В конце прошлого года в Казахстане была издана книга «Общество, институты и социальная наука». Ее автор, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник института экономических и правовых исследований Карагандинского экономического университета Казпотребсоюза Есет Есенгараев подчеркивает значение социокультурных институтов для модернизации государства и общества, экономики и политики. Идеи автора во многом перекликаются с программой «Рухани жаңғыру», в рамках которой, как известно, ставится задача изменения общественного сознания и ценностей казахстанцев при сохранении национальных традиций и идентичности. В интервью ИАЦ МГУ Есет Есенгараев поделился прогнозами, насколько успешным может быть проект модернизации общественного сознания.

Казахстан между современностью и архаикой

В конце прошлого года в Казахстане была издана книга «Общество, институты и социальная наука». Ее автор, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник института экономических и правовых исследований Карагандинского экономического университета Казпотребсоюза Есет Есенгараев подчеркивает значение социокультурных институтов для модернизации государства и общества, экономики и политики. Идеи автора во многом перекликаются с программой «Рухани жаңғыру», в рамках которой, как известно, ставится задача изменения общественного сознания и ценностей казахстанцев при сохранении национальных традиций и идентичности. В интервью ИАЦ МГУ Есет Есенгараев поделился прогнозами, насколько успешным может быть проект модернизации общественного сознания.

– Есет Жемисбекович, наше общество и государство сегодня находится в поиске ответа на вопрос, какую роль играет общественное сознание и система ценностей в процессе модернизации экономической и политической сферы. Похоже, заявленная некогда формула «Сначала экономика, потом политика» уже не работает – поэтому в центре внимания оказалась модернизация общественного сознания. По вашей концепции общественных систем, к какому типу мы можем отнести казахстанское общество и каковы перспективы его развития?

- Казахстанскому обществу присущи признаки как традиционного, так и современного общества. Наличие промышленности, достаточно массовая урбанизация, относительно высокий уровень образования – все это признаки современного общества. Однако живучесть трайбализма, широкая распространенность социокультурной логики традиционного типа и, самое главное, иерархическая структура институтов - свидетельство того, что Казахстан - пока преимущественно традиционное общество, чем современное.

Такое общественное положение нашей страны является объективным результатом нашего исторического развития, а это означает, что радикально изменить существующее положение дел в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе вряд ли возможно. Ведь базовые институты общества не являются предметом нашего выбора, а являются результатом наших исторических возможностей.

- Другими словами, Вы хотите сказать, что наше движение в сторону современного общества будет не таким быстрым даже при целенаправленных усилиях?

- Да, к сожалению, `общество и его фундаментальные институты не поддаются целенаправленным изменениям, а могут трансформироваться, если изменяются коллективные представления и ценности, если на их основе изменяются социокультурные практики.

Можно желать жить в современной стране, можно ратовать за скорейшее наступление демократии, можно клеймить власть и осуждать ретроградов, которые препятствуют исполнению этих желаний, но если в обществе не сложились необходимые предпосылки в виде разветвленных систем социокультурных знаний, необходимых для формирования современной жизни, не сложились в достаточной мере практики современного взаимодействия, то все эти желания будут просто маниловщиной.

Мы должны трезво осознавать, что пока наши основные институты и классовая структура не соответствуют требованиям современного общества. Если взять классовый аспект этой проблемы, то мы видим, что еще не сложилась классовая культура и, соответственно, классовое сознание высших и средних слоев общества. Хотя в материальном аспекте мы уже имеем достаточно многочисленные группы, которые можно отнести к этим слоям, но отсутствие классового сознания не позволяет этим группам обрести устойчивую социальную субъектность, сформировать классовую идентичность.

И здесь основная причина затруднений с формированием новой классовой структуры связана с дефицитом современных социокультурных знаний, с трудностями их генерирования. Интеллектуальные группы казахстанского общества, опираясь на советский багаж, не могут создать новые «фабрики значений» и, соответственно, производить в необходимом объеме современные знания.

Что же касается импорта современных концепций, то здесь, как мы уже отмечали, существуют труднопреодолимые эпистемологические барьеры. Поэтому приходится использовать доступные знания, наработанные в нашем пространстве в предшествующие периоды. Вследствие такой когнитивной ситуации неизбежно популярными становятся архаические установки, отсюда и особая популярность досовременных институтов, например, трайбализма.

В России аналогичные когнитивные затруднения также приводят к попыткам реанимации такого архаического института, как казачество и, в целом, к апологии досовременных институтов из советского и досоветского прошлого. Такие затруднения характерны для всех бывших стран социализма. Испытывая трудности с генерированием новых значений и смыслов, необходимых для новых институтов, бывшие страны социализма, по меткому определению американского социолога венгерского происхождения Ивана Селеньи, строят капитализм «не на обломках, а из обломков социализма».

На постсоветском пространстве мы наблюдаем и массовое стремление к возрождению архаических институтов из досоветского периода. Такая технология строительства новой общественной системы будет неизбежно преобладать, пока мы не наработаем необходимые массивы современных знаний.

- Вы также согласны с мнением, что казахстанское общество переживает процессы архаизации? И в связи с этим – можно ли переломить эту тенденцию и усилить в обществе модернизационные ценности?

- Прежде всего, модернизация в Казахстане, как и в большинстве постсоветских обществ, затруднена из-за отсутствия стремления к ней у большинства наших людей. Основная масса наших соотечественников хотят не современных преобразований, которые невозможны без преобразования самих людей, а спокойной и обеспеченной жизни на нефтяную ренту. Из-за схожести социально-экономической структуры такая же ситуация с массовыми установками и в российском обществе.

Когда мы говорим о модернизации, надо ясно представлять себе, что модернизация – это также переход к уровню социокультурной сложности, существенно превосходящий нынешнее состояние нашего общества. Сможем ли мы генерировать необходимый объем и качество социокультурных когниций, соответствующих такому сложному феномену как современное общество, это большой вопрос.

У нас пока отсутствует соответствующая современным мировым требованиям социальная теория, и, в целом, нам свойственна общая интеллектуальная расслабленность. К сожалению, мы не можем говорить, что у нас есть философия, социокультурная теория, литература, кинематограф, средства массовой информации, способные стать предпосылками формирования такого интеллектуального контекста, который, в свою очередь, мог бы быть основой развития более сложных социокультурных концепций и практик. Достигнутый нами уровень социокультурной теории пока недостаточен, чтобы обеспечить адекватную рефлексию по поводу состояния нашего общества и возможностей его модернизации.

Упрощенный характер социогуманитарного знания в обществе в сочетании с социально-экономическими проблемами порождают у многих людей стремление к поиску решения проблем в прошлом, причем все более популярным становится романтизация досоветского прошлого, то есть архаичных моделей общественного устройства. Барьером на этом пути может быть лишь способность элиты, особенно интеллектуальной, утвердить в обществе современные социокультурные когниции и основанное на них современное мышление.

Лично я не являюсь законченным пессимистом, скорее, отношу себя к умеренным оптимистам, так как вижу в нашем обществе определенные предпосылки для закрепления современных тенденций. Определенные достижения были в советское время, и за четверть века постсоветского периода у нас также появилась достаточно большая группа современно ориентированных людей. Вопрос в том, какая группа производителей смыслов и ценностей сумеют утвердить свои концепции и установки в общественном сознании, кто из них захватит умы и сердца казахстанцев, особенно молодых.

Рост без развития

- Есть несколько теорий, объяснявших успешное развитие одних стран и отсутствие такового у других. Иными словами, почему одни страны богатые, а другие - бедные. Географическая и климатическая. Культурная или ценностная. Наконец институциональная - причём речь идёт главным образом о политических институтах. Как вы считаете, применимы ли три эти теории к Казахстану?

– Надо отметить, что сама проблема развития общества строго концептуально еще мало осмыслена и, как следствие, термин «развитие» применяется слишком легко, без особого стремления к теоретическому анализу его критериев и предпосылок. При распространенности такого уровня понимания данной проблемы развитие представляется как самоочевидный феномен, а его наиболее существенными критериями объявляются технологические изменения и количественные показатели.

Но, если мы посмотрим на проблему развития с точки зрения структуры развитых стран и стран, которые находятся в так называемом «втором» и «третьем мире», то это позволит нам понять, что феномен развития нельзя определять, опираясь лишь на количественные признаки. Естественно, нельзя говорить, что следует игнорировать количественные показатели, они также важны и необходимы. Однако история свидетельствует, что решающей для развития является способность общества трансформировать свою структуру.

Без структурных изменений развитие носит лишь внутрисистемный характер. И такие изменения не приводят к качественному скачку, к переходу в другое состояние. Развитие таких сложных систем, как общество не происходит на основе автоматического перехода количества в качество. Здесь работает закон качественных изменений, при этом переход к новому общественному состоянию может произойти, если в обществе были наработаны определенные социокультурные предпосылки. Среди этих предпосылок важнейшей является способность общества производить сложные дискурсивные практики и на их основе типы социальных деятелей, способных к формированию новых общественных отношений, являющихся более диверсифицированными, чем предшествующие.

История свидетельствует, что именно в определенных социокультурных контекстах, где возникли такие предпосылки, сложились и возможности для формирования обществ, которые мы называем современными или развитыми. Во всех остальных случаях мы наблюдаем общества, которые, имея определенные успехи, порой впечатляющие научно-технические результаты, как, например, Советский Союз, тем не менее, не смогли стать современными.

При отсутствии достаточных возможностей для формирования современных социокультурных структур никакие достижения в отдельных сферах общества, даже если они носят массовый характер, не обеспечивают развития, приводящего к переходу от традиционных и полутрадиционных состояний к современным отношениям. Анализ опыта ряда стран второго мира, в определенные периоды своей истории демонстрировавших высокую динамику количественного роста, но в итоге не сумевших войти в сообщество развитых стран, также позволил выявить существование такого распространенного феномена, определенного как «рост без развития».

«Страны упущенных возможностей»

- Не кажется ли Вам, что проблема развития связана не только с объективными причинами, но и субъективными просчеты политических лидеров, которые помешали нахождению более правильных путей развития. И, как следствие, были упущены возможности своевременной модернизации ряда стран?

- На мой взгляд, поверхностное понимание феномена развития, прежде всего, как совокупности количественных изменений, непонимание содержания базовых предпосылок, обеспечивающих структурную трансформацию общества, приводит к распространенным выводам об упущенных возможностях развития той или иной страны.

Так, очень часто говорят о государствах второго мира, как о странах «упущенных возможностей», но при этом само понятие «упущенные возможности» не эксплицируется, а применяется как концепт, который не требует никаких уточнений. Также детально не анализируют, какие конкретные возможности были упущены. Автоматически считается, что это возможности развития и процветания. Но исследователи «упущенных возможностей» не утруждают себя серьезным анализом всей совокупности предпосылок этих возможностей. Очень часто под возможностью понимается определенное правильное политическое решение, расстановка сил внутри или вне страны.

Считается, что при правильном понимании внутренней и внешней конъюнктуры, при правильно принятом решении политического руководства возможности альтернативного исторического развития той или иной страны были бы не упущены. Действительно, нельзя игнорировать тот факт, что правильное понимание и основанные на нем правильные решения ведущих акторов могут благоприятно повлиять на использование тех или иных возможностей развития определенной страны.

Однако в истории большинства стран мира наблюдается «дурная» повторяемость «упущенных возможностей» и если не говорить о некоем злом роке или закономерности, то, по крайней мере, можно говорить об определенной зависимости между определенными предпосылками и определенными последствиями в истории этих стран. Такую устойчивую повторяемость «упущенных возможностей» нельзя сводить лишь к ошибочным решениям или проискам внешних сил.

На мой взгляд, то, что считают «упущенными возможностями», подразумевая под ними неправильно принятые ошибочные решения, очень часто является результатом общих исторических возможностей той или иной страны. Возьмем для примера неудачу реформ в СССР, связываемых с инициативами А. Н. Косыгина. Эти реформы, на мой взгляд, были обречены на неудачу, так как за ними не было ни достаточных интеллектуальных, ни социально-политических сил. А понимание их необходимости и желание их проведения были свойственны лишь небольшой группе, не обладавшей достаточными ресурсами для масштабных изменений в обществе.

Фактически в определенный промежуток исторического времени при неизбежном сочетании доли правильных и неправильных решений общий итог для общества будет соответствовать совокупности его исторических возможностей.

К сожалению, большинство стран не имеют набор возможностей, позволяющих им войти в сообщество развитых стран. И изменить свои исторические возможности только за счет принятия правильных решений крайне маловероятно, они возможны лишь при совпадении таких решений с совокупностью внутренних и внешних предпосылок, при этом первые для развития страны всегда важнее, чем вторые.

Казахстанская политика переходного периода была правильной

- Получается, что Вы считаете крайне маловероятным влияние правильных или неправильных решений политического руководства для развития той или иной страны?

- Я не исключаю влияния политических решений на развитие страны, как и необходимость учета соотношения сил внутри и вне страны. Нельзя не признавать значения политических решений для расширения или сужения возможностей развития страны. История постсоветских стран в этом плане наглядно демонстрирует последствия тех или иных политических решений.

Если сравнивать их последствия, то мы можем сказать, что казахстанская политика переходного периода была более правильной, чем в большинстве постсоветских стран. Но любое политическое решение будет эффективным лишь при условии его соответствия историческим возможностям страны. И надо признать, что большинство стран пока не имеют достаточных для модернизации социокультурных ресурсов. Как следствие, они испытывают хронические трудности с изменением своей идентичности и возможностями ее встраивания в контекст современных процессов, определяемых логикой развития передовых стран.

Из-за отсутствия необходимых социокультурных предпосылок или их недостаточного объема большинство стран догоняющей модернизации постигает разочарование, что, как правило, приводит к отрицанию способов современного развития и опыта стран, которые успешно модернизировались. В этом случае наблюдается противопоставление своей традиции и идентичности, ценностям и нормам развитых стран, обостряется желание обосновать свою уникальность и свой особый альтернативный путь развития.

В результате такое общество может законсервировать и даже усилить некоторые институции, которые служат препятствием на пути модернизации. Как итог, такая страна не только осложняет свои возможности модернизации, но, стремясь развиваться радикально альтернативным способом, она может если не блокировать возможности модернизации, то, по крайней мере, делать ее нереализуемой в обозримом будущем.

Институты нельзя импортировать

- Как вы оцениваете теоретические возможности популярного ныне институционализма и, в частности, концепций Дугласа Норта или Дарона Асемоглу и Джеймса Робинсона?

- В последние годы термины «институт» и «институциональная модернизация», благодаря СМИ, стали очень популярными в общественном дискурсе. У такой популярности есть две стороны. С одной стороны, общественность осваивает новые понятия и, соответственно, получает возможности для новых и более сложных способов структурирования социокультурных фактов.

Но с другой стороны, мы видим, что медиа активные субъекты, не утруждая себя особой рефлексией, очень поверхностно рассуждают об «институциональном проектировании» или об изменении «институционального дизайна». Такие взгляды характерны не только для обозревателей и журналистов, которые, не будучи специалистами по проблеме институтов, могут позволять себе определенную теоретическую вольность. Но, к сожалению, формированию таких поверхностных представлений об институтах способствуют и профессиональные ученые.

Так, очень популярные авторы, пишущие по проблеме социальных институтов Норт, а также Асемоглу и Робинсон, неоднократно высказывались по поводу проектирования и создания институтов, необходимых для современного развития. Они считают, что условием успешного развития является точное понимание институтов определенного общества. При этом их, как и большинство других любителей такой терминологии, отличает очень поверхностное понимание социальных институтов.

В их понимании институты отождествляются или с правилами, или с организациями, которые можно целенаправленно учреждать или изменять, если в этом есть необходимость. Невозможность такого волюнтаризма предопределена тем, что социальные институты - это очень масштабные коллективные типизации и формируемые исторически феномены. Поэтому социальные институты невозможно учредить, они могут возникать и развиваться, если существуют для этого исторические предпосылки, прежде всего, в виде большого массива социокультурных знаний и навыков, наличия достаточной количества людей с определенными предрасположенностями.

Эти выводы подтверждаются неудачными попытками модернизации многих стран, и для некоторых из них они стали хроническими, так как основная трудность, с которой они сталкивались, – это проблема формирования современных институтов и соответствующего их структурирования. Итогом как удачных, так и неудачных попыток модернизации, является эмпирический и не имеющий исключений вывод – институты не возникают исходя лишь из желаний и потребностей, и, тем более, их нельзя импортировать. Можно лишь позаимствовать идею, эскиз, но в целом институты и, тем более, институциональную структуру нельзя просто перенять, их можно формировать только в рамках определенного общества, и этот процесс может быть успешным лишь при наличии необходимых социокультурных предпосылок. А для их формирования требуется достаточно много времени.

Конечно, в условиях современной динамики необходимые институты могут формироваться и за более короткое время, чем это было свойственно странам, которые являются первопроходцами на пути создания современных обществ. Они формировали свои институты современного типа в течение столетий. В странах так называемого «второго эшелона» современных обществ, достигших успеха на пути модернизации, таких как Япония, Тайвань, Сингапур и Южная Корея, современные институты сформировались уже за несколько десятилетий.

Но в любом случае формирование институтов и институциональной структуры современного типа не может быть результатом краткосрочных усилий. Требуется время, как для их формирования, так и для их интернализации в данном социокультурном контексте. Но главным условием остается наличие в обществе необходимых для формирования современных институтов социокультурных когниций и способность общества в дальнейшем расширять их объем. Конечно, одних когниций недостаточно, необходимы многочисленные практики, а на их основе формирование типов деятелей, способных воспроизводить ролевые требования современных институтов.

27 лет назад Казахстан имел предпосылки для экономических реформ, для демократизации – нет

- Вы относитесь к сторонникам концепции, отрицающей возможность целенаправленного влияния на развитие институтов, но ведь в истории были примеры успешного реформирования общественных систем? А ведь это означает неизбежное реформирование институциональной системы?

- Действительно, что в истории были такие случаи, но, к сожалению, они редки и при этом даже в этих случаях успешного реформирования обществ мы не можем говорить о прямом и целенаправленном изменении институтов. Мы уже отмечали, что ряд стран Юго-Восточной Азии сумели выбрать институциональную траекторию, которая вывела их в ряды современных обществ. И на постсоветском пространстве мы видим, как выбор той или иной институциональной модели способствовал реформам или сыграл деструктивную роль.

Так, мы можем отметить, что выбранная в 90-е годы институциональная модель, в целом позволила Казахстану, в отличие от большинства постсоветских стран, не только решить очень сложные проблемы становления, но и заложить определенные возможности для дальнейшего развития. Но во всех случаях таких относительно успешных реформирований мы видим, что целенаправленные реформистские воздействия на институты были результативными, когда они опирались на соответствующие социокультурные предпосылки.

Роль социокультурных предпосылок для развития институтов мы можем рассмотреть и на примере нашего общества. Причины того, что экономические реформы в нашей стране оказались относительно более успешными, чем политические, обусловлены тем, что на момент их проведения мы уже имели определенные знания и навыки, необходимые для деятельности в условиях рынка, но не наработали такие же знания и навыки, необходимые для демократизации общества.

Еще раз хочу подчеркнуть, что широко распространенные мнения о возможности быстрых целенаправленных введений новых институтов являются следствием ложных отождествлений институтов с организациями и учреждениями, создаваемых для решения специальных задач.

Для конкретизации наших представлений об институтах мы можем рассмотреть проблему формирования институциональной идентичности, являющейся важнейшим условием формирования и закрепления институтов. Большинство развивающихся стран из-за содержания и структуры своих социокультурных когниций объективно затрудняется с формированием современных идентичностей. А когда отдельный человек и общество испытывают затруднения с когнитивными ресурсами необходимых для формирования новых идентичностей, то они, как правило, вынуждены создавать гибридные и эклектичные модели идентичности.

В условиях обострения конфликта ценностей в современном мире еще одной популярной стратегией достижения самоидентификации является ее противопоставление идентичности других сообществ. В социологии такую модель самоидентификации определяют как «полемическую идентичность», и она, как правило, присуща отстающим сообществам. Носители такой формы идентичности противопоставляют себя сообществам из развитых стран и отрицают необходимость современных институтов или признают их лишь в виде технических образований. Значимость идентичности для отдельного человека, определенной группы и общества настолько важна, что в ситуациях, когда имеет место конфликт идентичностей, то тогда рациональные доводы, например, связанные с достижением экономических благ и технологического прогресса, могут отступить на задний план или быть отброшены, если не навсегда, то, по крайней мере, на определенный период.

История человечества полна таких примеров. Было бы интересно проследить, какое количество конфликтов было обусловлено экономическими или политическими причинами, а какое количество было обусловлено расхождениями идентификаций. Мы видим, что в современном мире конфликты, обусловленные столкновением или внутренним кризисом идентичностей, получили массовое распространение.

-Ваши рассуждения подтверждают концепцию Самуэля Хантингтона о конфликте цивилизаций?

- На мой взгляд, это очень интересная концепция, хотя Самуэль Хантингтон склонен абсолютизировать цивилизационные различия и придавать им порой антагонистический характер. Но ценность таких концепций не в деталях, а в общей логике, в возможностях выявить структурные основы определенных тенденций. Хантингтону удалось показать, что кроме экономических, классовых, политических факторов наша жизнь обусловлена культурными нарративами, ценностями и символами, и последние не менее, а даже более значимы для нас, чем первые. По его мнению, на основе символов и нарративов определенных цивилизаций, формируются идентичности определенных сообществ. Их различия и несовпадения нередко ведут не только к противоречиям, но и к очень жестким конфликтам.

Человеческий мир так устроен, что для многих народов наличие других сообществ с иной системой ценностей является не только источником противоречий и конфликтов с ними, но и важнейшим условием воспроизводства собственной идентичности. Наличие «Другого» в виде чужого сообщества, будь то этнонациональное образование или социальный класс, в той или иной степени всегда служит условием конструирования и поддержания собственной идентичности. Такой способ самоидентификации очень удобен. Он позволяет снимать или приглушать массу когнитивных проблем, связанных с определением и согласованием внутренних идентификаций человека или сообщества. Если бы индивиды или целые социокультурные системы остались наедине с собой без поддержки, которую оказывают «Другие», то их идентичность оказалась бы под очень сильной угрозой, и вряд ли они могли бы быть воспроизведены с опорой лишь на собственные идентификации. Для конкурирующих групп или народов «Другие» поистине выполняют спасительную роль в создании и поддержании их идентичности. Для многих сообществ их самоидентификация обеспечивается в основном через логику противопоставления, заключающуюся в том, что для них быть кем-то, прежде всего, означает не быть кем-то. Но преобладание в формировании идентичности логики противопоставления является и признаком серьезных проблем, переживаемых определенным сообществом. Идентичность человека и сообщества должна, прежде всего, основываться на собственных, а не на внешних основах.

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram