Религиозное возрождение является отличительной чертой в непродолжительной истории Кыргызстана после обретения независимости, по мере того, как страна продолжила политику открытости, введенной в пору горбачевской перестройки. Результатом стал устойчивый рост как религиозности, так и разнообразия вероисповеданий. Поскольку большую часть населения страны – 5,7 млн человек – составляют мусульмане, ислам находился в авангарде этих событий. Проповедникам всех направлений было позволено проводить свою деятельность, в то время как по сей день, студенты выезжают за границу: в Египет, Саудовскую Аравию, Пакистан и Бангладеш, в целях получения религиозного образования.
Однако, общественное пространство, на котором ислам не так давно утвердился, получает широкое освещение в СМИ, отождествляющее увеличивающуюся религиозность с процессом постепенной радикализации. Вооруженное противостояние между членами элитных подразделений Альфа и неизвестными боевиками в Бишкеке в середине июля вывело так называемый радикальный ислам в центр внимания, несмотря на то что, по крайней мере, при первом анализе – «перестрелка напоминала операцию по захвату беглых преступников». Учитывая щепетильность темы, населению, как правило, предоставляется официальная версия правительства о событиях, зачастую, практически не подкрепленная доказательствами, или альтернативные объяснения с оттенком секретности в связи с отсутствием независимых оценок.
Как бы то ни было, возрождение ислама является фактом жизни в Кыргызстане. По данным Госкомиссии по делам религий (ГКДР), регулирующей отношения между государством и религиозными организациями, «в 1990 году в Кыргызстане было 39 мечетей, а в 2014 году этот показатель достиг 2362 мечети и 81 исламских школ в структуре [муфтията]», Духовного управления мусульман, квази-государственного органа, который регулирует мусульманские дела в стране. В Кыргызстане «зарегистрированы 68 мусульманских центров, фондов и объединений, проводящих образовательную, просветительскую и благотворительную деятельность и занимающихся строительством культовых объектов», – продолжает ГКДР.
Рост разнообразия
Муфтият максимально приближен к официальному исламу в государстве, которое определяет себя как светское, и – вместе с государственным аппаратом – устанавливает границы исламских традиций в Кыргызстане. Когда я спросил об этом известного богослова Кадыра Маликова в апреле этого года, он объяснил, что традиционно мусульмане в Кыргызстане являются суннитами доктрины Матуриди и последователями ханафитской школы правоведения, как и остальная часть Центральной Азии.
Ученые, однако, отмечают, что традиционный ислам в стране «включает в себя множество элементов доисламских религий и культов, в том числе шаманизм, анимизм, зороастризм, поклонение предкам и культ природы». Именно с таким синкретизмом не согласны мусульмане салафитской ориентации наряду с другими доктринальными и правовыми вопросами.
Салафиты являются лишь одним из множества различных направлений ислама в Кыргызстане, где свободно работает Таблиги Джамаат (TД), хотя и без официальной регистрации, наряду с множеством суфийских орденов. Хизб ут-Тахрир (ХуТ) – пан-исламская организация, которая призывает к восстановлению Халифата, запрещенная во всей Центральной Азии и России, также ведет активную подпольную работу в стране.
Основанная в Индии в 1920-е годы, ТД является строго аполитичной организацией, работающей на уровне широких масс по возрождению ислама. В ее основе концепция дават, или «призыва», посредством чего миссионеры ТД (которые называются даваатчи) путешествуют по всей стране, рассказывая братьям-мусульманам об их вере, а также призывая их, в свою очередь, совершать дават в своих сообществах и за их пределами.
Эмиль Насритдинов, профессор антропологии Американского университета Центральной Азии и член ТД, считает, что «движение имеет большое влияние в Кыргызстане, и, учитывая тот факт, что оно не ввязывается в политику, многие страны признают ее мирный потенциал. Я, на самом деле, утверждаю, что благодаря ТД в Кыргызстане нет значительного присутствия радикального политического ислама».
Страх «экстремизма»
Несмотря на то, что эта оценка общепринята в среде экспертов, вопрос о запрете ТД периодически поднимается в стране. Некоторые опасаются, что запрет на ТД был бы катастрофой для Кыргызстана, создавая вакуум, который может быть заполнен экстремистскими группами. Аналогично, учитывая распространённость дават и эффективность ТД в решении социальных проблем, таких как алкоголизм и наркомания, создается нечеткое разграничение между приверженцами «официального» ислама муфтията и ТД.
Однако критики рассматривают текущий процесс исламизации – как они его определяют – с подозрительностью и страхом. Элиты в Бишкеке и (возможно, в меньшей, но не менее важной степени) в Оше питают надежду на светское мировоззрение, унаследованное от десятилетий советского правления, и, как правило, склонны рассматривать такое религиозное возрождение как сельское явление, «мигрирующее» в город вследствие экономических причин. В Бишкеке многие из этих внутренних мигрантов селятся в новостройках, новых строительных проектах на окраине города, где арендная плата приемлема.
Житель Бишкека, который много лет проработал в международной организации, во многих строительных проектах, четко формулирует эти смешанные чувства по отношению к исламизации: «В новостройках ислам все больше и больше становится особенностью повседневной жизни. Строятся молитвенные комнаты и мечети, и люди ведут себя, по их мнению, в соответствии с шариатом. Молодые и старые мобилизуются вокруг религии, они собираются вместе, чтобы обсудить ислам и понять, как стать лучшим мусульманином. Они говорят, что в этом нет никакой опасности».
Он делает паузу, а затем добавляет: «На мой взгляд, на это можно посмотреть двояко. С одной стороны, люди становятся лучшими мусульманами, они перестают пить и начинают работать для своей семьи. С другой стороны, большинство из них необразованны и не могут читать Коран, поэтому они верят всему, что им говорят об исламе».
Правительство должно установить четкую грань между ответом на эти опасения и решительным осуждением всего, что не соответствует практически официально санкционированной версии ислама. Однако, в напряженном международном контексте вследствие событий 11 сентября 2001 года и в новой медиа шумихе после провозглашения исламского государства в части Сирии и Ираке в июне 2014 года, правящие элиты, похоже, поддерживают международный дискурс об экстремизме для внутреннего использования.
Концепция национальной безопасности Кыргызстана 2012 г. заявляет, что «религиозный экстремизм и международный терроризм в настоящее время представляют собой массивную угрозу для Кыргызской Республики. Религиозные экстремистские и террористические организации [превращаются] в мощные международные криминальные структуры с разветвленной сетью единомышленников, в том числе, в нашей стране. Для того чтобы реализовать свои планы по ускорению исламизации и радикализации обществ Центральной Азии используются [многочисленные] миссионеры и финансовые средства вместе со средствами массовой информации и Интернетом, а также ввозится экстремистская литература [для] идеологической обработки населения».
Такая формулировка весьма проблематична. Во-первых, существует проблема терминологии: концепция смешивает исламизацию с радикализацией, что, в лучшем случае, спорно, а в худшем – опасно. Во-вторых, она смешивает и путает экстремизм и терроризм. Другие официальные документы используют термины радикализм, фундаментализм, экстремизм и терроризм взаимозаменяемо. При попытке предоставить определение, они не могут сформулировать различия между экстремизмом и насильственным экстремизмом, упуская ключевое отличие в том, что приверженец экстремистских взглядов может отвергать применение насилия.
Будучи далеко не семантический вопрос, который вводит в большую путаницу, так как к салафитам, ТД и ХуТ применяются различные степени контроля из-за недостаточно полного определения радикализма. Кроме того, присутствует небольшой нюанс в описании этих различных направлений ислама, а также ваххабитов и такфиристов – первые – приверженцы официальной версии ислама Саудовской Аравии; последних определяют как экстремистов, которые обвиняют других мусульман в куфре или неверии, что может оправдать их убийство – их рассматривают как одно и то же.
Похоже, такие суждения распространены и среди местных служб разведки. Как, предположительно, сообщил один высокопоставленный чиновник в правоохранительных органах главе международной неправительственной организации: «Нет никакой разницы между экстремизмом и насильственным экстремизмом».
Чувствительность вопроса и нарушения
Критики утверждают, что обвинения в экстремизме могут использоваться, чтобы остановить критику в адрес правительства, и нацелены на конкретные группы. Недавний арест имама Камалова Рашода был в заголовках статей, но это далеко не единственный пример.
Адвокат с юга страны, пожелавший остаться неизвестным из-за чувствительности темы, утверждает, что ему поступили 20 таких новых дел только в этом году. «Большинство составляют узбеки, но есть также и кыргызы, увеличилось число женщин по сравнению с прошлым годом». Это и неудивительно. Со времени столкновений на юге летом 2010 г. между кыргызским большинством населения страны и многочисленным узбекским меньшинством, последние жаловались на притеснения и дискриминацию со стороны властей. Независимые исследователи пришли к единообразному заключению, что несмотря на то, что большинство жертв насилия составляли узбеки, их же в последствии осудили и приговорили.
