Если странам бывшего СССР Таможенный и Евразийский союзы представляются практически единственной альтернативой, гарантирующей экспорт развития, то более состоятельные политические игроки внимательно изучают плюсы и минусы сотрудничества с новыми межгосударственными объединениями. Анализ этих проблем был начат нами в «ВБ» за 28 ноября и 5 декабря под рубрикой «Интеграция».
Таможенный союз воспринимается рядом стран как возможность выхода на мировой рынок в обход устоявшейся экономической реальности. Так, пожелания вступить в ТС выразили страны Центральноамериканского рынка — Гватемала, Гондурас, Никарагуа, Сальвадор, которые на данный момент полностью зависят от США и стремятся таким образом создать альтернативу существующему контролю американского бизнеса.
Подобную заинтересованность в ТС проявляют и Европейская ассоциация свободной торговли (Швейцария, Норвегия, Лихтенштейн, Исландия), а также Новая Зеландия, Индия, Сирия и Вьетнам, которые уже начали переговоры с ТС. Возможности сотрудничества интересны и для стран Персидского залива.
Достаточно выгодное положение в отношении ЕАЭС занимает Китай. С одной стороны, Пекин стремится реализовать свой Новый Шелковый путь, поставив в реэкспортную и кредитно–грантовую зависимость Центральную Азию, создавая в регионе транспортные и энергетические инфраструктуры. Одновременно Китай — крупнейший торговый партнер России и Казахстана и основной партнер Беларуси. Существует значимое влияние Пекина и в Украине, и в Молдове, и на Кавказе. При этом, помимо экономического потенциала, Пекин заручился поддержкой и симпатиями политических элит СНГ.
Взаимодействие ЕАЭС и Китая будет способствовать формированию нового мирового порядка, так как здесь стремление и России, и Китая к региональной интеграции находят практическое применение. Во многом механизм сотрудничества уже был отработан в рамках ШОС: Пекин не претендовал на культурно–социальные сферы, позволяя России оставаться объединяющим фактором, но в экономическом плане китайский бизнес четко занял свое место, сделав страны–участницы должниками, получающими кредиты в ходе каждого саммита.
Кроме того, в рамках ШОС Китай решает важные задачи национальной безопасности. Поэтому волнения у центральноазиатских соседей всегда воспринимал настороженно, так что возможность не отвлекаться на революции и митинги будет воспринята благосклонно. В то же время КНР усиливает свое присутствие в формировании глобальной безопасности, активнее занимаясь Афганистаном
В данный момент открытие границ внутри ТС способно благотворно повлиять на экономическое развитие западной части Китая. Но экономически Таможенный союз может осложнить присутствие Пекина в СНГ, особенно в азиатской его части, которую в КНР называют “вторым крылом” экономического развития.
При наличии ресурсов Центральной Азии, включающей, помимо Средней Азии еще и Афганистан, Пекин может одержать победу в противостоянии с США, от которого много лет уклонялся, но которое начал в XXI веке, отказываясь от принципов Дэн Сяопина: “Скрывать потенциал и выжидать”. Началось наращивание присутствия Китая в Азиатско–Тихоокеанском регионе, Пекин наложил вето на решение по Сирии, принял участие в блокировке юго–восточного маршрута снабжения американских и союзнических войск в Афганистане.
Что касается планов Анкары о вступлении в новый союз, то можно говорить, что Турции выгоден ТС, особенно создание зоны свободной торговли. За счет расширения таможенных барьеров будут увеличены поставки товаров, в первую очередь текстиля, который составляет 12 процентов ВВП страны. Также появится возможность получать российские нефть и газ по заниженным ценам.
Правда, на сегодняшний день стремление Турции в ЕАЭС ограничено договоренностями с ЕС, в Таможенном союзе которого она состоит с 1996 года и условиями соглашения которого запрещается заключать договоры о зоне свободной торговли с теми странами, с которыми у Евросоюза уже есть подобные договоренности. Но эти вопросы решаемы, так что все будет зависеть от политической воли турецкого руководства относительно реакции США на подобный шаг. Ведь Штаты с самого начала заявляли, что не допустят ресоветизации региона. Уже сегодня, по информации отдельных СМИ, на информационно–психологическую деятельность против интеграции Евразии США потратили более 2,4 млрд. долларов.
При этом существует большая вероятность, что, несмотря на все выгоды, затеянное вступление Анкары в ТС является, по некоторым мнениям, блефом, а истинной целью — якобы ослабление нового союза через сталкивание его членов. В поддержку этой версии говорит тот факт, что в политическом плане Турция и ТС часто придерживаются противоречивых позиций, к примеру миллиарда по Сирии. В этом плане Турции намного ближе позиция США и НАТО, полноправным членом которого она является. Кстати, интерес у Анкары вызывает только Таможенный союз, а не Евразийский. А ведь ТС — это только шаг на пути к единому евразийскому пространству, на которое у Турции всегда были свои объединительные планы под эгидой неотюркизма. Да и в рамках решения курдского вопроса ценность Турции как партнера в мире может сильно измениться.
Анкара может в рамках глобального интеграционного проекта значительно укрепить собственную территориальную целостность, сохранить контроль над Северным Кипром и получить власть над Курдистаном.
Таким образом, присоединение Турции к ТС грозит серьезными стратегическими последствиями. Меньшее из которых — утрата Россией интеграционных инициатив. Также попытки турецкого участия вбивают клин в отношения ЕАЭС с Ираном, укрепить контакты с которым ЕАЭС намного выгоднее, чем с Анкарой.
Для Ирана ЕАЭС становится реальным шансом вырваться из геополитической изоляции и экономических санкций и продуктивно интегрироваться в систему международных институтов, завершая развернутую вокруг него “ядерную истерию” и снимая напряжение. Нечто подобное ИРИ ожидала от ШОС, но членство рассматривали слишком долго, не желая обострять отношения с США и Израилем, и только сейчас заговорили о том, что решение будет принято в сентябре 2015 года. Для Ирана выгодно формирование нового мирового полюса, поскольку в современном мире мало что ограничивает действия США, включая международные институты вплоть до ООН.
Можно сказать, что Иран готов стать вторым полюсом Евразийского союза, который позволит контролировать колоссальный объем энергоресурсов и привлечь иранские инвестиции к евразийским проектам, потянуть все из которых России явно не по силам (к примеру, строительство таджикской Сангуды–2, куда Иран вложил 200 миллионов долларов). Возможность не дожидаться российской подпитки даст хороший толчок в развитии ЕАЭС.
Иранское участие способно сбалансировать мусульманскую и христианскую составляющие Евразийского союза, сделать его более привлекательным для мусульман не только Центральной Азии, но и в самой России. Привлечение Ирана позволит России идеологически выровнять внешнюю политику, заявив миру о возможности объединения несогласных с диктатом США и стремящихся к диалогу из искусственной изоляции. Тегеран же получит возможность создания зоны шиитского влияния в Афганистане, на Южном Кавказе, в Ираке, Сирии, Ливане и других странах.
Вхождение в ЕАЭС позволит Ирану интенсифицировать коммуникативную площадку с Азербайджаном, национальные интересы которого во многом зависят от иранской повестки дня. Здесь и Карабах, каспийские ресурсы, и железнодорожный коридор при участии Баку, Тегерана и Москвы. Страны ЕАЭС будут подключены к решению проблем с “Исламским государством”. Также ИРИ — это обширный рынок сбыта и крупный торговый партнер на Среднем Востоке, который способен привлечь на новую экономическую площадку Индию и Пакистан.
Минусом может стать то, что вхождение Тегерана в евразийский проект способно вызвать дополнительное раздражение Запада и увеличить давление на новообразование с запуском контрпроектов.
Можно ожидать и усиления иранской интервенции в Центральной Азии, расширение так называемой “зоны Большого Ирана”, что вызовет повышенный интерес к ЕАЭС уже со стороны ближне– и средневосточных государств, а далее может повлечь и их противодействие, обусловленное нежеланием выдвижения ИРИ на роль регионального лидера с такой поддержкой.
Но в целом вполне способна сформироваться новая ось Россия — Иран — Китай, все члены которой начнут обхаживание Центральной Азии с Казахстаном как явного регионального лидера.
В отношении Дели и Исламабада ЕАЭС может катализировать создание хороших интеграционных площадок этими странами в рамках их национальных интересов.
Но Пакистан сразу ставит сложную задачу — необходимость экспортировать развитие из–за разницы в технологическом, энергетическом состоянии этой страны. К примеру, за всю историю независимого Пакистана, а это 67 лет, там ни разу не была разработана энергетическая стратегия. Для ЕАЭС, который во многом делает ставку на энергетику, это может оказаться серьезным вызовом. При этом, экспортируя энергетическое развитие, ЕАЭС может прочно привязать к себе Исламабад.
Индию, Пакистан, а также Иран может объединить международный транспортный коридор Север — Юг, который способен предложить ЕАЭС и который может реально заработать через иранский Бендер–Аббас через Среднюю Азию по обеим сторонам Каспия. Подобная возможность особенно важна Индии с ее стремительным развитием, которая не может зависеть только от морских путей и требует транспортных евразийских коридоров. Хотя, представляя сама по себе самодостаточный региональный рынок с населением более миллиарда человек, Индия может искать плюсы больше геополитические, чем экономические.
На фоне разворачиваемой ЕАЭС интеграции начинает играть свою роль Монголия, имеющая границы с Евразией, исторические корни с центральноазиатскими народами и Россией, и самое главное — рост ВВП за 15 лет в 10 раз. Участие в подобном континентальном проекте дает Монголии хорошие шансы диверсифицировать внешнеэкономическую деятельность. И Беларусь уже пошла навстречу Улан–Батору, формируя общие проекты.
По такой же схеме призвана идти интеграция Вьетнама, который проявляет интерес к ТС с 2012 года и уже выработал ряд совместных проектов в сфере информационных технологий, кибернетики, биологии и атомной энергетики, возможности зоны свободной торговли.
Аналитики говорят о том, что ЕАЭС неизменно привлечет в свою плоскость Японию, которая из трех возможных рынков сбыта — англосаксонская (препятствия со стороны ЕС), китайская (страх раствориться среди населения КНР) и Евразия — выберет последний.
* * *
Какие–то зоны интеграции и сотрудничества осей Тегеран — ЕАЭС, Анкара — ЕАЭС, Нью–Дели — ЕАЭС, Исламабад — ЕАЭС, безусловно, совпадут, что только усилит единое экономико–политическое пространство. Но в данном случае мы получаем мощнейшую экономику и технологический рывок модернизации Пекина, политико–религиозное мессианство и жесткое противодействие однополярному миру и монополизации международного права со стороны Ирана, бурное развитие промышленности Индии, геополитическую активность Турции, потенциал исламской культуры Пакистана и объединенное Россией постсоветское пространство.
По одиночке эти страны, включая Россию, не имеют должного веса в глобальном мире, но как единая сила, опирающаяся на ресурсы постсоветских стран, они становятся реальной планетарной силой, новым мировым полюсом, способным отстаивать любые субверсивные стратегии Запада и не опасаться экспорта “цветных революций”. Именно Китай и Иран призваны стать двумя столпами, без которых ЕАЭС просто не выстоит.
При благоприятном решении всех проблем и устранении существующих недоделок можно говорить, что к 2025 году ЕАЭС станет четвертой по мощности межгосударственной структурой на планете. Единственное условие — правильный выбор между миражами мирового господства и геополитической реальностью.
Правила комментирования
comments powered by Disqus