того, господа, что все эти пострадавшие, как я уже говорил, еще за несколько дней до события не знали ничего и нисколько не боялись. Одна из пострадавших, которую я опрашивал, говорила, что только за несколько дней они почувствовали, что население начинает волноваться и хотели уехать. И характерно, господа, как они узнали, что волнуется население: они узнали из того факта, что к ним, к фельдшерице поселка Заамин, стало приходить много раненых туземцев, избитых и пораненных. Она говорила, что, очевидно, прежде, чем спуститься с гор, между, ними самими шла сильная борьба, была борьба из-за какого-то вопроса. А эта борьба, господа, она происходила и в Фергане, и в Джизаке, и в Семиречье: это была борьба между беднотой и богатым классов.

И в самом городе Джизаке, и среди киргиз, как установлено официальными и неофициальными сообщениями, волнения начинались вот именно с вопроса о цене, которую нужно уплатить за человека, который пойдет своею кровью искупать остающихся на местах. Шел спор между богачами, местными баями и остальной туземной массой. Масса требовала, чтобы этот налог, откупной налог, был распределен пропорционально богатству того или другого местного жителя, а баи, вместе с русской администрацией, отстаивали «подымное» обложение, И в то время, когда в каком-нибудь кишлаке для богатого купца или землевладельца уплатить 10 или там 50 руб. ничего не стоило, беднота в это время (как подтвердили мне в Фергане инспектора мелкого кредита) шла и продавала последних своих коров, за

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram