Среди точек воздействия, представляющих собой более стратегический интерес изначально был и Прикаспий.

Еще в 1995 г. правительством Бурханутдина Раббани с аргентинской компанией «Bridas» было заключено соглашение по строительству газопровода, позже получившего наименование ТАК (Трансафганский газопровод), а сейчас именуемого ТАПИ (Туркмения-Афганистан-Пакистан-Индия). «Bridas» предлагала всем афганским фракциям, контролирующим различные участки трассы будущего газопровода, неплохие условия: развитие инфраструктур прилегающих областей, толерантность в отношении факта непризнания талибов в международном сообществе. «Bridas» имела и свое лобби в американском транспортном бизнесе [Бойко В. Контуры государственной политики талибов// Азия и Африка сегодня. — М., 2000. — № 9. — С. 32].

Конкурирующим подрядчиком являлась американская калифорнийская компания «Unocal Central Asia», выступавшая в тандеме с саудовской «Delta Gas Pipeline», которая, в свою очередь, имела соглашение по строительству газопровода с правительством Туркмении, подписанное в том же 1995 г. 13 августа 1996 г. между «Unocal Central Asia» и администрацией движения «Талибан» была подписана Декларация о намерениях по «трансафганскому проекту» [Unocal, DeltaSignMOUwithGazpromandTurkmenrusgazfornaturalgaspipelineproject]. Тогда же был основан международный консорциум Centgas (Central Asia Gas Pipeline Ltd).

Реализовать проект можно было только через стабильный Афганистан. И стабильность должны были обеспечить талибы. «Unocal Central Asia» уже организовала техническое училище в Кандагаре, где обучались первые бригады афганских инженеров и рабочих. С поддержкой проекта выступали госдепартамент и президент Клинтон, для лоббирования проекта в Вашингтоне были привлечены очень влиятельные люди — например, бывший госсекретарь Генри Киссинджер и бывший директор ЦРУ Ричард Хелмс. Идея проекта изумительно вписывалась в стратегические планы США по формированию сети трансевразийских коммуникаций, игнорирующих территории России и Ирана.

Однако примерно к 1998-1999 гг. становится очевидной неспособность талибов объединить и сделать управляемой страну. Переломными стали, вероятно, события весны-лета 1997 г., когда прорыв талибов на север не привел к установлению полного контроля «Талибана» над всей территорией Афганистана. Вдобавок, американская стратегия недостаточно учла афганскую социально-политическую специфику, а именно: отсутствие традиции жесткой централизации государственной власти. К 2000 г. уже не было единого руководства «Талибана», фактически действовало сразу несколько центров власти. В Кандагаре управлял мулла Мохаммад Омар, в Кабуле — мулла Мохаммад Раббани, в Герате — мулла Хасан, кундузской группировкой до июля 2000 г. командовал Башир Баглани, свои претензии, порой выливающиеся в вооруженное противостояние, высказывали пуштунские авторитеты Нангархара, Лагмана, Кунара, некоторые из них вели сепаратные переговоры с «Северным альянсом» [См.: Князев А. Афганистан как источник религиозного экстремизма и терроризма: год 2000-й// Центральная Азия и Кавказ. — 2000. — № 5 (11). — С. 86].

В 2000-1001 гг. постепенно появляются первые признаки активизации на афганском направлении России и Китая. Стремление Москвы и Пекина не просто разделить сферы влияния в Центральной Азии, но и самостоятельно решать вопросы центральноазиатской безопасности, а также объединить усилия государств региона для противостояния западной гегемонии, вызвало особое беспокойство Запада. Знаковым событием в этом ряду стал душанбинский саммит 2001 г. — участником ШОС стал Узбекистан, на который в регионе США делалась главная ставка. Приезд в Душанбе И. Каримова и его готовность к тому, что «всем нужно признать наличие интересов России в Центральной Азии» [См. подробнее: Князев А.А. Афганский кризис и безопасность Центральной Азии (XIX — начало XXI в.). — Душанбе: Дониш, 2004. — С. 456-468], стали отправной точкой для реализации принципиально нового американского сценария.       

Уже в конце 1990-х гг. в американскую политику в регионе Ближнего и Среднего Востока вносятся существенные коррективы: начинается осуществление плана установления прямого военного присутствия США не только в Афганистане, но и сразу в ряде стран региона. Позиционирование «Талибана» меняется полярно, в информационном сопровождении американских внешнеполитических операций ключевой фигурой становится в высшей степени демонизированная фигура Осамы бен Ладена. Первым знаком изменения тактики США в Афганистане стали бомбежки лагерей моджахедов в августе 1998 г. Важным шагом в осуществлении нового регионального плана, который в значительной степени изменил стратегическую картину в регионе, было решение 1999 г. о включении южного фланга СНГ в «зону ответственности» командования CENTCOMа.

Таким образом, суверенитет центральноазиатских государств не рассматривался как препятствие для военных операций США. А установление военного присутствия США на южном фланге СНГ в 2001-2002 гг. стало уже постоянно действующим фактором принципиально нового геополитического расклада сил в регионе. Достижение этой цели было обеспечено событиями 11 сентября 2001 г. [Сразу после 11 сентября 2001 г. руководство Unocal сделало специальное заявление об отсутствии у компании каких-либо отношений с талибами. На web-сайте Unocal былопомещеноследующеезаявление: «Unocal has received inquiries about a previously proposed pipeline that, if built, would have crossed a part of Afghanistan. We withdrew from that project in 1998, and do not now have — nor plan to have — any projects in that country. We do not support the Taliban in any way whatsoever»]. А результатом стало создание военных баз в Узбекистане (до ноября 2005 г.) и Киргизии, усиление военного присутствия в Пакистане, активизация военного сотрудничества США с Таджикистаном, Казахстаном и Индией.

История всегда строилась на насилии и контрнасилии ради конкретных интересов. И террор как часть насилия и часть войны всегда присутствовал в историческом процессе. Миф о «международном терроризме», навязанный американскими структурами информационного воздействия всему мировому сообществу, был превращен в «casus belli» для оправдания тривиальной агрессии сначала в Афганистане, затем в Ираке.

В начале декабря 2000 г. в лондонской «Daily Telegraph» за подписью известного журналиста Ахмеда Рашида появилось сообщение о подготовке американской операции против талибов с предоставлением им баз в Центральной Азии [US seeks alliance with Moscow for raid on bin Laden. By Ahmed Rashid// Daily Telegraph. — 2000. — Issue 2007, November, 22]. Подобный зондаж общественного мнения вполне очевидно основывался на санкционированной утечке стратегической информации, что, в свою очередь, означало наличие серьезной динамики в формировании новой политики США в отношении Афганистана в тот период. Судя по приводимой детализации, полная готовность американской администрации к действиям, реализованным осенью 2001 г., была достигнута годом ранее. Качественная особенность американской внешней политики состоит в придании информационному фактору должного значения, во включенности как в процесс принятия решений, так и в работу по их реализации, структур, отвечающих за формирование общественного мнения.

К 2001 г. стагнация, возникшая в афганской ситуации, снизила инструментальность конфликта. Зато события 11 сентября дали американской администрации убедительный повод для осуществления проекта PNAC, в рамках которого планы интервенции в Афганистан и Ирак существовали еще до 11 сентября 2001 г. И хотя конспирологические теории занимают не самое авторитетное место в академических исследованиях, можно вспомнить, что в документах PNAC, датированных еще сентябрем 2000 г., утверждалось, что процесс трансформации США «в главенствующую державу будущего» может растянуться на длительный период времени, если не произойдет «какого-либо катастрофического события, которое, подобно Перл-Харбору, могло бы стать катализатором». Этим событием стали события 11 сентября 2001 г. [«Project for the New American Century» — проект по созданию на мировом уровне так называемого pax americana,. Основной документ этого проекта — «Rebuilding America's Defences» («Реконструкция оборонной политики США») — был написан в 2000 г. Интересно, что бывший министр иностранных дел Пакистана Ниаз Ниак (NiazNiak) еще в середине июля 2001 г. в Берлине был проинформирован высокопоставленными американскими политиками о том, что «в середине октября начнется военная операция против Афганистана». — MeacherMichael. El cuento de la guerra contra el terrorismo// El Mundo. — Madrid, 2003. — 11 de septiembre.]

Современные военные технологии и возможности США по проведению стратегических перевозок, их способность к стратегическому межтеатровому маневру, позволяют резко сократить численный состав персонала их военных баз (синхронно с развертыванием их новой сети, например, на постсоветском пространстве) [См. подробнее: Тимоненков Р. Силы глобальных перевозок// Независимое военное обозрение. — М., 2005. — № 33(442), 2 сентября. — С. 3]. Каждая «зона американских интересов» обеспечивается и прикрывается абсолютно оригинальной, специально для этого региона мира сформированной и особым образом скомплектованной и снаряженной постоянной группировкой войск, способной самостоятельно или после некоторого усиления решать задачи стратегического характера. Группировки готовятся по специально подготовленным моделям, разработанным специально для конкретной территории и региона планеты. Самодостаточные боевые группировки, располагаемые в ключевых географических точках, обеспеченные исчерпывающим информационным полем и имеющей сетевой характер инфраструктурой, создают геостратегическую сеть распределенного силового влияния США, которая кроме собственно военно-политических задач, решает задачи силового прикрытия экспансии.

Уже в конце 2002 г. в комментариях к справке «Поддержка долгосрочной стабильности в Центральной Азии» [Справка, подготовленная отделом по делам Центральной Азии Государственного департамента). – 2002. – November, 22. – Распространено Офисом международных информационных программ Государственного департамента США. – По URL: http://usinfo.state.gov/russki/] помощник госсекретаря Элизабет Джонс Элизабет Джонс подчеркивала, что «США имеют в регионе три существенных национальных интереса: предотвратить распространение терроризма, предоставить инструменты для политических и экономических реформ, а также обеспечить безопасность и «прозрачное» освоение каспийских нефте- и газоресурсов». Трансафганский проект здесь назван не был, хотя именно энергоресурсы Каспия стали удобным и бессрочным предлогом для военно-политических комбинаций США и НАТО в регионе.

Энергоресурсы Каспийского региона стали важнейшим элементом в стратегии США по ограничению российского влияния на новые государства региона, а заодно по предотвращению распространения здесь влияния любых иных центров силы – Ирана и Китая, прежде всего. В рамках национальной энергетической стратегии США (CNES) создание новой энергетической системы, альтернативной Персидскому заливу, является ключевым фактором в установлении американского контроля над мировым «энергетическим равновесием».

Именно на прикаспийско-центральноазиатском направлении США начал реализовываться комплексный подход, в котором на первом этапе доминировали информационно-пропагандистские факторы. Еще с середины 1990-х гг. наиболее влиятельные американские исследовательские центры начинают публично выражать растущую обеспокоенность по поводу острой нехватки нефтяных ресурсов, одновременно посредством СМИ формируется представление о Прикаспии как о регионе средоточия неограниченных углеводородных энергоресурсов. «Доказательством существования скрытого политического расчета в поведении США служит сопоставление данных US Department of Energy с данными независимых источников, в результате которого обнаруживается десятикратное превышение рекламируемых запасов Каспия над реальными» [Фабрицио Виельмини. Новая южная стратегия. Европа перед лицом англо-американской «большой игры» в Евразии// Континент. – Алматы, 2001, № 10 (48). – С. 34]. Стратегия срабатывает: конгресс США дает согласие на осуществление новой политики в отношении региона. В феврале 1995 г. эта стратегия обретает окончательные очертания под романтичным названием «Шелковый путь для XXI века», истинной целью которой является установление полного контроля над Евразией как стыкующим звеном между разными геоэкономическими полюсами, расположенными вокруг – Европой, Ближним Востоком, Индийским субконтинентом, Китаем и странами АТР, Россией.

Нейтрализация России, Китая и Ирана, разрыв внутриевразийских связей (будь то ШОС, Таможенный союз и любой иной проект кооперации и интеграции в hartland’e), а также косвенный учет интересов союзников – Пакистана, Саудовской Аравии, Турции – являются важным компонентом предполагаемого регионального экономического устройства, и стратегия Исламабада 1990-х гг. по созданию в Афганистане подконтрольной силы в виде движения «Талибан» была одним из направлений в реализации новой американской евразийской стратегии. Происходящее переформатирование как военного присутствия в регионе США/НАТО, так и политической конфигурации в Афганистане, являющемся в этой ситуации своего рода замочным механизмом, особенно на фоне более глобальных изменений, начавшихся с украинским переделом, означает лишь возникновение новых инструментов реализации старых сценариев: в отношении Афганистана, всего Среднего Востока и Центральной Азии и, естественно, Прикаспия.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram