Старый афоризм гласит «Никто так не изменил историю человечества, как историки». Если посмотрим на описание тех или иных событий в хронологическом порядке, то несложно увидеть изменение трактовок в соответствии с «духом эпохи». Сама историческая наука, если не возникла сразу в качестве таковой, то практически всегда было одной из производных функций государственной идеологии. Причем, любой идеологии каждого государства. От историков всегда требовалось обосновать права правителя на власть, права государства на ту или иную территорию или доказать и показать важность смены общественной формации.
XX век и отечественная история в этом плане не просто не стали исключением, но возвели идеологизированность истории в ранг искусства и государственной политики. Вначале это нужно было для идеологического обеспечения советской власти, затем, после распада СССР, для выстраивания новой идеологии и новой истории возникших на руинах СССР государств.
Если изучить тенденции современной историографии любого постсоветского государства, то становятся очевидными ряд общих черт. Во-первых, «удревление» национальной истории, обоснование права нации на нынешнюю государственность, независимость и, как минимум, современные границы. Во-вторых, выявление факторов, говорящих о «вековой борьбе» за эту независимость, процессе, начавшемся с древнейших времен и героически продолженном современными элитами. В-третьих, негативизация периода имперской и советской истории, т.к. критика данного периода позволяет отчеркнуть значимость нового этапа государственного строительства, социально-экономической политики и новой идеологии и обосновать вышеупомянутые права нынешних элит на власть и на производные функции этой власти. В-четвертых, что хорошо видно на примере современной Украины или Казахстана, географическое и хронологическое сужение исторического контента.
Так, мифологизация «голодомора», рассматриваемого исключительно в контенте отношений метрополии и Украины, позволяет государственной пропаганде ставить вопрос в плане «геноцида украинского народа». То же касается и политических репрессий 30-х годов: исключение общесоюзного контента позволяет сделать «вывод» о том, что речь идет о репрессиях в отношении той или иной национальной интеллигенции, управленческой элиты или народа целиком. Это что касается географического контекста. Сужение же временных рамок позволяет убрать причины, коллективизации, индустриализации или миграционной политики, и их последствия. Остается только фактор «перегибов» и проблем, возникающих с ее реализацией. За коллективизацией, правда, последовал рост сельскохозяйственного производства, обеспечивший во многом создание нынешней продовольственной базы нынешних национальных экономик. Индустриализация способствовала победе в Великой Отечественной войне, предопределила превращение Союза ССР в мировую сверхдержаву, а также заложила основы индустриального развития будущих новых независимых государств. Ведь речь идет, в первую очередь, о тех самых промышленных гигантах, энергетической и нефтегазовой инфраструктуре, ставших объектами пресловутых «залоговых аукционов» и «оффшорной приватизации», позволивших нынешней бизнес-элите занять места во всемирных списках миллиардеров.
Безусловно, перегибы при смене формаций всегда были, есть и будут, и их исключение из истории будет способствовать утрате опыта, знаний, который мог бы быть полезным в будущем, но, будем откровенно, очень сложно назвать государственную власть, которая бы умела делать выводы, исходя из прошлого опыта, даже своего собственного. Напротив, история стала заложницей текущего политического момента, а заодно и элементом массовой культуры. Речь идет не только о произведениях искусства – книгах, фильмах, мультфильмах, но и о депроффесионализации историков в целом. Сейчас каждый человек, обладающий воображением и умением излагать свои мысли, может писать статьи и книги по истории, опираясь не на материалы архивов, библиотек или археологических исследований, а на «собственное видение». В качестве примера можно привести цитаты из недавнего выступления одного казахстанского государственного деятеля: «История свидетельствует, что наш народ был чрезвычайно богат, носил одежду, расшитую золотом, ел из золотых блюд, ездил в золотом седле, а правители восседали на золотом троне. Собрания проводились в золотых дворцах. А мы – потомки того великого народа. Это никакое не преувеличение, это есть историческая правда. Всему есть подтверждения. Легенды, эпосы, сказания, дошедшие до нас из глубины веков».
Особо важным аспектом новой современной историографии, действующей по государственному заказу и под давлением национал-популистской интеллигенции, является создание логического ряда, обосновывающего утрату прежней государственности, колониальную политику царизма и советской власти и ее негативное влияние на национальное развитие, факты, говорящие о национал-освободительном движении, которое увенчалось получением независимости и «современным прогрессивным развитием» под руководством правящих элит. Этот процесс был доведен до абсурда в Туркменистане, но надо признать, что вопрос характерен практически для всех остальных стран.
Одним из наиболее сложных вопросов для реализации этой государственной миссии является то обстоятельство, что история XX века дает не так уж много фактов национал-освободительной борьбы против пресловутой колониальной политики. Диссидентское движение – не в счет, поскольку оппонирование режимам со стороны его активистов и легализовавших зарубежных спонсоров и вдохновителей осталось фактом. История времен СССР не показывает значительного числа восстаний и акций протеста против советской власти и коммунистической партии, имеющих при этом именно национальный характер. Были восстания заключенных, беспорядки на социальной основе, но с национально-освободительным движением возникла проблема. В итоге, в ход пошла откровенная фальсификация. В качестве примера приведу историю одного студента, который в 50-е годы попал под следствие органов госбезопасности из-за высказываний в ходе дружеской и не вполне трезвой посиделки. Дело был закрыто практически сразу – из-за отсутствия причин. Студент сделал карьеру в государственных и партийных органах, как в советский период, так и в годы независимости. А по прошествии лет уже утверждал в интервью, что именно он создал первую национал-демократическую партию в Казахстане, разгромленную спецслужбами.
Подобная трактовка, хотя и в менее анекдотичной форме, в целом характеризует современные общественные исследования, к которым добавилось и активное внешнее воздействие. Западная советология, внедряемая ныне в качестве прогрессивного научного подхода, стала верным союзником и наставником новых или «переобувшихся» старых историков в плане негативизации образа Российской империи и Советского Союза. Мотивы этих действий и тогда, и сейчас достаточно очевидны. Взять хотя бы историю «Туркестанского легиона» или Мустафы Чокаева (Шокая).
С этой точки зрения было бы весьма интересным рассмотреть историю «народно-освободительных движений» и «массовых беспорядков» вне контекста их идеологического освещения. Ведь, по большому счету, опытный историк, политолог или идеолог всегда может обосновать их причины, исторический ход и последствия с необходимой точки зрения, опираясь на отдельные факты и свое личное или служебное видение ситуации. То есть, если логическим рядом будут события А, Б, В, Г, Д, то условный историк №1, использую А, В и Г обоснует события с точки зрения классовой борьбы, а историк №2, опираясь на Б, Г и Д, «сделает» их национальным движением.
Ашимбаев Данияр Рахманович, главный редактор Казахстанской биографической энциклопедии, руководитель информационно-издательского проекта «Кто есть кто в Казахстане» (Республика Казахстан). Выступление на конференции в МГУ им. М.В. Ломоносова 18 сентября 2015 г.
Правила комментирования
comments powered by Disqus