Адвокат говорит мне в отчаянии, что в большинстве его дел «людей обвиняют в хранении и распространении экстремистской литературы, но эти публикации не включены в официальный список запрещенных материалов. Поэтому, как можно арестовать человека за то, что на самом деле не запрещено?» И добавляет: «Дело в том, что, учитывая нынешнюю ситуацию, эти случаи имеют огромный резонанс, и до сих пор нам не удалось добиться ни одного оправдательного приговора. Это является маргинализацией людей, которые теряют веру в учреждения. Многие из них молоды и единственные кормильцы в семье, поэтому их заключение в тюрьму может разрушить целую семью». 7 октября Имам Камалов получил 5-летний тюремный срок.
Чувствительность предмета означает, что доказательства заявлений об экстремизме зачастую являются слабыми, и в то же время, активно препятствуют проведению независимых исследований. Яснее всего это отражено в широком диапазоне статистических данных о количестве бойцов, выехавших из Кыргызстана на войну в Сирию или Ирак на сторону так называемого исламского государства. Но это также относится и к более прозаическим вопросам, таким как число последователей любой исламской группировки.
Аман Салиев, старший эксперт Института стратегического анализа и планирования в Бишкеке, говорит прямо: «Вы никогда не сумеете приблизительно посчитать различные исламские течения. Никто не делает подсчеты, а официальные статистические данные недостоверны. Каждый эксперт и каждое должностное лицо получит разные цифры».
Ислам и гос.управление в Кыргызстане
Однако, по одному вопросу все мнения сходятся. В Кыргызстане не хватает квалифицированных кадров, необходимых для удовлетворения растущей потребности в исламском образовании. ГКДР указывает, что «только 20% представителей духовенства имеют базовое религиозное образование медресе и исламских институтов».
Аким Эргешенов, глава отдела религиозного образования в муфтияте, добавляет: «Мы нуждаемся в средствах. И очень опасно когда, люди думают, что они мусульмане, но никто не учит их исламу. Если у кого-то есть желание узнать, он удовлетворит его, независимо от того, дадите ли вы ему возможность или нет».
В Кыргызстане, однако, проблема глубже ислама. Светское образование страдает от нехватки 2340 учителей, как недавно заявил министр образования и науки. Десятилетия неэффективного управления и широко распространенной коррупции привели к сокращению предоставления услуг, или, по словам политолога Эрика МакГлинчи, «кыргызское правительство в начале двадцать первого века не может обеспечить даже то, что поставлял Ленин в начале двадцатого века: электричество на регулярной и предсказуемой основе».
МакГлинчи является одним из ряда ученых, которые показывают потенциал ислама в компенсации, по меньшей мере, частичной, глубокого кризиса управления, который переживает страна. Он определяет продолжающееся исламское возрождение в качестве «продукта ослабевающего кыргызского государства», в результате чего «разнообразное количество исламских организаций и учреждений – местные мечети, Хизб ут-Тахрир, различные религиозные и бизнес-группы семьи Камаловых [и] даже Диянат, духовный совет турецкого правительства – участвуют в обеспечении продовольствия, жилья, образования, что не может обеспечить центральное правительство».
В последние годы так называемые группы самопомощи существенно распространились по всей стране и региону, чтобы поставлять общественные блага, когда-то поставляемые государством. Некоторые являются светскими, но многие религиозны, и в местной мечети создается естественный организующий центр. Алишер Хамидов, член-корреспондент программы Центральной Азии в университете Джорджа Вашингтона, описывает, как на базаре его родного Аравана, «существует сеть мусульманских предпринимателей, образованная в местной мечети. Это группы взаимопомощи по очереди выдают кредит членам группы. Если кто-то заболеет, например, семья может использовать эти средства. Они называют себя по-разному – джамаат, джуралик (братство) – но все они основаны на давней Центрально азиатской традиции ассоционизма».
На вопрос о том, представляет ли текущий рост религиозности угрозу Кыргызстану, Хамидов ясно отвечает: «До сих пор самая большая угроза исходила от светских идеологий, таких как национализм, а не исламские организации». События лета 2010 г., например, настроили кыргызов против узбекских националистов, выдвигавших вопросы политического представительства, экономических трудностей и культурных прав. Всплеск кыргызского национализма с тех пор вызывает опасения маргинализации среди меньшинств Кыргызстана, не говоря уже о повторении насилия 2010 года.
Хамидов продолжает: «За исключением гражданской войны в Таджикистане и Исламского движения Узбекистана, не было ни одного примера насильственной исламской мобилизации в Центральной Азии. Скорее, исламские группы находились на заднем плане политических событий в течение двух революций в Кыргызстане». Салиев, старший эксперт, соглашается: «Радикальный ислам является очень маргинальным проектом в Кыргызстане. Самая большая угроза для нашей страны - это крах системы образования».
Правила комментирования
comments powered by Disqus