Внедрение культуры опиумного мака в Китае произошло после 1842 г., когда Ост-Индская компания получила монопольное право на ввоз опия в Китай и производство его в Индостане. Только в один Китай англичане ввозили до 300 тыс. пудов опия, при этом мировое потребление опия составляло свыше 1 200 000 пудов в год [ФРРКНБ РК, инв. 172, л. 1-2].

Между Россией и Англией происходила негласная борьба за рынок сбыта опиума в приграничных районах Китая.

В соседних с Семиречьем областях Западного Китая воспрещалась выработка и ввоз опиума из внутренних районов Китая. Хотя спрос на опиум здесь был очень высок и установлены были неимоверно высокие цены, доходившие в среднем до 14 или даже 16 руб. за фунт, т. е. почти на 100% дороже, чем в других частях Китая. Это побуждало некоторую часть населения Семиреченской области, особенно, Пржевальского и Джаркентского уездов, взять на себя в высшей степени доходную роль поставщиков опиума для населения соседних областей Западного Китая [ЦГА РК, д. 37979, л. 44].

С конца 70-х гг. XIX в. на территории Семиреченской области близ Джаркента (Казахстан) посевы опиума начали производиться приходящими из Китая дунганами и таранчами (уйгуры). После переселения дунган на территорию Российской империи в 80-х г. XIX в. ими были предприняты первые опыты посева опия в районе сел. Токмак и Каракунуз Пишпекского уезда. Опийный мак стал одним из самых выгодных для производства культур, завезенных дунганами из Китая, который получил широкое распространение в трех уездах Семиречья: Джаркентском, Пишпекском и Пржевальском. Собранный опиум контрабандным путем провозился из Семиречья в районы Западного Китая, где запрещалось его производство и продажа. Это даже явилось причиной принятия специальной статьи № 15 Правил для сухопутной торговли, приложенных к Санкт-Петербургскому договору от 12 февраля 1881 г. Россия брала на себя обязательства не допускать ввоза опиума в Китай и не допускать посевов опийного мака в приграничной с Китаем полосе.

Но, несмотря на запреты, дунгане и уйгуры мак сеяли, давая взятки местной администрации, которая закрывала глаза на это правонарушение. Строго говоря, закона, запрещающего посев и производство опийного мака на территории Семиреченской области, не было. Производство опия приносило такой колоссальный доход, что этим доходом кормились не только его производители и скупщики, но все уездное, и даже областное начальство.

Опиум, производившийся в Семиречье, успешно конкурировал на мировом рынке с индийским, иранским, турецким и афганским опиумом благодаря низкой себестоимости и высокому качеству продукта. Впервые государственная монополия на опий была объявлена в 1916 г., когда Верховный начальник санитарной части Туркестана официально разрешил добывать опий. Для переработки опиума в 1916 г. в Москве на средства казны был построен первый в России алкалоидный завод со специальным дорогостоящим оборудованием. Устройство такого завода свидетельствовало о бесповоротности принятого правительством решения обратить серьезное внимание на отечественное производство медикаментов.

001p458y На производство опиума выдавались ссуды и вообще, были приняты все меры к тому, чтобы засеять маком возможно большие площади. Департамент земледелия даже рекомендовал посевы мака в Туркестане, введя государственную монополию на закупку опиума-сырца. Причём, если раньше китайцы скупали опиум по 4-5 рублей за фунт (454 г), то в казённом приёмном пункте опиум принимался по 11-15 рублей за фунт. Чтобы конкурировать с казной, китайцы-скупщики вынуждены были поднять цену до 40-45 руб. за джин (2,5 фунта) [ЦГА КР, д. 2, л. 11], или 16-18 руб. за фунт.

Восстание коренного населения части северного Кыргызстана, вспыхнувшее летом 1916 г., стало самым крупным открытым столкновением между угнетенными народами этой окраины, захватчиками их земель и царскими властями. Изъятие исконно кыргызских земель и разрушение традиционного социально-экономического уклада жизни сопровождалось бесчинствами и унижением местных народов — все это закономерно вызывало стихийные бунты и выступления против русских поселенцев.

Наиболее ожесточенный и кровопролитный характер восстание обрело в самых богатых уездах Семиречья: Пишпекском, Джаркентском и Пржевальском. Именно в этих уездах, с международной ярмаркой в Каркаре, миллионными стадами скота и развитой культурой опийного мака, урожай которого исчислялся миллионами рублей, происходило самое тесное сношение китайских, германских, турецких агентов, мусульман соседних областей Туркестана, где прошла волна июльских волнений (Ташкент, Джизак и др.) с представителями коренного населения. А опиумный фактор стал одним из существенных слагаемых в общей сумме причин восстания.

Указ о реквизиции коренных жителей Туркестана для работы в тылу от 25 июня 1916 г. и введение военного положения в крае уже 7 июля, усилили общее недовольство коренного населения и привели к стихийным протестам и бунтам. Для усмирения населения были высланы воинские подразделения, плохо обеспеченные одеждой, жильем и питанием, которые еще до начала восстания стали мощным детонатором, провоцирующим коренное население к мятежу. Уже 10 июля в военные части было разослано распоряжение командования, гласившее: «Ввиду случаев употребления огнестрельного оружия против безоружных масс туземцев, предлагаю разъяснить войскам, что оружием нужно пользоваться в высшей степени осмотрительно, и только при явно враждебных выступлениях» [ФРРКНБ РК, инв. № 62, л. 1]. 1 августа, когда население кыргызских волостей уже составило списки и дожидалось призыва рабочих, Военный губернатор Семиреченской области Фольбаум докладывал в Ташкент командующему войсками: «Для надобности войск в целях придачи карательным отрядам подвижности вынужден был разрешить реквизировать лошадей. За отсутствием денег лошади берутся у населения под квитанции» [ЦГА РК, д. 20064, л. 33].

Это был приказ, фактически разрешающий отрядам военных производить вооруженный грабеж еще мирно сидящих кыргызских волостей, который продолжался в течение нескольких месяцев, в том числе уже после подавления восстания во всех волостях Семиречья.

В Пржевальском уезде беспорядки начались только через месяц после того, как военные начали стрелять по безоружным кочевникам и через неделю после отмеченного приказа, что и спровоцировало нападения кыргызов на русских крестьян. Это были ответные действия повстанцев на беззаконие воинских подразделений, хотя для мирных русских крестьян эти нападения воспринимались так, что кыргызы первыми стали нападать.

Согласно архивным документам, в организации восстания в Семиречье принимали участие немецкие и турецкие агенты, а также известные в Синьцзяне участники Синьхайской революции, которые состояли членами запрещенного в Китае секретного общества «братьев» («Гэ-Лао-Хуэ»). В 1915 г. трое его членов были командированы в Семиреченскую область для пропаганды идеи свержения монархического строя. В Пржевальск прибыл Ян-Фань-Ма, в Пишпек — Ли-Синь-Фин (который перед поездкой принял ислам) и в Верный — Дзин-Дзин-Юан, который позднее выехал в г.Токмак и поселился в дунганском селении Николаевском. Все они занялись вербовкой в свои ряды русско-подданных и китайско-подданных дунган и частью кыргызов, и только в Пржевальске им удалось образовать банду в тысячу человек [ЦГИА Каз. ССР, д. 40, л. 4—5].

Современник отмечал, что китайские анархисты могли проникнуть свободно только на Каркару, в Пржевальский и Пишпекский уезды в числе рабочих, привлеченных опиумным делом. Идея анархистов поднять восстание пришлась по душе некоторой части дунган с.Мариинского, промышлявших контрабандой опия.

В сообщениях русских консулов из Китая имелись достоверные указания, что китайские анархисты, имевшие сношения с немецкими агентами, шнырявшими в Кульдже и Кашгаре, проникали в Семиречье из Кульджи под видом сборщиков опиума, были причастны к беспорядкам в Семиречье. Действительно, мятеж разгорелся в тех районах, где было большое скопление китайских сезонных рабочих, и охватил, главным образом, район Каркары, бассейн озера Иссык-Куль и верховья долины реки Чу [ФРРКНБ РК, инв. № 66, л. 129].

На китайской границе велась интенсивная агитация среди кыргызов, являвшихся подданными Китая, за выступление против России. Семиреченский военный губернатор генерал М.А.Фольбаум считал, что беспорядки инспирированы немцами из Кульджи (Западный Китай), а китайцы являлись лишь исполнителями [РГВИА, д.4546, л.268, 251; д.2419, л.179].

Уездная администрация во главе с полковником В.А.Ивановым не разъясняла населению, что туземцев берут не на фронт, что их работа в тылу будет оплачиваться по 1 руб. в день, а казной выделены пособия в размере 30 руб. на обмундирование рабочих из бедняков [РГИА, д.1933, л.27]. Вместо этого они запугивали население, занимаясь вымогательством: откупная система при наборе в рабочие возбудила вражду между богатыми и бедняками, почему и начались волнения. Собиравшиеся налоги, как и пожертвования в помощь армии, по большей части оседали в карманах представителей имперской и туземной властей, не доходя до казны, как и средства, отпущенные государством в помощь бедным, не доходили до населения. Указ был использован местными властями в корыстных целях: для грабежа и прикрытия фактов откровенного казнокрадства и должностных преступлений, вызывавших крайнее недовольство коренного населения. Следователь, выяснявший причины кровавых событий в Пржевальске, называл одну из главных — непомерные поборы как туземной, так и уездной администрации с начальником уезда полковником Ивановым во главе.

События 1916 г. в Пржевальском, частью в Джаркентском и Пишпекском уездах, приняли особо кровавые формы, из-за рекордного урожая опия в тот год. В Пржевальском уезде проживало в то время около 2 тысяч дунган. Накануне восстания в дунганском селении Мариинском (Ирдык) было сосредоточено до 7 тысяч китайских подданных, привлеченных сюда опиумным делом. Многие из них были вооружены и крайне заинтересованы в беспорядках, желая воспользоваться ими, чтобы вывезти опий в Китай.

В 1916 г. дунганами, кыргызами и русскими в трех названных уездах выращивался опиум на площади примерно в 10 тыс. гектаров, урожай с которых, по самым скромным подсчетам, ожидался более 200 т., на сумму более 6 млн руб. В казну поступила лишь малая часть от выращенного урожая опиума — 22 тонны на сумму 535 тыс. руб. [ФРРКНБ РК, инв. № 62, л. 1].

Остальной опиум, утаенный от государства, стал яблоком раздора между администрацией, военными, китайскими скупщиками и местным населением.

Именно по этой причине, беспорядки здесь начались не сразу после объявления об указе, как это произошло в других областях Туркестана, а только в конце первой декады августа, когда сбор опиума подошел к концу. Слухи о дате начала мятежа кыргызского населения — 10 августа — распространялись среди коренного и русского населения в то время, когда кыргызы еще спокойно работали на полях у русских солдаток. Вице-губернатор Семиреченской области Колосовский в своем рапорте указывал: «До 9 августа жизнь русского и туземного населения шла вполне нормально. Весть о мобилизации рабочих кыргызами была воспринята спокойно. Кыргызы продолжали спокойно работать у крестьян, по уборке хлеба и сенокоса. Все это свидетельствует, что восстание для главной массы населения было неожиданным, или подготовлялось конспиративно известной группой наиболее влиятельных туземцев, действовавших, очевидно, под влиянием извне» [Восстание 1916 года в Средней Азии…, 1960, 401].

Толчком к переходу от пассивного сопротивления мобилизации к активному кровавому стал захват оружия в Боомском ущелье, который стал последним аргументом, заставившим основную массу сомневавшихся кыргызов присоединиться к повстанцам. Посылка обоза с оружием в сопровождении всего 4-5 человек в то время, когда многие районы Туркестана были охвачены восстанием, а в еще мирном Семиречье готовились к его подавлению, народная молва называла провокацией, задуманной Военным губернатором Семиреченской области Фольбаумом. В тот же день повстанцы ограбили и подожгли с.Новороссийское, затем станицу Самсоновскую, и восстание началось тогда, когда его ждали.

Беспорядки в Пржевальском уезде начались с нападения кыргызов на с.Григорьевка вблизи Сазоновки 9 августа вечером, а утром 10-го распространились уже до с.Преображенское. Борьба за влияние в Мариинской волости разделила дунган на две партии, причиной вражды служили выборы волостных старшин. В вопросе о присоединении к восстанию кыргызов, дунгане также разделились: партия Малого Хазрета, при поддержке китайско-подданных сезонных рабочих, выступила за поддержку повстанцев, а партия Большого Хазрета не хотела ввязываться в борьбу. Численный перевес был у дунган партии Большого Хазрета, в целом, дунгане не решались начать мятеж: у них были дома, земля, бизнес, деньги и имущество — им было, что терять.

Поведение уездного начальника Иванова накануне восстания в Пржевальском было очень странным. Еще 1 августа, когда ничто не предвещало восстания, он вызвал с Каркары отряд Кравченко для усмирения коренного населения [Там же, 401].

А на следующий день после начала кыргызских беспорядков, в то время, когда военные были уже на пути к Пржевальску, он вызывает в город 15 человек мариинских дунган [ЦГА КР, д. 2, л. 3-4], хотя прекрасно знает о брожении и подстрекательстве к восстанию китайских рабочих в этом селе. Дунгане рассказали, что в Мариинке наблюдается какое-то брожение и они боятся нападения кыргызов и китайцев и поэтому просят дозволения переехать с семьями в город. Иванов дал разрешение на переезд.

Примечательно, что начальник уезда просит мариинских дунган — не русских военных, расквартированных в городе, и не городских дунган — посторожить его дом и говорит им о том, что в казне нет оружия. Именно известие о том, что в городе нет ни войска, ни оружия, помогло, наконец, дунганам решиться поддержать китайских подданных в их стремлении поднять восстание.

В это время в Пржевальске кто-то пустил слух, что в Мариинском выселке началась резня наших дунган китайскими подданными, а несколько минут спустя — другое, что наши дунгане нападают и режут русских, бегущих в город. Л.В.Лесная, комментируя эти слухи, пишет: «Ни тот, ни другой слух не соответствовал действительности. Китайские подданные не резали дунган, так же как дунгане не резали русских» [Лесная, 1937. 37].

Слухи, пускаемые в отношении дунган, рисующие их врагами, имели целью оправдать готовящиеся чинами администрации и военными нападения на дунган и китайцев-опийщиков с целью грабежа. С полудня 11 августа разъезды стали доставлять в Пржевальск китайцев-опийщиков, которые попадались на пути к Мариинке. Сначала Иванов приказывал их отпускать после обыска и отобрания ножей и опия, но обойдя город, те пробирались в Мариинку [там же, 43], где рассказали о предпринимавшихся жителями Пржевальска вылазках с целью грабежа опийщиков.

Судя по тому, что пойманные китайско-подданные дунгане и китайцы, имея значительный численный перевес, не оказывали сопротивления при задержании, они были застигнуты врасплох и не были зачинщиками восстания. Набеги на китайцев-опийщиков, прибывших в Мариинск для закупки опия, стали в это время предприниматься вооруженными группами и отдельными жителями и приняли массовый характер. Пойманных китайцев-опийщиков толпами приводили в Пржевальск, где у них по приказу Иванова отбирали опиум и сажали в тюрьму [Там же, 43].

По договоренности с Ивановым 11 августа утром часть мариинских дунган, забрав свои семьи, двинулась к Пржевальску под защиту его стен. Вместе с ними в Пржевальск направились верховые к уездному начальнику и волостному управителю Мариинска Марафу с просьбой о помощи против китайских подданных, силой заставлявших местных дунган поднять восстание. При подходе к городу эти дунгане были встречены ружейным огнем со стороны организованного добровольческого отряда, состоявшего из отряда солдат, местного чиновничества и отставных военных [Восстание 1916 года в Средней Азии…, 1960. 382].

 Дунганская семья. Каракол

Часть китайцев и дунган, доставленных на казарменную площадь Пржевальска, где собралось население во главе с начальством, по приказанию Иванова без суда и следствия была переколота штыками чинами конского запаса. Другую часть китайцев заперли в доме, но они сломали дверь и пытались бежать. Караул открыл стрельбу. Произошло это около 4 часов дня и стало сигналом к всеобщему избиению китайцев-опийщиков. Из 60 убежавших через 15-20 минут «на площади были приготовлены форменные битки». Современник писал: «Лишь только панический страх пред грозившей опасностью прошел, и толпа почувствовала свою силу, явилась жажда мести и самосуда, при которой, конечно, не учитывалось, причастно ли данное лицо к мятежу или нет» [ЦГА КР, д.46, л.30, 34].

Согласно воспоминаниям очевидца тех событий Ф. Юсуповой, 11 августа, примерно в два часа дня, во время пятничной молитвы солдаты окружили дунганскую и центральную мечети в г.Пржевальск. После намаза дунган и других городских мусульман под конвоем отвели на мусульманское кладбище возле села Жаны-Арык и расстреляли. Оставшиеся дунгане, в основном женщины и дети, большей частью сразу бежали в село Ырдык. Даже не успев собрать необходимые вещи, дунгане вместе с кыргызами стали уходить в Китай.

Перед началом восстания кыргызы пришли в Мариинскую мечеть, где совершили совместную с дунганами молитву и сделали «бата», поклявшись совместными усилиями выступить против русских властей. В Мариинском разъезжали большие толпы вооружённых китайцев и дунган, силой присоединяя к себе не желавших воевать. Весть о расстреле городских мусульман, мирных дунган на подходе к городу и охота за китайцами-опиумщиками вызвала ожесточение в Мариинском. В тот же день восстали китайские поденщики и часть мариинских дунган. Толпой численностью до 400 человек, вооруженные ружьями, шашками, топорами и пиками они встали вдоль Покровской дороги недалеко от местности Ырдык, нападая на русских беженцев, направлявшихся к Пржевальску [Там же, д.50, л.41].

Начальник Пржевальской тюрьмы Хромых в своих показаниях отмечал, что «резня русских дунганами началась 12 августа» [Лесная, 1937. 56], то есть уже после массовых убийств дунган и китайских подданных в Пржевальске.

По оценке современников, в городе было убито около 1 500 дунган, осталось живых всего 8 человек [ЦГА РК, д. 2123, л. 105—106].

Ответственность за разрушение богатейшего в Семиречье Пржевальского уезда, а также грабежи и убийства мирного населения лежала на уездном начальнике Иванове. Следствие установило, что полковнику Иванову не могли быть не известны приготовления кыргызов к мятежу, так как не только частные, но и должностные лица неоднократно доносили ему об этих приготовлениях. Последним не только не принималось никаких мер для охраны порядка в уезде, но лицам, доносившим о приготовлении кыргызов, делались угрозы трехмесячного ареста за распространение тревожных слухов. Несмотря на все предупреждения и видимые признаки, Иванов дважды в день телеграфировал военному губернатору о благополучии в своем уезде. Последняя такая телеграмма была подана 8 августа [Восстание в Средней Азии…, 1960, 399].

В Пржевальске лавки и магазины узбеков, дунган и китайских торговцев, их дома, все имущество, деньги и опиум — все подверглось разграблению. Большая часть награбленного имущества попала в руки уездной администрации. Это подтверждает факт, что главной целью администрации, военных и дружинников был грабеж богатых городских туземцев и дунганского селения, для достижения которой, в жертву было принесено русское крестьянство. Администрация заранее готовилась и провоцировала беспорядки, чтобы успеть отобрать у населения скот, опиум и деньги до прихода уже подходящих к городу правительственных войск. Войска были вызваны Ивановым за 10 дней до начала беспорядков, когда ничто не предвещало беды, носились только слухи.

Указ от 25 июня, написанный председателем правительства В.М.Штюрмером, носил явно провокационный характер. Демократическая часть IV Думы, в том числе, А.Ф.Керенский, прямо указывали на провокационную роль государства, в лице бюрократии в центре и на местах, в разжигании огромного по географическим масштабам и ожесточенности конфликта. Он подчеркивал, что именно «некомпетентность и коррумпированность корыстных чиновников, карательные акции, сопровождавшие набор тыловиков, вызвали массовую расправу туземцев над русскими переселенцами и на порядок более крупные жертвы со стороны местных народов» [Доклад А.Ф.Керенского…, 1977, 91-94].

В то время, когда Россия с перенапряжением сил вела войну в Европе, провоцирование кровавого конфликта в Семиречье, угрожавшего гибелью русского дела на этой восточной окраине, было выгодно, прежде всего, внешним врагам. Но внутри страны в высших эшелонах власти были силы, предавшие интересы России в собственных корыстных целях. Российское государство, ослабленное войной, не смогло противостоять сращиванию интересов ее внешних и внутренних врагов, которым удалось развязать кровавый конфликт 1916 г. в Семиречье, а через год уничтожить всю государственную систему. Сразу после восстания преступная деятельность высшей администрации Семиречья, преследовавшей цели личного обогащения за счет грабежа податного туземного населения, подверглась судебному разбирательству и была осуждена центральными органами власти России. Уездная, краевая и областная администрация были обвинены в антиправительственной деятельности, направленной против интересов Российского государства.

События 1916 г. имели трагические последствия для всех жителей Семиречья, независимо от национальной и религиозной принадлежности. Погибли и вынуждены были покинуть родную землю сотни тысяч тружеников: кыргызов, русских, дунган и др., которые своим совместным трудом обустроили и превратили в цветущий край эти бывшие кочевья и дебри. Народы Семиречья обеспечивали продовольственную поддержку центральным районам России, внося свой весомый вклад в победу русского оружия на фронтах первой мировой. Экономическими последствиями восстания стала разруха и почти полное уничтожение материальных и людских вложений, затраченных российским государством и многонациональным народом Семиречья на освоение этих территорий в течение нескольких десятилетий.

Сборник статей Международного научного совещания «Переосмысление восстания 1916 года в Центральной Азии», г.Бишкек, Кыргызстан, 20-21 мая 2016 г. Организаторами и партнерами Совещания были Американский университет Центральной Азии (АУЦА), Французский институт исследований Центральной Азии, Культурно-исследовательский центр Айгине и Миссия Столетия Первой Мировой войны.

Фото http://rus-turk.livejournal.com

Литература:

1. Восстание 1916 года: документы и материалы / Под ред. К.И.Мамбеталиева. — Бишкек, 2015. — 158 с.

2. Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане: сб. док. / Отв. ред. А.В.Пясковский, т.е. Елеутов О.К.Кулиев и др. — М., 1960. — 694 с.

3. Доклад А.Ф.Керенского на закрытом заседании IV Государственной Думы. Декабрь 1916 г. //Исторический архив. 1977. — №2. — С. 91—94.

4. Лесная Л.В. Восстание 1916 г. в Киргизии: док. и материалы / Под ред. и предисл. Т.Р.Рыскулова. — М., 1937. — 168 с.

5. События в Семиречье 1916 г. по документам российских архивов. Предисловие А.В.Ганина. 2016. .

Архивные материалы:

6. ФРРКНБ РК. Инв. № 62.

7. ФРРКНБ РК. Инв. № 66.

8. ФРРКНБ РК. Инв. № 172.

9. ЦГА КР. Ф. И-75. Фонд истарха. Коллекция документов о присоединении Кыргызстана к России.

10. ЦГА РК. Ф. 44. Семиреченское областное правление министерства внутренних дел.

11. ЦГА РК. Ф. 77. Верненский окружной суд.

Стилистика и грамматика авторов сохранена.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram