В серии интервью с российскими экспертами политолог Рафаэль Саттаров исследует, существует ли новая повестка во взаимодействии России с Центральной Азии. Как изучают и как относятся в России к изменениям в Центральной Азии? Смогут ли связанные историческим наследием авторитаризма и остатками единого хозяйства, страны ЦА и Россия найти новый формат взаимовыгодных отношений?

Андрей Сушенцов — российский политолог-международник, американист, специалист по внешней политике США на Ближнем Востоке и постсоветском пространстве. Программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай» и руководитель аналитического агентства «Внешняя политика».  Доцент Кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО МИД России. Является членом Ассоциации международных исследований (США) и участником Рабочей группы по будущему российско-американских отношений.

Cтраны, которые сотрудничают с Россией – экономически и политически стабильнее, поскольку они используют масштабное наследство в экономике и социальных связях.

Что вы можете сказать о современной динамике отношений России со странами постсоветского пространства и Центральной Азии, в частности?

Россия имеет длительную историю отношений со всеми странами региона. Некоторым она помогла создать государственность и перешагнуть несколько ступеней модернизации в экономике, производстве, культуре и образовании. 25 лет назад постсоветское пространство представляло для России общность государств единой судьбы, в которых происходил болезненный процесс трансформации. Сейчас этот процесс переживает новый этап.

Динамика отношений в каждом отдельном случае зависит от того, придерживается ли конкретное государство политики поиска тесных связей с Москвой или, наоборот, пытается эти связи ограничить. Как правило, страны, которые сотрудничают с Россией – экономически и политически стабильнее, поскольку они используют масштабное наследство в экономике и социальных связях. Те же, кто экспериментирует и стремится порвать с Россией, страдают от нестабильности. Разорвав многолетние связи с Россией, они не могут найти сопоставимую ей внешнюю силу на замену и не могут обеспечить самостоятельно то, что прежде получали в рамках единого государства — гарантии безопасности, общий рынок, место в разделении труда, социальные гарантии и проч. В результате эти страны – я говорю, прежде всего, о Грузии и Украине – оказываются в зоне неопределенности. Нередко это провоцирует их на резкие действия с целью заставить новых союзников на Западе делать для них то, что прежде делала Россия. Несмотря на очевидное падение уровня жизни населения, подобная политика может длиться долго – одно или два поколения.

Отдельным примером может служить Туркменистан, который в поиске оптимальной внешнеполитической стратегии выбрал нейтралитет и устранение от глубокого сотрудничества с кем бы то ни было.

Наконец, есть группа стран, считающих, что исторические связи — это не бремя, а большой актив, который надо правильно использовать, диверсифицировать в своих интересах и развить. По такому пути идут Белоруссия, Армения, Казахстан, в меньшей степени Кыргызстан, в силу слабости экономики и значительного падения уровня жизни. Для них Россия остается одним из центров гравитации в регионе.

В последние годы в Москве сложилось понимание о том, что «покупка» политической лояльности – это недолговечные инвестиции, так как такой «союзник» может продаться другому игроку. Поэтому Кремль будет делать ставку на строительство глубоких и интегрированных отношений с самостоятельными партнерами — такими как Армения, Белоруссия и Казахстан. С ними уже создаются глубоко интегрированные системы сотрудничества в области безопасности: совместная система ПВО, координация внешнеполитического и военно-политического планирования и др.

Соединенные Штаты в ноябре 2015 г. анонсировали новую диалоговую платформу со странами Центральной Азии C5+1, где американская сторона без посредничества Москвы напрямую начала выстраивать свою повестку дня в регионе. Как вы смотрите на перспективу долгосрочной стратегии США в этом регионе и на постсоветском пространстве?

После распада Советского Союза страны региона столкнулись с большой неопределенностью. Учитывая их маленький ВВП и скудный бюджет, американские программы и гранты сыграли определенную роль в стабилизации их социально-экономической жизни. В то же время, их значение не стоит переоценивать. Хотя для Грузии американская помощь составляла до половины ВВП, на сегодняшний день он сопоставим с ВВП Армении, которая такую помощь не получала. Во многом эта ситуация схожа с той, которая сложилась в Афганистане. За последние 15 лет США вложили туда сумму, сопоставимую с помощью отдельным европейским странам в ходе плана Маршалла, но получили взамен нулевую отдачу.

Что касается Центральной Азии, то у Вашингтона отсутствуют жизненно важные интересы в этом регионе. Сложно представить, зачем США должны здесь закрепляться. Безусловно, правительствам центральноазиатских государств было бы неразумно отказываться от контактов и экономической помощи со стороны американцев. Однако важно понимать, что у США отсутствует опыт постоянной вовлеченности в региональные дела. Их конкретные переговорные платформы, как правило, тесно увязаны с определенной командой в администрации президента США и, поэтому часто меняются и нередко легковесны. Если Вашингтон оставит на произвол судьбы своих клиентов на постсоветском пространстве – как он сделал с Египтом – ситуация в регионе усложнится.

Долгое время США воспринимали регион Центральной Азии исключительно сферой российского интереса, и стороны находили возможность сотрудничать в регионе по общим проблемным вопросам. Какие факторы свели на нет такую модель сотрудничества между Россией и США?

В какой-то момент американцы ощутили, что они могут справиться со всем в одиночку без помощи других стран. Они проводили свою политику в закрытом режиме, что неминуемо привело к ситуации глубокого недоверия и разлада, при которой стороны додумывали цели друг друга. Если бы американцы обсуждали свои действия по борьбе с терроризмом, то это пошло бы на пользу всем: и российско-американским отношениям, и странам Центральной Азии, которые также страдают от конкуренции между двумя глобальными игроками. Именно поэтому, на мой взгляд, региональным странам следует воздерживаться принимать помощь от одного источника.

Дефицит ресурсов заставляет Бишкек довольно свободно обращаться со своим суверенитетом.

Некоторое время назад был уникальный случай, когда в одной стране одновременно находились две иностранные военные базы – российская и американская в Кыргызстане. В то же время в экономическом плане эта страна сползала в сторону Китая. Такая ситуация — усиление экономического влияния КНР — нынче наблюдается во всех странах региона. На ваш взгляд, стоит ли говорить о возможной конфронтации, когда Китай может вытеснить Россию и США из этого региона?

Кыргызстан, как и любая другая страна в подобном положении, стремится не впадать в зависимость, а быть балансиром, насколько это возможно. Дефицит ресурсов заставляет Бишкек довольно свободно обращаться со своим суверенитетом. Такие страны остаются слабым звеном региональной системы и потенциальным источником трений. Разные элитные группы внутри них думают над тем, как можно лучше нажиться за счет внешних участников путем сталкивания их друг с другом. Однако Кыргызстан пережил катастрофическое падение уровня жизни и для того, чтобы восстановиться хотя бы до советских масштабов, требуются масштабные инвестиции. Даже Китай не готов предоставить такую помощь. Поэтому говорить о том, что здесь, да и во всем регионе идет лобовое столкновение России и Китая не стоит. Во взаимоотношениях с партнерами в регионе Россию пугает неопределенность, непрозрачность и враждебность. Я думаю, что на данном этапе в российско-китайских отношениях ничего подобного нет.

На ваш взгляд, насколько ожидаемо противодействие со стороны Вашингтона к расширению или углублению интеграционных проектов на постсоветском пространстве?

Инстинктивное отношение к подобным проектам у США негативное. По мнению американцев, русские делают что-то, в чем нет экономической логики, а значит, они попросту покупают себе союзников. Не уверен, что такая позиция основывается на глубоком понимании ситуации. Американцы не всегда осознают, что в рамках интеграционных проектов и блоков на постсоветском пространстве каждый участник действует, в первую очередь, исходя из своих интересов. Зачастую логика здесь преимущественно экономическая, чем политическая, и даже по военным вопросам участники придерживаются разных точек зрения.

С другой стороны, в США есть аналитики, которые считают, что более тесные связи России с центральноазиатскими странами пойдут на пользу региональной системе, потому что они снижают неопределенность и создают условия для экономического роста. Так, Кыргызстан неоднократно попадал в череду кризисов, которые не мог решить самостоятельно.

В любом случае, на мой взгляд, во всех региональных вопросах следует учитывать позицию местных режимов. Если они ищут на кого опереться и как столкнуть внешние силы в своих играх, это зачастую приводит к кризисным явлениям.

Россия и США одинаково заинтересованы в недопущении дестабилизации Центральной Азии и в сохранении там светских режимов.

На безопасность Центральной Азии влияет ситуация в Афганистане. Узбекское руководство, понимая риски конфронтации внешних сил в регионе, предлагало вполне оптимальный вариант решения афганской проблемы инициатива 6+3 (шесть соседей Афганистана, плюс Россия, США и НАТО), где были одинаково представлены все основные силы, но ни США, ни Россия не проявили особый интерес к данной платформе. В условиях углубления российско-американской конфронтации, где разрываются взаимодействия двух стран по Афганистану, можно ли ожидать, что они будут сотрудничать в рамках этой платформы, которая в состоянии не допустить дестабилизации региона? 

На это вопрос нет ясного ответа. Если такая инициатива направлена на региональную стабильность, то это здравая мысль, которая может заработать. Если бы Узбекистан оказался в состоянии создать широкую коалицию среди региональных сил, заинтересованных в этой платформе, то нельзя исключать того, что Россия и США примут в ней активное участие. Однако современная ситуация такова, что сами региональные силы не сильно проявляют заинтересованность в подобных форматах, и у крупных держав сохраняется скептицизм в их отношении.

Такие страны, как Узбекистан и Казахстан, постепенно переводят свои вооруженные силы на натовский стандарт, а некоторые кадровые офицеры получают образование в американских военных академиях. На уровне экспертов, конечно, слышны алармистские голоса, которые высказывают очень мрачные тревоги. А как будет реагировать российское руководство к таким изменениям в двух ключевых странах региона?

Это зависит от политической воли и мудрости самих региональных государств. Если долго педалировать второстепенные вопросы, можно создать кризис и конфронтацию на ровном месте. Региональные державы должны понимать, что существует угроза терроризма, а для снижения этой угрозы нужно работать над экономическим процветанием. Стабильная региональная система безопасности выработается только тогда, когда будут определены конструктивные цели, которые должны исключать резкие шаги, ведущие к конфронтации. Главное, чтобы не вырабатывались инициативы, направленные к силовому изменению статус-кво. Убежден, что при мудром подходе вполне можно избежать катастрофического сценария.

Политическая элита стран Центральной Азии понимает, что регион хрупкий, режимы сильно привязаны к внешней торговле, в то время как рынки волатильны и лидеры невечны. Следовательно, политическая нестабильность угрожает одинаково всем. Надо твердо стоять на своих ногах, понимать, в чем твой интерес, не влезать в прения, которые не касаются региона. В принципе, Россия и США одинаково заинтересованы в недопущении дестабилизации Центральной Азии и в сохранении там светских режимов.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram