Н.ПЕТРОВСКИЙ. 1872г.:

Наблюдая в настоящее время население Средней Азии, весьма трудно составит полную картину его прошлой жизни. Есть у него, правда, грандиозные архитектурные памятники и своеобразные поэтические сказания, свидетельствующие о бывшей у него когда-то совершенно иной, чем ныне жизни, но на этом и кончается вся связь прошлого с настоящим. Теперешнее население Средней Азии до такой степени чуждо всем остаткам своего прошлого, так далеко стоит от него по своему складу жизни, развитию, образованию и т.п., что непосредственному наблюдателю решительно невозможно проследить в своем соображении историческую жизнь среднеазиатских народов, связать ее начало с концом. Ему не вериться, например, чтобы эти, тонущие теперь среди лачуг и грязи, величественные и изящные здания, на которые нынешнее население смотрит с таким же безучастным любопытством, как и он сам, были воздвигнуты некогда не другим каким-нибудь народом, а предками того же самого населения, и чтобы это невежественное, трусливое, льстиво-угодливое население торгашей - "халатников" было потомками сильного и по-своему образованного народа. – В общей причине равнодушия среднеазиатского населения к своему прошлому, объяснит которое можно разве тем, что сам народ никогда не жил историческою жизнью, что все эти памятники не его, не напоминают ему годы народной славы, – скрывается и частная причина: забвение своей истории.

А.П.ХОРОШХИН:

Миновав следы старого Мараканда путник приближается к новому Самарканду.

Шахзинда, до прихода нашего в Самарканд, слыл за весьма сильного человека, тем более, что за 500 лет перед сим другой святой Хазрет Ахмед Ясави (в Туркестане) предсказал, что Шахзинда выйдет из своего колодца и не пустит русских в Самарканд, и что он, т.е. предсказатель, не преминет и с своей стороны принят участие в изгнании кафиров.

Вот это сказание (написанное в старом узбекском наречии стихами), в русском переводе:

Друзья! Скажу вам будущее:
Мусульман будет много горя…
Неверные убьют много мусульман.
В 1281 (1864) году придут неверия
Они покорят окрестности Туркестана;
Они водворят свою власть;
Они принесут нам много горечи.

В 1282 (1865) году они перейдут
И много городов возьмут в рабство.
Только безумные будут им против
Воскресший Султан Ахмед (автор)
Пройдет между людьми.

В 1283 (1866) году вы на терпитесь много страха.
Неверные подойдут к Самарканду.
Шахзинда встанет из могилы и выйдет пред неверных.
В 1284 (1867) году неверным придет конец.
Со всех сторон раздаться клик: бей!

Правоверные будут славит Бога за одоление неверных;
Правоверные погонят неверных.
В 1285 (1868) году оживет Султан Ахмед,
Святые соберутся вокруг него,
Прочтут молитву и – исчезнет и самый след неверных.

Теперь репутация святого отчасти пропала даже в мнении мусульман.

– И так святой жив? спросил я одного самаркандца уже почтенных лет.

– Жив, ответил он.

– И, конечно, кушает плов и пьет чай? заметил снова я.

Собеседник мой, не ожидавший подобного предположения, покосился сначала направо, потом налево, с лукавой улыбкой…

Прежде всего, по правую руку путника, когда он проедет, некоторое расстояние от ворот, появятся развалины медресе Ханым, построенного Тимуром-хромым, в честь любимейшей жены его, китайской принцессы, имя которой однако не сохранилось. Слово ханым – не означает собственного имени. Так грозный Тимур звал свою любимую китаянку, жену, своим ханом (ханым), и простроил над могилой ее это медресе, грозящее в настоящее время падением.

За Ханым скоро начинается базар; потом подъезжаем к Чарсу – небольшой каменной сквозной беседке, наполненной мелочными лавочками, и мимо ее выезжаем на Регистан. Это когда-то центр города, арена духовной и общественной жизни, место действительно и до сих пор довольно бойкое и красивое. Регистан – продолговатая площадь, примерно, в 500 квадр. сажен – обставлен с трех сторон громадными и старинными медресе: с с. – Тилла Кари, с в. – Ширдар, и с з. Улугбек. Он изразцовый.

Сколько я ни старался, никак не мог добиться от ученых самаркандцев точного определения времени их постройки: каждый городил свое; говорили, что Тилла-кари и Ширдар построены более 200 лет тому назад правителем Самарканда Яланг-бием или Яланг Таш-бахадуром на деньги и сокровища, награбленные им в г.Машхад, в Персии. Яланг-Ташъ (гладкий камен) был родом узбек из колена Алчин, но Вамбери – неизвестно для чего – превратил его в калмыка, принявшего ислам. Скромная могила некогда громкого воителя и бича персиян, Яланг-Таша-бахадура, бывшего будто бы одно время независимым владетелем Самарканда, находится в ногах могилы святого Махзума-Агзама, его патрона и современника, в деревень Дагбид, в 13 или 14 верстах от Самарканда. Медресе Улугбек построено также будто бы одним из правителей Самарканда – Улугбеком, назад тому около 500 лет.

Могила Тимура очень сносно писана Вамбери. Это большая часовня, среди которой, за белой решеткой, находится несколько плит с арабскими надписями, действительно очень тонкой работы. Под часовой склеп, и вот там то настоящая могила завоевателя, его учителя и некоторых членов семейства, а верхние плиты, так сказать, парадные плиты. Из нижних одна расколота почти пополам. Это, будто бы, подвиг не менее известного завоевателя Надир-шаха, который, покорив Самарканд, пожелал видит плиту над гробом Тимура, для чего приказал выломать ее и привести к нем в ставку. Плиту или точнее камень, выложили, но при этом, или во время перевозки на арбе, раскололи: подвиг, достойный шиита Надира, наругавшегося над прахом и памятью суннита Тимура. Другие говорят, что по воле Надир-шаха в могиле Тимура искали какие то легендарные сокровища, для чего вскрывали могилу и при этом разбили камень. Как бы то ни было, "могила господина", в последнее время, по возможности реставрирована, что, впрочем, ничуть не льстит гордости ни узбеков, ни таджиков, потому что они уже выродились и знаменитейший из их повелителей стал для них никем. Они в большинстве и к святым своим относятся довольно равнодушно, а до Тимура, воевавшего Бог – вест когда и с кем, им и подавно никакого дела нет.

Перейдем к городу. Он сам по себе не велик, а именно не более 1½ верст в диаметре. Это далеко не то, что Ташкент, диаметр которого, без садов, равен 8 верстам.

Мне неизвестна точная цифра населения Самарканда, да вероятно и никому не известна. Наглядно я определяю Самарканд в 4000 домов или семей. По общепринятому обычаю, хоть и не совсем удобному при здешней полигамии, положим в каждой семье по 5 душ, что будет составлять 20,000 душ обоего пола. Таджиков в Самарканде можно полагать 10/6 всего населения, затем 10/4 остаются на долю узбеков, иран (персиян), евреев, индусов, афганов и цыган. По словом старожилов, в окрестностях Самарканда должно быт до 80,000 узбекских семейств.

Узбек и таджик окрестностей Самарканда, тесно связанные религией, обычаями, одеждой и даже нравами, резко отличаются друг от друга наружностью и характером. Я имел случай беседовать с необыкновенно своеобразными представителями обеих народностей: передо мною сидели два старика; каждому было по 65 л., обо говорили по-узбекски. Узбек говорил мало и тихо, и сидел смирно; таджик говорил много и шумно, вскакивал с места, перебивал речь узбека, хоти беседа наша одинакова для всех была первым знакомством. Допустим даже, что узбек и таджик между собою были уже знакомы, то тем более это характеризует обоих представителей здешних народностей, видевших меня, как тот, так и другой впервые.

Я далек от мысли, что характеристика эта вполне закончена; тем не менее, как известно, узбеки были основателями преобладающих народностей Средней Азии. Таджик никогда не ворочал судьбами здешнего края. Он торговал и досель торгует; он человек коммерческий, живой, плутоватый, развратный. Узбек досель сохранил характер простодушного, далеко не так, как таджик, корыстного, храброго кочевника. Правда, что и узбек сильно "отаджился", если можно так выразиться, но все таки он дал истории (хотя это и не большая заслуга) Чингиза и Тамерлана; таджик же дал только святых. Казалось бы, с современной точки зрения, что наиболее склонен к европейской культуре должен быт таджик, как субъект оседлый и меркантильный; но на самом деле это выходит наоборот, потому что таджик фанатичнее узбека. Конечно, и узбек достаточно фанатичен, но все таки он восприимчивее таджика. Узбек, если можно так выразиться, благороднее таджика. Таджик подчинился сначала арабу, потом узбеку. Узбек же до нас никому не подчинился, и остался почти цельным. Правда, он принял ислам, принял одежду, обычаи и даже многие наклонности таджика, но все таки остался первенствующим.

Не смотря на все это различие, слияние обеих народностей заметно и вполне понятно: их соединяет дикая религия, предначертавшая одинаково точно и крупные и мелкие явления их жизни; их соединяют экономические условия края, сделавшие общими интересы обоих народов.

Д.И.ЭВАРНИЦКИЙ. ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО СРЕДНЕЙ АЗИИ. САМАРКАНД:

С XIV века (1369) он стал столицей великого Тимура, украсившего Самарканд мечетями, прекрасными монументами, загородными садами и замками; в 1499 году Самарканд был взят, под предводительством Шейбани-хана, узбеками. Шейбаниды предпочли Самарканду Бухару и перенесли в нее свою резиденцию. В 1784 году Самарканд сделался достоянием бухарской династии Мангыт, и последний хан кокандского ханства Худаяр, чтобы быть ближе к своему покровителю, бухарскому эмиру, сделал Самарканд своей столицей, наконец, в 1868 году, 2 мая, Самарканд достался во владение русским.

До возвышения Саманидов это был величайший город во всей Трансоксании, а со времени Тимура это была, по словам восточных писателей, великолепнейшая резиденция всех Тимуридов и ближайших ханов Шейбанидов. Обилие воды, роскошная растительность, здоровый воздух, неисчислимая сокровища, чудные дворцы, мечети и медресе – все это вместе делали Самарканд в высшей степени привлекательным городом. Оттого на языке мусульманских писателей он назывался "эдемом древнего востока, драгоценной жемчужиной восточно-магометанского мира, фокусом всего земного шара".

Каков был город Самарканд в отдаленные от нас времена мы об этом мало знаем; но, что он представлял собой во времена более близкие к нам, в веке Тимура, мы на этот счет имеем более или менее подробные описания как у западных путешественников, так и у восточных историков.

Историки говорят, что Тимур привел из всех провинций Ирана и Багдада, опытных архитекторов и искусных инженеров в свою столицу.

От времени славного прошлого Самарканда сохранилось до нашей поры несколько превосходных исторических памятников, преимущественно, впрочем, татарского и узбекского периодов, каковы: площади, дворцы, медресе, мечети и мавзолеи.

Из площадей города Самарканда особой славой пользовался так называемый Регистан – это центральная городская площадь, 35 сажен длины и около 30 сажен ширины, вокруг которой стояли три большие мечети (Тилля-кари, Ширдар и Улугбек) и которая вечно кишела народом.

Из ханских дворцов в Самарканде известен был приемный дворец Тимура, находившийся под цитаделью, теперь обращенный русскими в артиллерийский склад, некогда славившийся своим тронным камнем, известным под именем "кок-таша".

Из мечетей и медресе, сохранились в городе Самарканде до нашего времени пять: Тилля-кари, Ширдар, Улугбек, Биби-ханым и Шахизинда.

Мечеть Тилля-кари построена в 1618 году христианской эры Ялангтушем Багадуром из узбекского рода Алчина; строитель усердно украсил здание золотом, почему мечеть и получила свое название.

Мечеть Улугбека построена в 1434 году внуком знаменитого Тимура, известным в свое время во всей Азии Средней любителем астрономии Мирзой-Улугбеком.

С левой стороны двора мечети Улугбека виден один неполный минарет, а близ него развалины какой-то башни. Местное предание связывает эту башню с обсерваторией, устроенной тем же Улугбеком, питавшим особенную страсть к астрономии. Обсерватория эта была заложена в 1440 году, при хане Улугбеке, а окончена уже при Али-Кушчи. Эта была известная в свое время всему восточному миру обсерватория, вторая и последняя в Средней Азии.

Мечеть Ширдар построена в 1616 году, по уверению Абу-Тагир-ходжи, названным выше Ялангтушем Багадуром, из узбекского рода Алчина, и представляет собой самое великолепное здание из всех трех мечетей, стоящих на Регистане. Наружная отделка мечети Ширдар поражает яркостью и разнообразием своих цветов.

Рассказывают, что причиной возникновения зданий двух медресе Ялангтуш Багадура в городе Самарканд был его двукратный набег – раз на Кабул, откуда он вывел 300-500 пленных, обращенных им в рабство, и вывел большие богатства, и раз на Мешхед, где взято было в плен столько же иранцев со всем их имуществом. Только благодаря большому количеству рабов и богатств, попавших в руки Ялангтуша в эти два набега, он мог воздвигнут, не считая других сооруженных им построек, два стол величественных зданий. В правление Абдул-Азиза рабов у Ялангтуша насчитывалось до 3000 человек (Самаркандские легенды. Справочная книжка Самаркандской области. 1897 г.).

С высоты одно из минаретов (если смотреть с площади – это левый минарет) открывается великолепный и далекий вид на вес город Самарканд, утопающий в зелени садов и тенистых рощ, на далекие, окутанные прозрачной синевой горы и на развалины древних городов и зданий каковы: Бибиханым, Шахизинда, Афрасияб, приемный дворец Тимура и многие другие.

Мечеть Биби-ханым ("Биби" – мать, "ханым" – старшая или главная ханша) построена знаменитым Тимуром в 1399 году в честь любимой жены Сарай-Мульк-ханым, дочери Казан-султан-хана, сестры эмира Мусы, носившей прозвище Михрбан, т.е. Благотворительница.

Мечеть Биби-ханим действительно одна из самых больших и самых великолепных мечетей во всем Самарканде.

К сожалению, она сильно пострадала от времени, от землетрясения и от русских ядер во время взятия Самарканда, так что в настоящее время на половину обратилась в развалины и грозить в самом близком времени полным падением: арки ее обвалились, минареты полуразрушились, купол на половину осунулся. Однако, при всем том великолепие этой мечети видно даже и под развалинами, как видно величие царицы в лохмотьях нищей.

Не в далеком расстоянии от описанного мавзолея между мечетью Биби-ханым и Регистаном, стоит памятник Шейбанихана. Он находится во дворе медресе имени этого же хана и представляет собой огромный четырехугольник из темно-серого мрамора, 9 аршин длины, 8 аршин ширины и 3 ¼ аршина высоты: на верху его положено несколько (числом 31) надгробных плит, исписанных различными надписями и скрывающих под собой прах как самого Шейбани-хана, так и его ближайших родственников. Памятник этот некогда стоял среди самой улицы Биби-ханым, но при разбивке города (1872-1877) был снят с места и вместе с костями покойников перенесен в соседний двор медресы Шейбани-хана. Было бы, кажется, целесообразнее оставить этот памятник на месте, среди самой улицы, оградив от насильственного разрушения; тогда бы, по крайне мере, и улица и наука не только ничего не потеряли, а напротив того, даже выиграли – первая в красоте, а вторая в точности.

Главный намогильный камень из этого памятника, по взятии русскими города Самарканда, найден был вместе с развалинами ворот Ак-Дарваза, в цитадели города и отправлен в С.Петербург, в Императорский Эрмитаж. На этом камне высечена следующая, в переводе на русский язык, надпись:

"Небо счастья, Шейбани-Мухаммад-хан, царь вселенной, которого красоте и нежности завидовал небесный месяц. Судьба сожалеет о своей жестокости и несправедливости. Сердце стонет от криводушия неправосудного неба, от которого населенный мир повернулся лицом к стороне разрушения. Если ум спросит тебя о годе его смерти, отвечай: "о, сто сожалений о Мухаммад-хане-Шейбани".

На расстоянии четверти версты вниз от мечети Бибиханым стоит мечеть Шахизинда. Основание мечети Шахизинда положено знаменитым Тимуром построением мазара в честь главы арабов, насадителей Ислама в Самарканде, Касыма-ибн-Аббаса.

Излишне говорить о том великолепии и роскоши, которыми поражает всякого зрителя мечеть Шахизинда. Мечеть Шахизинда есть действительно великое архитектурное произведение восточного гения и для точного описания его, говоря арабской пословицей, языку не достанет слова, а воображению – красок.

Из мавзолеев города Самарканда самый замечательный мавзолей над прахом Тимура, известный у туземцев под именем Гур-Эмира ("Могила повелителя") и неправильно называемый у некоторых туристов мечетью. По уверению местных мулл здание мавзолея построено за 34 года раньше смерти Тимура.

Ко всему сказанному и Гур-Эмире нужно добавить еще то, что внутренность этого прекрасного архитектурного произведения, к немалому сожалению, постоянно загаживается навозом египетских голубей, которых так много во всем Туркестанском крае и к которым туземцы питают какое-то благоговейное уважение, а потому и не режут и не употребляют их в пищу; от этого они везде гнездятся: и на крышках домов, и под крышами дворов и под куполами мечетей, и внутри могильных памятников. От этого же все здания в городах Туркестанского края, особенно те из них, которые имеют карнизы, положительно обезображены этой птицей, к тому же страшно раздражающей своим беспрерывным урчаньем слух даже и не особенно нервного человека.

О Бухаре, ее жителях, естественных богатствах, торговле и промыслах много писано у нас.

Во время узбекского периода верховная власть находилась сперва в руках Шейбанидов (1500-1597), выдвинувших из себя знаменитого "строителя, завоевателя и народного благодетеля" Абдулла-хана (XVI), а потом в руках Аштарханидов (1597-1787). Наконец с 1784 года и по настоящее время является династия Мангыта, в лице первого эмира Маасума, устранившего от власти Абуль-Гази, последнего Аштарханида.

ИЗ ДНЕВНИКОВ ЧЛЕНА ПОСОЛЬСТВА ПО АВГАНИСТАНУ И БУХАРСКОМУ ХАНСТВУ д-ра И.Л.ЯВОРСКОГО:

Шейбанид Абдулла-Хан (род. 1538 г., умер 1597 г.), не смотря на то, что также, как и основатель династии, всю жизнь вел войны, – однако успевал и излечивать раны, наносимые им странам, находившимся под его властью. С именем этого государя в устах среднеазиатца связаны все позднейшие более или менее замечательные сооружения, находящиеся в странах, прилегающих к Амударье. "Кто провел такой-то большой оросительный канал?" спросите вы туземца – и получите ответ: Абдулла-Хан. "Кто построил эти караван-сараи и сердобы (колодцы, питаемые дождевой водой) в песчаной пустыне?" – Абдулла-Хан.

От Какыра до Караула на пути мы повстречались еще с двумя заброшенными рабатами. Один из них, Бузачи. Массивный портал высоко поднимается над уровнем пустыни; высоко и легко висят над вашими головами могучие и изящные его своды. Стены этого рабата окружают огромное пространство в степи. Внутри их, по всем сторонам, простроено много жилых, или – вернее, назначенных для жилья, но не обитаемых теперь, зданий, увенчанных каждое легким, красивым, но уже разрушающимся куполом. Этот караван-сарай или рабат по народному преданию построен Абдулла-ханом, "хаканом" Бухарии. Этому зданию, следовательно, более 300 лет. При виде подобных зданий невольно возникает в голове мысль: как были велики прежние бухарцы, как они были человечны и как измельчали настоящие бухарцы, которые не только не могут самостоятельно возводить таких грандиозных и полезных построек, но не в состоянии даже и поддержать их в прежнем виде!.. Вот я и теперь ночую в подобном же здании.

– Караул представляет собою едва ли не самую обширную и грандиозную постройку в этом роде. Поистине тяжело, до сердечной боли тяжело смотреть на это разрушающееся от времени и людской небрежности колоссальное здание, которое и в своем разрушенном виде поражает путника своей грандиозностью…Представьте себе квадрат, каждая сторона которого равняется, приблизительно, 100 саженям. Этот квадрат обнесен каменными стенами, с башнями, расположенными на известном расстоянии друг от друга. Вы входите внутрь укрепленного квадрата и просто поражаетесь громадностью постройки. По всем четырем сторонам квадрата, или вернее – прямоугольника, расположены обширные галереи, крытые разнообразными по фигуре сводами, с окнами. Я нисколько не преувеличу, если скажу, что в этих грандиозных конюшнях можно свободно разместить до 300 лошадей. И здесь штукатура стен испещрена различными надписями. Некоторые из моих казаков не выдержали соблазна и сами нацарапали углем свои имена, а некоторые – так даже краткую историю своего путешествия. – И это здание приписывается все тому же великому строителю средневековой Бухарии, Абдулла-хану.

Чтобы дать понятие о том громадном труде, который был потрачен на сооружение подобных, каменных городов (потому что это здание составляет целый город) я скажу, что кругом его, на многие десятки и сотни верст простирается голая, песчаная пустыня, что, следовательно, и кирпичи, и цемент, и всякий другой строительной материал нужно было везти сюда издалека, напр. из самой Бухары, что и продовольствие для рабочих, не говоря уже о них самих, нужно было везти из той же Бухары и т.п. сколько времени, сколько труда и материальных средств потрачено на одну подобную постройку!.. А такие постройки щедрой рукой великого "хакана" рассеяны почти по всем дорогам и караванным трактам Средней Азии.

Тем не менее, приамударьинская долина все более и более хирела, города вымирали, села пустели. Все более и более усиливающемуся запустению классической Бактрианы способствовал и ураган, – к счастью, кажется, последний, – налетевший внезапно и снова перевернувший почти всю Азию; этот ураган произведен был "персидским разбойником" Надиршахом. На развалинах его эфемерной монархии возникло последствии Афганское государство, под главенством Саддозаев-Дурани. Балх и другие города по ту сторону Амударьи вошли в состав нового государства. Но в начале нынешнего столетия, когда афганская империя распалась на части, – долина Амударьи своим политическим состоянием напоминала древний Тохаристан. Здесь образовалось множество отдельных полунезависимых узбекских ханств. Хулемское ханство, во время правления Килич-Али-хана достигло в то время наибольшего политического влияния в долине Аму, чем какое-либо другое. Мир-Абдул-Керим свидетельствует, что страна во время правления означенного хана достигла было известной степени процветания. Но уже в 1823 г., "кундузский вор", Мурад-Бег, овладел Хулумским ханством и все население города Хулума выселил в Кундуз, где оно почти до последнего человека вымерло от лихорадок. От Хулума, как и от Балха, остались одни только развалины.

В Афганском Туркестане, как и вообще в Средней Азии, живет весьма смешанное население. Главную же массу его составляют узбеки разных родов. В некоторых округах и бывших полунезависимых ханствах узбеки представляют сплошное население. К числу этих округов принадлежит: Кундуз, Андхой и Шиберхан.

Здесь узбеки представляют остатки великой Средней Орды. В Кундузе и Таш-Кургане живут главным образом узбеки рода Каттаган, в Мазари-Шерифе и Балхе – роды Сарай и Минг, но вообще здесь роды перемешаны. Всех узбеков, живущих в Чаар-витаяте, можно считать до 400,000 душ обоего пола.

Следующая народность, обитающая в этом округе, представляет остаток древних Бактрианцев, аборигенов страны; это – таджики. Но их теперь осталось очень мало, они положительно потонули в узбекско-монгольском потоке, наводнившем Чаар-вилайет. Таджики живут исключительно в городах, между тем как узбеки расселились и по городам, и по селам. Таджиков едва ли наберется более 100,000. Они лучше сохранились в южных, гористых частях округа, особенно Бадахшане. – Затем следует еще более мелкие народности, обитающие в Чаар-вилаяте. Это – киргизы, туркмены, иранцы (т.е. персияне), авшарцы, индусы, евреи, хазерейцы, арабы и проч. Все эти народности в общей сложности дают не более 50,000 душ. Таким образом вся сумма населения Чаар-вилаята достигает 500 или 600 тысяч душ обоего поля.

Главные занятия жителей составляют земледелие и скотоводство. Тем и другим почти исключительно занимаются узбеки. Здесь возделываются те же виды хлебов и злаков, что и в русском Туркестане: пшеница, джугара, ячмень, просо, рис, клевер, кунжут и друг. Урожаи жатв весьма обильны. Садоводство и здесь, как и везде в Средней Азии, находится на низкой степени развития.

Узбеки и здесь являются главными производителями страны. Несмотря на деспотический режим афганского владычества, несмотря на произвольные реквизиции афганской администрации, – обладают большими богатствами в виде стад разных животных. Они разводят главным образом лошадей и баранов. Затем идут верблюды, двугорбые (так называемые бактрианские) и одногорбые ("нар"); потом уже идет рогатый удойный скот.

Из прибылей от хлебопашества и скотоводства туземцы главным образом и уплачивают государственные налоги. По собранным мною сведением все количество податей и налогов, уплачиваемых местным населением в казну кабульского эмира и на содержание афганской администрации Чаар-вилаята, достигает весьма почтенной цифры в миллиона рупий, т.е. около 2-х миллионов рублей. Разложивши эти сумму на число податных единиц области, мы увидим, что каждый туземец-работник платит в казну эмира не менее 10 рупий. А это – огромная сумма, если принят во внимание почти полное отсутствие других, кроме наименованных, источников доходов населения. Вот почему узбеки так ненавидят афганцев. Афганцы смотрят на Чаар-вилаят как на свою житницу, из которой они берут столько, сколько хотят. Подати уплачиваются населением главным образом натурою, т.е. хлебом и скотом. Торговля в стране развита весьма слабо. Это и понятно. Промыслов здесь почти никаких не существует, местных производств – тоже.

На следующий день мы приехали в селение Ангор, где и ночевали. На третий день мы были уже в Шерабаде. – Лишь только мы вступили на бухарскую почву, как началась ненастная погода. Целые три дня шел довольно сильный дождь, при сильном западном ветре. Нельзя было не заметить какого-то особенного участия к нам со стороны бухарцев; очень уже они интересовались тем, что случилось с нами, как мы прожили в Мазари-Шерифе эти тяжелые дни и проч. Все они высказывали опасения и очень беспокоились за нашу участь "в стране дрянных афганцев".

Нужно заметить, что в Бухаре каждый бек – а их число почти равно числу городов в бухарском государстве – изображает из себя как бы удельного князя. Своим округом они правят почти независимо от эмира; их воля в своем округе – закон. Каждый из них имеет свой двор, хотя довольно микроскопических размеров, но с такой же градацией чинов и должностей. При этом, хотя и очень кратком описании бухарских владетельных лиц, нельзя не заметить черт, общих с нашими допетровскими боярами. Бек такой же безответный холоп перед эмиром и такой же всесильный полубог на скоем "володении", как бывший русский боярин. Та же замкнутость замечается и здесь; та же жизнь в кругу своей дворовой челяди; та же барская спесь и лень выражаются в каждой черте бека; та же важность и степенность в внешнем виде и тоже слепое превозношение всего своего перед иностранным. После этого совершенно понятен тот вопрос, которым встретили бухарцы дервиша Вамбери (1863 г.): "скажи, хаджи, есть ли в мире другой такой город, как Бухара? – Ты их много видел, странствуя от одного к другому"? – Еще и теперь жителю Бухары опасно выразить громко сравнение Бухары с европейскими городами, а особенно сравнение не в пользу столицы эмира; его сейчас же примет в свои объятия грязная и мрачная тюрьма, или дело кончиться перерезанным горлом. Большое сходство замечается между беками и русскими боярами даже в одежде. Отбросьте только чалму и вес остальной костюм бухарского сановника можно смело надет на какого либо русского князя 16-го столетия. Для одежды употребляются те же материалы: парча, шали, шелковые ткани и проч. Здесь воочию убеждаешься, что Русь допетровская много-таки позаимствовала из татарского быта. Я уже и не буду говорить едва ли не о самом важном заимствовании из строя татарской жизни, – о вкоренившемся было у наших до петровских бояр затворничестве женщин.

Я уже сказал, что нас встретил, в отведенном для нас помещении, мирахур бека. Это был благообразный старик, убеленный почтенными сединами; его продолговатое лицо с несколько выдающимися скулами, крупными губами, большим прямым носом и отвислым ушами, ясно свидетельствовало, что перед нами находиться узбек, член господствующей в Бухаре народности. Голова его была покрыта бесконечной чалмой, белизною своею соперничающей с горным снегом. Он был хром на одну ногу; тем не менее быстро заковылял на встречу миссии, торопливо перебегая от одного члена к другому и на лету пожимая всем руки.

Чем более мы приближались к городу Карши, тем более увеличивалась толпа окружавших нас бухарцев. Работавшие на полях люди оставили свои работы и бежали вслед за нами. Другие, со вскинутой на плечо мотыгой, с раскрытым ртом, во все глаза глядели на "урусов". Узкоглазый, как будто с перекосившейся физиономией, киргиз стоял рядом с рослым, мускулистым узбеком, крупные черты лица которого выражали не меньшее любопытство, чем и лицо его соседа. А вот и с более изящными очертаниями физиономии таджик, приостановив за уши своего навьюченного осла, прижался к стене ближайшей бахчи и также с любопытством вперил свои выразительные глазки на идущую мимо него кавалькаду "урусов-тюрей".

Несколько фанатических, хмурых физиономий сосредоточенно смотрели вниз, не желая глядеть на неверных. Другие же грозно поблескивали из под нависших бровей своими огненными глазами. Но это были только отдельные, единичные личности. Наибольшая же масса народа просто выражала какое-то тупое любопытство.

На следующее утро мы все были заняты приготовлениями к аудиенции, которую должен был дать миссии эмир бухарский.

Перед нами крепость Карши. Высокая (до 5 саж.) глинобитная стена, местами обвалившаяся, охватывает значительное пространство земли. Внутренность крепости занята домами более значительной величины, чем обыкновенные обывательские дома. Некоторые из них поострены из жженого кирпича. Два или три дома плохо отделаны мозаикой из разноцветных изразцов. Это – медресе, мусульманские университеты. Несколько яйцеобразных, полинялых куполов возвышаются над соседними зданиями, – это мечети. Вообще, покуда ничего нет замечательного. Пришлось проехать еще двумя воротами, и мы выехали в цитадель крепости, где жил в данное время эмир.

В обширном зале сидел эмир бухарский. Сеид-Музафариддин-хан. Это довольно тучный, пожилой человек, лет под 60. Черты лица его очень правильны и носят следы бывшей замечательной красоты. Черные глаза проницательно смотрят из под поседевших бровей. Слегка выгнутый нос и борода с проседью дополняют характеристику лица повелителя правоверных Средней Азии. Он сидел в очень простом кресле; одет был более чем скромно. Простая белая чалма на голове, полушелковый, полосатый – темных цветов с зеленым – халат на плечах, желтые сафьянные туфли на ногах – вот и вес костюм эмира.

Часов в 5-ть дня мы были удивлены появлением на нашем дворе какой-то странной фигуры, одетой в европейский костюм. Это был старик, лет под 50, а может быть и больше. На его тощие плечи был натянут очень потертый, черного сукна, фрак; на голове – черная поярковая, сильно помятая, шляпа. Он прошел прямо к генералу и долго с ним о чем-то беседовал. Разговор их происходил на французском языке, – что привело нас в еще большее недоумение. Когда он вышел от генерала, то мы узнали, что это – авантюрист, некто Филипп, француз по национальности. Несколько лет тому назад, он приехал в Ташкент, а отсюда – в Самарканд, показывая различные эквилибристические фокусы. Потом он пробрался в Бухару и в данное время состоял первым актером в придворной труппе Его высокостепенства, эмира бухарского. Кажется, бедный старик рад был бы возвратиться на родину, но не мог этого исполнить вследствие безденежья. Бедный, несчастный старик! Как должно быть тебе тяжело жить среди этих дикарей, вспоминая о своей прекрасной Франции! И в такие годы!.. у порога могилы!.. Начальник миссии говорил потом, что Филипп отчасти забыл свой родной язык. Я не знаю, помог ли каким либо образом генерал этому, поистине достойному сострадания, человеку. Его мы больше не видали.

Во время пути опят пришлось нам несколько раз переехать вброд через разветвления Кашка-Дарьи.

Но вот завиднелась и крепость г. Шахрисабза – колыбель мирового завоевателя, Тамерлана.

Когда я проехал воротами цитадели, то первое, что мне бросилось в глаза – это остатки от знаменитого некогда дворца Тимура, "Ак-сарая". О его былой грандиозной красоте можно было, до некоторой степени, судит по двум полуразрушенным башням, высоко вздымающим еще и теперь свои обваливающиеся вершины.

Шахрисабз, в древности Кеш, дает свое имя не только одному городу, но и всей долине по верховьям реки Кашка-Дарьи. На этой площади расположены три города: Китаб, Шахрисабз и Якка-баг. Кроме того, множества деревень разбросано по долине там и сям. Население округа простирается до 30-35 тысяч семейств. Таким образом видно, что местность заселена довольно густо.

Преобладающей, по числу, народностью являются здесь узбеки, преимущественно рода Кенегесь. Известно, что прежде, и притом еще в не очень давнее время, род этот представлял под-отделение царствующего теперь в Бухаре рода Мангит. Политические обстоятельства конца прошлого столетия и первой половины настоящего – сложились таким образом, что род Кенегесь совсем отделился от рода Мангит и теперь находиться с ним в непримиримой вражде. – Род Кенегесь разделяется на 5 колен. Главное их занятие – земледелие, не исключая даже и кочующих (число которых простирается не свыше 3.000 семейств). Эти, последние, запахивают небольшие клочки земли, причем искусственного орошения полей они не производят. Такое земледелие развито до некоторой степени в южных частях бекства. Предметами земледельческой обработки здесь служит пшеница – очень высокого качества; рис, славящийся во всем Туркестане; ячмень, просо, джугара, кунжут, конопля, табак, хлопчатник и клевер (люцерна). Хлопок здесь не так хорош, как в Бухаре, но табак считается лучшим в Туркестане и если какой можно сравнить с ним, то разве только каршинский.

Узбеки охотно занимаются также огородничеством и садоводством. В огородах сеются арбузы, дыни, тыквы, морковь, лук и проч. Дыни здешние очень вкусны; но того же нельзя сказать об арбузах. В садах разводятся как плодовые, так и строевые деревья; из плодовых следующие: персики, абрикосы, груши, гранаты, миндаль, грецкие орехи, виноград, вишни, сливы и мн. другие.

Кроме узбеков в области живут и другие народности. Прежде всего нужно сказать, конечно, о коренных жителях страны, таджиках. Число их гораздо менее числа узбеков. Таджики сосредоточены почти исключительно в городах и наиболее значительных селениях. Земледелие им также чуждо, как узбекам торговля. Таджик всегда торгует, покупает, продает – вообще маклачит. Даже садоводство – и то находиться в пренебрежении у таджика.

Евреев в бекстве очень мало. Они соперничают с таджиками не только в торговле, но и в ремеслах. – Здесь же находиться небольшое число иранцев – печальное напоминание еще так недавно бывшего здесь во всей своей силе рабства. Они или земледельцы, или ремесленники. Очень редко встречающиеся арабы служат уцелевшими представителями великой мусульманской рати, двинувшейся в Ту

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram