Как часто, когда речь идет об усыновлении, можно услышать, что это слишком сложный процесс, что ребенок все равно останется «не своим», и что от приемных родителей обязательно требуется большой материальный достаток и много-много чего еще.
Биолог Елена Евина своим примером доказывает, что, если желание усыновить ребенка осознанное, то трудности не останавливают. Сейчас Елена и ее муж Дмитрий взяли в семью второго ребенка, четырехмесячного Иллариона.
Елена рассказала АиФ.ru о том, как она приняла решение стать мамой и как сейчас складывается ее жизнь с двумя приемными детьми.
Не ждать принца на белом коне
После окончания биофака МГУ я несколько лет занималась наукой. Потом работала учителем биологии в одной хорошей частной школе. С 2009 года участвовала в разных волонтерских программах. Сначала это были дети-сироты, потом «Гражданское содействие», благотворительная организация, которая помогает беженцам. Один из видов помощи там — подтягивать детей-беженцев по школьной программе. Часто таким детям не хватает знания русского языка или (обычно именно поэтому) они сильно отстают по программе. И, разумеется, если одноклассники травят их за национальную принадлежность, им особенно нужна поддержка взрослых.
Мне было 29 лет, и мне уже хотелось ребенка, но в то время я была в разводе. Рожать «от кого угодно» меня совсем не устраивало. Спешно искать принца на белом коне тоже не было желания. Но был еще один вариант. Так как я работала с детьми-сиротами, то знала, что они такие же дети, как и все остальные, у меня не было боязни плохих генов, болезней и тем более меня не смущала другая национальность.
Как Назира обрела маму и стала Надинкой
Я начала говорить об усыновлении с родными, еще когда работала волонтером. Рассказывала, какие замечательные дети-сироты, «всех бы забрала».
Когда я укрепилась в своем решении взять ребенка в семью, моя мама сначала была неприятно удивлена. Сказала, что мой случай очень странный, что женщины, если могут, рожают сами. Через некоторое время она изменила свою позицию и очень помогла мне в сборе документов. Меня также очень выручили мои бывшие муж и свекровь. В тот момент у меня, например, не было возможности предоставить справку об аренде жилья. Хозяйка квартиры, которую я снимала, отказала мне. Тогда мой бывший муж и его мама сделали мне справку о якобы безвозмездном пользовании их жильем.
Затем я искала ребенка. Однажды увидела анкету и фото одной симпатичной «национальной» девочки на сайте, позвонила в опеку, мне сразу сказали, что у этой девочки очень тяжелая инвалидность, но есть еще одна темненькая девочка (видимо, они решили, что мне нужен ребенок с именно такой внешностью).
И я поехала знакомиться с этой второй девочкой. Однако, когда я приехала в опеку, увидев меня, сотрудницы стали отговаривать. Оказалось, что биологические родители девочки — киргизы. «Зачем вам это? — спрашивали сотрудницы. — У вас славянская внешность. Потом вы выйдете замуж, и вашему мужу не понравится, что девочка другой национальности». На это я ответила просто: «Мне не нужен муж-расист».
После этого расспросы кончились, и мы, наконец, познакомились с Назирой, как ее тогда звали. Ей было чуть меньше пяти месяцев. Очень хорошо помню, как ее вынесли в желтом пушистом комбинезончике. Крохотную, но уже с шикарными густыми черными волосами.
Специфика того дома ребенка была в том, что встречи разрешались только очень короткие, да еще какое-то время он был закрыт на карантин, так что я не очень-то много виделась с дочкой. Но при этом чувствовалось, что работники очень заинтересованы в том, чтобы устроить ее в семью.
Забирали мы дочку с моей подругой, она отвезла нас домой на своей машине. Через три-четыре дня родные пришли знакомиться с новым членом семьи. Я решила, что дам дочке имя Надежда, так и записали, но моя мама назвала ее «Надин», «Надинка» — и имя прижилось.
О первых днях
Первую ночь я практически не спала, слушала, как ребенок дышит, смотрела, как она во сне перемещается по кроватке. И все ждала, когда же случится то, что мне предрекали, когда же Надинка будет плакать. Меня сильно пугали этим родители — что я не буду высыпаться с ребенком, но я с этим практически не столкнулась. Надинка в первую ночь спокойно спала и только один раз за ночь лениво открыла глазки, тогда я ее и покормила. То же самое было на следующую ночь. Постепенно я уже поняла, что недосыпа (по крайней мере, регулярного) у меня не будет.
Мне кажется, что начало адаптации у меня происходило, как почти у любой молодой и неопытной мамы. Я не всегда понимала, чего именно хочет Надинка, потому что ребенок не говорит, он только плачет. Почему она, например, не хочет лежать в кроватке или сидеть в коляске? Понимание между нами достигалось методом проб и ошибок. В начале мне, например, не удавалось кормить ее с ложки. Из бутылочки — все было хорошо, а с ложки «по усам текло, в рот не попало». Потом стало ясно, что Надинке нужен более быстрый темп кормления, тогда и проблем не будет.
Но вообще адаптация в основном заключалась в том, что у Надинки появился характер. С мордашки сошло буддистское спокойствие, она научилась сердиться, радоваться, смеяться и плакать.
Я в основном зарабатываю деньги частными уроками. И с появлением Надинки ко мне продолжали приходить ученики, моя мама во время занятий сидела с дочкой. Потом я так выстроила расписание, что ученики приходили ко мне вечером, когда Надинка уже спала, так что мне не пришлось сильно напрягать родных. Но мама и папа, конечно, и сейчас помогают нам. Родители у меня прекрасные, я чувствую, что они меня любят и уважают мое решение. И главное — любят моих детей!
Как у Надинки появились папа и брат Илларион
Когда я удочерила Надинку, у нее не было папы. Я и не искала: выйти замуж для меня никогда не было чем-то принципиальным. Но уже тогда мы дружили с Димой. Когда Надинке было два года, мы с ним и группой друзей пошли в поход на Алтай. Поход был с элементами экстрима, так что Надинку туда брать было нельзя, и она осталась с бабушкой и дедушкой. Именно на Алтае у нас с Димой завязались близкие отношения.
Когда стало понятно, что отношения серьезные, мы стали думать про второго ребенка. Не скрою, что инициатива была моя. А Дима поддержал, сказал, что будет стараться дать максимум любви и всего остального.
Я начала собирать документы и довольно быстро это сделала. Хозяин нынешней нашей квартиры охотно дал справку, с работой у меня проблем нет, я официально работаю и сейчас в декретном отпуске. Оставалось дело за «малым» — найти ребенка.
Еще несколько лет назад детей в базах было больше, можно было в интернете найти анкету ребенка. В случае с Лариком все было немного сложнее. Я обратилась в ближайшую опеку, но там детей не было. Тогда я поехала в Департамент социальной политики на Новой Басманной. У них есть база данных по всей Москве.
Так мы и встретили Ларика. Ему было 2,5 месяца, а выглядел он еще младше. Родился раньше срока, был тоненький, какой-то прозрачный. Сейчас у него появились щечки и мышцы на ручках и ножках. Ларик у нас всего месяц, но уже улыбается, гулит, переворачивается. Любит сидеть на ручках и вообще охотно идет на физический контакт.
О страхах
На момент усыновления первого ребенка у меня не было социальных или расовых предрассудков. И я знала с самого начала, что у нас не будет тайны усыновления. Но при этом первые несколько месяцев я не была готова рассказывать правду любому, кто спрашивал про Надину. А спрашивали часто, потому что обращали внимание на то, как мы с ней не похожи. Вначале было проще выдумать про папу другой национальности. Зато сейчас я отвечаю прямо: «Это моя приемная дочь».
То же самое про Ларика. Когда недавно в моей социальной сети появились его фото, многие подумали, что это мой биологический сын. Я пока ничего на это не отвечаю. Видимо, в период адаптации не хочется про это даже думать. Такие вопросы от незнакомых людей все-таки — стресс.
Диме, конечно, тоже было не просто. Во-первых, он задавался вопросом: а как это вообще — быть папой? И, кроме того, для мужчин часто бывают важны такие моменты, как «родная кровь», «передать свои гены», а также воспитывать носителя своих генов. Ведь действительно многие мужчины не готовы к отношениям с женщиной, у которой уже есть ребенок. А тут ребенок не только не его, но даже и не ее.
Я могу только догадываться, какую внутреннюю работу проделал мой любимый мужчина. Он никогда не озвучивал никаких «мужских» предрассудков. Но защищаться от чужих предрассудков — это тоже трудно, требует много сил.
Иногда я чувствую, как сильно меня не понимают другие люди. Когда меня спрашивают, зачем я усыновила детей, обычно ожидают два варианта ответов: либо чтобы пожалеть меня, либо чтобы выразить восхищение моим геройством. То есть ждут, что я буду рассказывать, как я хочу спасти мир, а заодно — несколько сирот, либо, что я, бедная, не могу иметь кровных детей или не сложилась личная жизнь. А если я отвечаю, что я не супергерой, просто предпочитаю собирать документы, чем быть беременной и рожать, это немедленно вызывает осуждение или другую негативную реакцию. От женщин ждут выполнения именно биологической функции.
Или, например, иногда меня спрашивают: «А кто настоящая мама Надины?» Ясно, что нет цели обидеть меня этим вопросом, людям просто любопытно, но у меня для них один ответ: «Я ее настоящая мама».
Другой неприятный вопрос: «Почему ты не захотела своих детей, когда можешь их иметь?» Ответ аналогичный: «Это и есть мои дети, Надинка и Ларик». Если уж задавать эти вопросы, то лучше уточнять, что интересует именно, кто биологические родители, или почему у меня нет кровных детей.
Мой выбор
Почему же все-таки я решила второго ребенка тоже усыновить, хотя рожать теперь есть от кого? На это есть несколько причин.
Во-первых, у меня уже есть позитивный опыт. Женщина рожает первенца, понимает, как это круто, и рожает второго. То же самое произошло со мной: я удочерила Надинку, поняла, как это прекрасно, и захотела усыновить второго ребенка. Я уже знаю, как это сделать, всю эту процедуру, поэтому мне было легче принять именно такое решение.
Второй важный момент: мы с Димой пришли к мысли, что детям самим будет лучше, если их, приемных, будет двое. Ведь «не как все» — это не только приемные родители. В первую очередь, это приемные дети. Думаю, когда в семье их двое или несколько, они не будут чувствовать себя одиноко, и им будет проще принять свою «инаковость».
И еще одна вещь. В усыновлении я вижу меньше физических ограничений для себя. Возможно, это прозвучит эгоистично, но я очень ценю активный образ жизни, а в случае усыновления нет ни токсикоза, ни других сопутствующих явлений. Мы ведем активный образ жизни. Надинка путешествует с нами. Она побывала на Урале, в Татарстане, в Карелии, в Тверской области, в Великом Новгороде, в дальнем Подмосковье. А прошлым летом мы ездили на машине втроем и с моей лучшей подругой на Азовское и Черное море. Это было долгое и непростое путешествие, но Надин хорошо перенесла дорогу, и все ей очень понравилось.
Кроме того, беременность и роды требуют довольно много вложений, так как женщины зачастую боятся бесплатной медицины и готовы платить деньги за ведение беременности и благополучное разрешение. Процедура усыновления, напротив, бесплатна.
Я, разумеется, не против деторождения, это каждый решает сам для себя, просто для меня это не самое очевидное решение, когда хочешь ребенка. Я сделала другой выбор.
Мой муж говорит, что будет любить всех детей, каким бы образом они у нас не появились.
Как не бояться трудностей
Людям, которые думают об усыновлении, я рекомендую для начала устроиться волонтером — это очень помогает избавиться от стереотипов, преодолеть отчуждение. Самые распространенные стереотипы о детях-сиротах: плохие гены, тяжелые заболевания. Например, много стереотипов относительно ВИЧ. Контакт по ВИЧ у ребенка совсем не обозначает, что у него будет ВИЧ или что он заразен. Если даже ВИЧ будет, то в наше время — это не катастрофа. Сейчас люди с этим живут, и они минимально заразны, в случае если принимают терапию.
Очень помогает осознать все трудности и принять решение Школа приемных родителей. Можно, и очень желательно также прочесть или прослушать лекции психолога Людмилы Петрановской и ее книги.
Что касается материальных трудностей, то, конечно, если вы сами еле-еле сводите концы с концами, то думать о ребенке, наверное, рано. Когда я работала в МГУ и получала 15 тысяч рублей в месяц (тогда была такая зарплата научного сотрудника), я понимала, что не смогу и себя обеспечить, не то что ребенка. С другой стороны, каждый сам решает, какой уровень материального достатка он считает приемлемым. На самом деле, ребенку нужно ведь не это. Дорогие игрушки и одежда — это может быть у него и в детском доме. Ребенку нужна любящая семья.
Правила комментирования
comments powered by Disqus