О том, насколько уместно использовать концепцию «failed states» в регионе Центральной Азии, какова зависимость государств от иностранной помощи, рассуждают эксперты из Кыргызстана и Таджикистана, специально для CABAR.asia.

В настоящее время в исследовательских материалах достаточно популярно ссылаться на различного рода рейтинги и проводить категоризацию государств по тем или иным параметрам: по уровню жизни, по уровню процветания, кредитный рейтинги, рейтинги по правам человека, свободе слова и другие.

Не менее известной среди этих рейтингов является концепция «failed state», которая изначально рассматривалась в виде государства, не способного поддерживать свое существование как жизнеспособная политическая и экономическая единица. При этом Рейтинг «The Failed States Index» высчитывается по двенадцати параметрам: демография, беженцы, состояние экономики, положение с правами человека и др.

В этом аспекте интересным было бы проанализировать то, насколько можно использовать эту концепцию в регионе Центральной Азии. Есть  ли вероятность того, что страны региона попадут в этот список?

К примеру, есть мнение в материале Юрия Солозобова и Марата Шибутова «Конфликты и риски в Средней Азии: новый взгляд» [http://regnum.ru/news/polit/2132817.html], что «Киргизия и Таджикистан – это «failed states». Там правительство ничего не контролирует, экономика живет за счет трудовых мигрантов, а регионами правит криминал». Более того, авторы данного материала предполагают, что у Кыргызстана и Таджикистана «основные надежды на восстановление страны и улучшение положения связаны с внешними акторами (Россией и Китаем)». Эта позиция имеет право на существование, тем не менее, на наш взгляд, было бы более сбалансированным и объективным сделать региональный разрез и проанализировать что думают эксперты из самого Кыргызстана и Таджикистана по этому вопросу.

«Что ждет наших соседей – это открытый вопрос, особенно в контексте дефицита опыта смены власти»

Акматалиева Айнура, к.п.н., доцент, директор Института перспективной политики (Кыргызстан, Бишкек) приводит в пример исследования Fragile state index – Индекс cлабости государства, в котором за 2015 г. все страны региона, кроме Казахстана и Туркменистана, находятся в одной категории – High Warning наряду с Россией и Ираном. Тем не менее, международные рейтинги государств являются, на ее взгляд, инструментом оказания давления на политические режимы со стороны международного сообщества, что не исключает политизации самих результатов.

«Дискурс о региональном лидерстве Казахстана и Узбекистана в регионе отпадает вместе с самой идеей Центральной Азии, и речь прежде всего должна идти в этих двух республиках не о дееспособности государства, а скорее о сильных политических режимах. Зачастую подменяются понятия государства и политического режима. В современной истории мы знаем немало примеров, когда за успешно созданным медийным образом благополучия государства, скрывается не более чем коррумпированная власть одной семьи или клана. Ореол падает вместе с разрушением режима, а государство вынуждено менять правила правления, но от этого сам институт государства не становится слабее, а наоборот появляется динамизм и адаптивность. Как раз именно Таджикистан и Кыргызстан пережили достаточно сложные политические события, а вот что ждет наших соседей – это открытый вопрос, особенно в контексте дефицита опыта смены власти и возможности политической системы адаптироваться к новому типу лидерства».

Айнура Акматалиева считает, что не только Кыргызстан и Таджикистан зависимы от внешних акторов, сегодня все государства – и сильные, и слабые зависят друг от друга как никогда ранее. «Более того, внешние акторы, как Россия и Китай, нуждаются в наших республиках по целому ряду вопросов от геополитических до геоэкономических, я бы не исключила также и других акторов, стремящихся сбалансировать присутствие Москвы и Пекина в регионе. Мне в интервью Стефан Бланк в Вашингтоне высказал мнение, что «китайские деньги будут охранять россияне в регионе», сегодня КНР инвестирует 40 млрд. долларов – это больше чем кто-то может инвестировать, с другой стороны значение и присутствие России не скоро изменится, учитывая исторические и культурные связи, поэтому надежды не только КР и РТ, но и других республик связаны с внешними акторами».

«Когда в научной или аналитической среде обсуждается термин «failed state», одной из характеристик такого государства выступает риск внешнего вмешательства»

Медет Тюлегенов, руководитель департамента «Международная и сравнительная политика» в Американском Университете Центральной Азии (Кыргызстан, Бишкек) считает, что понятие «failed states» достаточно ограничено и применимо к ограниченному списку стран, к которым Кыргызстан и Таджикистан не относятся. Само выражение, что «правительства ничего не контролируют» звучит, на его взгляд, слишком категорично и неверно, а экономика, как правило, часто функционирует не благодаря государству, а вне сферы его воздействия – и это нормально.

Самое явное проявление криминала, продолжает он, – это коррупция, при которой организованные группы получают ренту с занимаемых государственных должностей. «В этом отношении в Российской Федерации представлено больше регионального разнообразия, чем в ЦА странах – отношения Чечни или Самарской области с федеральным центром больше отличаются в этом отношении, чем отношения регионов Кыргызстана или Таджикистана с центром (хотя у РТ и есть ряд проблем с ГБАО), однако никто не называет Россию «failed state»».

Поэтому, по мнению Медета Тюлегенова, попытка дать обоснование утверждению о «failed states» не только не верно, но и вводит в заблуждение.

«Когда в научной или аналитической среде обсуждается термин «failed state», одной из характеристик такого государства выступает риск внешнего вмешательства. Риск оказаться несостоятельным государством увеличивается в одинаковой степени с займами и от Всемирного банка, и от России/Китая», – рассуждает он.

«Чтобы государство стало “failed” в современных реалиях необходимо, чтобы в этом также было заинтересована  хотя бы  одна из трёх мировых сил»

Политолог Рашид Гани Абдулло (Таджикистан, Душанбе), говорит о том, что в политическом, плане таджикское государство обладает полным суверенитетом над территорией всей страны. «Оно уверенно контролирует политические процессы и ситуацию в стране. Кто бы что бы ни говорил, но реальность такова, что оно пользуется поддержкой большей части населения. Исполнительная власть сильна – и в политическом, и в административном плане вполне эффективна. Она достаточно уверенно и успешно проводит свою многовекторную внешнюю политику и, что особенно важно для бытия республики, умело поддерживает необходимый баланс отношений с  Россией,  Китаем и США, по крайне мере, на данный момент времени. Существуют проблемы в экономике. Но, как, выясняется, эти проблемы пока для таджикского государства «не смертельны».

Чтобы государство стало “failed” в современных реалиях необходимо, чтобы в этом также было заинтересована  хотя бы  одна из трёх мировых сил, способных влиять на ситуацию в нашем регионе. Однако ни Россия, ни Китай, ни США не заинтересованы в этом. Опять же, по крайней мере, на данный период времени. Что, в свою очередь, является свидетельством соответствующей политической квалификации руководства страны.

Развитие России до недавнего времени жёстко зависело от цен нефть и западных кредитов. Сегодня у неё проблемы и с ценами на нефть, и с западными кредитами. Но никто же не говорит о ней как о “failed” государстве. Даже почти двукратное сокращение поступлений в долларовом выражении от мигрантов из России не обрушило ни экономику, ни политическую ситуацию в республике. Руководство страны оказалось способным купировать возможную опасность. В том числе и благодаря хорошим отношениям с Китаем и США. Китай поддержал республику своими деньгами, США деньгами международных финансовых институтов».

«В Таджикистане правительство полностью контролирует регионы»

Таджикский журналист аналитик Нурали Давлатов считает, что в Таджикистане правительство полностью контролирует регионы. «В целом, в стране последнее десятилетие практически ежегодно проводились спецоперации. Криминал, в советском понимании этого термина, уже давно не существует в таджикском обществе и лексиконе. Любые попытки управления регионами криминалом могут закончиться войсковыми операциями против них. Другое дело, что Таджикистан уже третье десятилетие живет за счет трудовых мигрантов. Нынешнее правительство в обозримом будущем не сможет решить эту проблему из-за переизбытка трудовых ресурсов.

Таджикское правительство уверено, что светлое будущее страны зависит от реализации ряда крупных гидроэнергетических проектов, особенно от завершения Рогунской ГЭС. Однако, прождав более 10 лет, когда придет Россия, чтобы завершить ее строительство, таджикское правительство так ничего и не дождалось от нее. Россия пришла, подписала контакт, который через несколько лет был расторгнут. Сейчас Таджикистан продолжает работы на Рогунской ГЭС самостоятельно.

Но нельзя, конечно, отрицать тот факт, что самые серьезные гидроэнергетические проекты были реализованы в результате участия зарубежных игроков. Например, ГЭС «Сангтуда-1» построена Россией, «Сангтуда-2» Ираном. Даже проект “CASA-1000», торжественное открытие которого состоялось недавно, считается американским проектом.  Но любая страна, та же Россия, приветствует иностранные инвестиции. Другое дело, может ли страна привлечь эти инвестиции?»

Можно заключить, что попытки привязать Кыргызстан и Таджикистан к концепции  «failed state» выглядят нецелесообразными и не отражающими политическую реальность. Что касается внешней помощи и инвестиций, то это скорее тренд общемирового развития любого государства, претендующего на стабильное и поступательное развитие.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram