Команда политологов из Центральной Азии – Almaty Club – провела в Алматы презентацию исследования «Центральная Азия: пространство «Шелковой демократии». Ислам и государство», в котором проанализировало фобии режимов, связанные с этой религией. В своем исследовании эксперты рассмотрели проблему взаимодействия ислама и государства, проанализировав динамику изменений с 1991 по 2016 годы, и сравнили практики в Казахстане, Кыргызстане, Узбекистане и Таджикистане.

«За то время, пока проводилось исследование, в Центральной Азии менялся институциональный религиозный дизайн и политики безопасности, связанные с исламом, вследствие чего нам приходилось менять и свою работу в процессе», – отметила в ходе презентации редактор исследования, политолог Эльмира Ногойбаева, но в итоге получился довольно объемный труд.

Исследование начинается с анализа законодательства. Как отмечают аналитики, те законы, что были приняты на заре независимости этих стран, с 2008-й по 2011-й заметно ужесточились: принимались различные контролирующие поправки, указы и положения.

Например, в Казахстане 15 января 1992 года был принят Закон Республики Казахстан № 1128-XII «О свободе вероисповедания и религиозных объединениях», в который были внесены поправки в 2004-м и 2005-м годах, заметно ужесточающие положения закона – ими были введены различные виды аккредитации и регистрации для религиозных организаций. В результате от «свободы» в нем мало что осталось. А в 2011 году был принят неоднозначный закон «О религиозной деятельности и религиозных объединениях», который тоже уже имеет изменения и дополнения.

Впрочем, сложнее, по словам авторов, было изучить институты: в трех государствах работает Духовное управление мусульман и влияние этого института усиливается.

Доктор политических наук Санат Кушкумбаев (Казахстан) отметил, что в XXI веке участие в религиозных обрядах стало почти массовым, однако попытка государства стать одним из игроков на поле религии показала, по мнению исследователя, уязвимость его подходов.

«Власти в странах Центральной Азии пытаются опереться на ключевого партнера в религиозной сфере – духовное управление, которое, между тем, создавалось в атеистическом государстве для жесткого контроля верующих», — напомнил г-н Кушкумбаев. (Название этого органа сохранилось с советских времени, создан он был при Сталине и является продолжением советской практики централизованного управления религиозной сферой, отметил эксперт).

Но одним из основных трендов, который выявила группа политологов, стала секьюритизация ислама, которую власти этих стран постарались соотнести с политикой безопасности.

«С одной стороны, мы видим демонизацию ислама, когда риторика сводится к экстремизму и терроризму, а, с другой, видим рост исламизации и появление другого языка», – сказала Ногойбаева.

Под «другим языком» здесь понимается развитие религиозной грамотности населения, рост его духовности, динамичное изменение самого понятия. Это стало возможным через различные инструменты, появившиеся у общества: религиозные СМИ, институты образования и сети. «Например, женская исламская сеть работает эффективнее НПО и очень технологизирована. Она быстро вовлекает в свою орбиту огромные группы людей», –сказала эксперт и привела другой пример: в первой исламской online академии 800 студентов уже имеют возможность получить религиозное образование.

Официальный же рост исламских учебных учреждений выглядит так, как показано на рисунке ниже.

Показательным параметром является и рост числа медресе и мечетей (данные доступны только по Казахстану и Кыргызстану): в Кыргызстане с 2009 по 2015 год их количество увеличилось с 1973 до 2669; в Казахстане с 1991 по 2016 с 68 по 2516 – в 37 раз.

Параллельно растет и количество имамов. Наиболее яркая картина наблюдается в Таджикистане, где 1 имам приходится на 2210 человек. В Узбекистане 1 имам на 7824 человека, в Казахстане 1 имам — на 4916,4 человека (3611 имамов в целом) и Кыргызстан: 1 имам на 2407,8 человек (2500 имамов).

Исследователи говорят о том, что власти в Центральной Азии все активнее пытаются регулировать религиозную сферу — это отражается в возросшем количестве нормативно-правовых актов. Причем принятие схожих документов в странах региона свидетельствует об общности угроз и дискуссий. Наблюдается также рост числа религиозных организаций, деятельность которых государство тоже пытается всячески контролировать.

Авторы исследования также считают, что власти центральноазиатских государств рассматривают ислам как способ интегрироваться в международные сети, в том числе финансовые.

Например, Эльмира Ногойбаева отметила, что сегодня по архитектуре городов, одежде верующих и другой страновой атрибутике можно оценить примерный объем иностранного финансирования исламской религиозной деятельности.

«Внешний капитал есть, и он большой, это считывается даже визуально: религиозные строения имеют особые конструкции, по которым можно судить о том, деньги из какой страны в них вкладываются», – сказала она. Например, Турция построила в Бишкеке огромную мечеть со своим особым колоритом. Аккумулируются в странах и «большие арабские деньги».

Однако, как бы ни было велико очарование «большими деньгами», власти стран ЦА сталкиваются с противоречием. «Интеграция (с исламским миром) им льстит, но в то же время они боятся исламизации и цепляются за светскость», – считает Эльмира Ногойбаева. И главная причина этому – фобия терроризма.

Санат Кушкумбаев добавил, что граница между светскостью и религией очень подвижна. Например, в Астане госслужащие и бизнесмены не назначают встреч на вечер пятницы, потому что это время жума намаза. А г-жа Ногойбаева добавила, что среди истеблишмента действительно наблюдается рост религиозности. Во всяком случае, по ее мнению, внешнее проявление вероисповедания активно используется как инструмент работы с электоратом. В качестве примера она привела случай в Кыргызстане, когда один из чиновников во время присяги в последний момент отодвинул Конституцию республики в сторону, и принял ее на Коране.

По мнению же казахстанского общественного деятеля Амиржана Косанова, «внутри властных групп, начиная с президентов, все еще жив атеизм». Когда «совершают хадж бывшие коммунисты, это больше похоже на предвыборные кампании, чем на искреннее проявление веры».

Из всех стран ЦА только Таджикистан имеет опыт деятельности некогда вполне легальной политической партии религиозного толка, напомнили эксперты. Однако секьюритизация ислама привела к ее уничтожению. То есть сегодня Партия исламского возрождения Таджикистана запрещена. В других странах даже такого опыта нет, потому как создание религиозных партий под запретом.

В то же время, уверена Эльмира Ногойбаева, в странах ЦА мало понимают, каково реальное политическое влияние ислама. Основной вопрос, который задают себе власти, по ее мнению, такой: «Есть ли в обществе политическая протестность, которая может наложиться на меняющуюся религиозную парадигму?»

Например, сегодня принято считать, что в Кыргызстане нет протестного потенциала. Однако Эльмира Ногойбаева считает иначе: «Мое мнение – протестность растет, но так как в обществе высок уровень разочарования государством, она не выливается в оппозиционность к государству, а уходит в религию. Семьи отдают детей в религиозные учебные заведения, в случае болезни люди обращаются не в государственные медицинские институты, а к нетрадиционным практикам…» Это все примеры нежелания иметь с государством никаких дел.

Санат Кушкумбаев в свою очередь отметил, что религиозно-мотивированные протесты являются одной из фобий властей в странах ЦА, но такие протесты, по его мнению, бывают неизбежны, только если нет иных форм их выражения.

«Речь не только о салафитах, но и о таком направлении как суфизм. В 2011 году в Казахстане был осужден один из лидеров суфизма (лидер суфиев Казахстана Исматулла Абдугаппар и лидер алматинской общины суфиев, профессор Казахского национального технического университета Саят Ибраев в 2011 году оказались в тюрьме по так называемому «делу девятки» — ред.), и дискуссия среди интеллектуалов об этом случае еще не завершена, поскольку суфизм — часть традиционного ислама в Казахстане», — сказал Санат Кушкумбаев.

По мнению экспертов, власти пытаются вести диалог с исламом, как-то влиять на него, бороться за умы и сердца людей, но получается это пока не очень хорошо.

Что можно ожидать от будущего в таких условиях?

Эльмира Ногойбаева считает, что изменения в религиозной сфере происходят стремительно, поэтому она полагает, что ислам будет усиливать свои позиции в странах ЦА. Однако предпосылок для его реформации нет.

А председатель Национальной ассоциации политологов Таджикистана Абдугани Мамадазимов заметил, что «если на западе легализация власти происходит на выборах раз в несколько лет, то у нас — каждую пятницу, когда имамы во всех мечетях начинают молитву с пожеланий долголетия президенту». То есть, особых изменений он не ожидает.

В свою очередь казахстанский политолог Санат Кушкумбаев привел в пример создание в Казахстане фонда «Уакыт», который стал альтернативой иностранному финансированию религиозных организаций. То есть, государство все-таки пытается быть игроком в этой сфере.

Однако главный редактор платформы Taraqqiy из Узбекистана Сардор Салимов считает, что если государственная политика в этой сфере и дальше будет такой, какая есть сейчас, то секьюритизация ислама под угрозой. «В страны придет ислам», – уверенно сказал он. Если же говорить о риске религиозной радикализации молодежи, то г-н Салимов считает, что он выше в Узбекистане и Таджикистане, но наиболее удобную формулу борьбы с этой бедой будут изобретать в Казахстане.

Полный текст исследования «Центральная Азия: пространство «Шелковой демократии: ислам и государство» можно прочесть или скачать здесь. Его авторы Эльмира Ногойбаева (Кыргызстан), Санат Кушкумбаев (Казахстан), Сардор Салимов (Узбекистан), Абдугани Мамадазимов (Таджикистан), Фарход Толипов (Узбекистан) и Тамрелан Ибраимов (Кыргызстан), а консультант исследования — религиовед Кадыр Маликов. Проведение исследования поддержал Фонд им. Фридриха Эберта в Центральной Азии.

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram