После начала военной операции в Афганистане против талибов вокруг Центральной Азии сложилась геополитическая конфигурация, в которой США заняли роль ведущей силы, определяющей процессы в области обеспечения безопасности и стабильности. 

Такие игроки, как Россия и Китай, вынуждены были принять этот факт и проводить региональную политику с учетом фактора Вашингтона. Страны Центральной Азии также существенно подкорректировали свою политику, учитывая не только американское присутствие, но и обостряющуюся конкуренцию между ключевыми внешнеполитическими силами. Об этом много писалось аналитиками в последнее десятилетие. Но все течет, все меняется. Ситуация, когда внерегиональная сила определяла многие ключевые тренды в регионе, не могла оставаться вечной.
Первые признаки изменений стали проявляться во второй половине 2008 года, после удара первой волны кризиса и прихода к власти в США демократов во главе с президентом Бараком Обамой, который объявил о планах вывода американских контингентов из Афганистана. Сегодня можно уверенно говорить о все более устойчивых предпосылках для очередного изменения геополитического баланса сил вокруг Центральной Азии. Конечно, эти изменения не будут такими взрывными, как те, что последовали после событий 11 сентября 2001 года. Но то, что они грядут, сомнений остается все меньше.

Фундамент,которого нет

Американскую политику в Центральной Азии нельзя рассматривать как сферу, изолированную от других направлений американской политики в Евразии. Она представляет собой составную часть более сложной конструкции, в которой с ней органически связаны Афганистан, Каспий, Южный Кавказ, Европейский Союз и Южная Азия. Логика подобной конструкции объясняется несколькими причинами.
Прежде всего у США нет собственной территориально-экономической опоры в регионе — то, что составляет силу России и Китая. Как раз именно эту слабость и пыталась в последнее десятилетие нивелировать сложная американская геополитическая конструкция. В идеале она должна была выглядеть следующим образом:

-мощный военный плацдарм в Афганистане;
-бесперебойный маршрут снабжения военной группировки в Афганистане через Пакистан;
-система военных баз в Центральной Азии;
-наличие прозападных элит, как в Грузии Саакашвили, или «оранжевой» в Украине;
-строительство новых газо-, нефтепроводов и транспортных маршрутов из Центральной Азии через Южный Кавказ и Афганистан в обход России;
-Южная Азия и Европа должны были стать потребителями углеводородного сырья из Центральной Азии через находящиеся под патронажем Вашингтона трубопроводы.

Эта конструкция позволяла решать одновременно несколько задач. Как Индия в свое время позволила Британии быть территориально региональным игроком и стала плацдармом для попыток британской экспансии в Афганистан, Центральную Азию и Тибет, так и Афганистан для американцев мог бы сыграть схожую роль.

В свою очередь продвижение новых трубопроводных маршрутов (Транскаспийский и Трансафганский газопроводы) и транспортных коридоров дало бы возможность странам ЦА диверсифицировать направления поставок и доступа на международные рынки, что снизило бы их зависимость от России. Южная Азия (Пакистан, Индия) и Европейский Союз стали бы рынками потребления сырья из ЦА и, тем самым, компенсировали бы еще одну слабость геополитики США в ее геоэкономическом аспекте. Ввиду географической удаленности американский рынок не сможет стать потребителем больших объемов углеводородного сырья из Центральной Азии. В этой связи рынки ЕС и Южной Азии должны были компенсировать этот недостаток.
Данная конструкция также позволила бы существенно ослабить геоэкономическое влияние России, Китая и Ирана. А сам регион (Афганистан и Центральная Азия), при наличии мощного военно-политического присутствия США, стал бы «нависать» над уязвимыми и стратегически важными районами РФ (Урало-Сибирское ядро и Дагестан), КНР (СУАР) и Ирана (Белуджистан и Иранский Азербайджан).

Годы разбитых надежд

Чаще всего идеальные конструкции остаются идеальными лишь на бумаге. Как только США пришли в регион, сразу же стали проявляться объективные процессы по торможению скорости реализации американских планов. Они вызваны, в большинстве случаев, невозможностью полного совпадения геополитических интересов США с интересами других региональных игроков. Расхождение между идеализмом и реальностью дало импульс и продолжает оставаться фундаментом «большой игры».

Среди факторов, которые стали препятствием для планов США, можно назвать, прежде всего, нарастающее сопротивление со стороны движения «Талибан». Оно заблокировало стабилизацию Афганистана и его превращение в сухопутный авианосец. А также привело к постоянному откладыванию реализации проекта Трансафганского газопровода, призванного обеспечить поставки туркменского газа в Пакистан и Индию. Это, в свою очередь, затормозило укрепление геоэкономического влияния Вашингтона в Центральной Азии.

Здесь же можно упомянуть плохо скрываемое противодействие Пакистана политике США в Афганистане. Из соображений внутренней стабильности и региональной геополитики он не может отказаться от своих интересов в Афганистане. Сложная игра на поле талибских группировок и пуштунского национализма явно идет вразрез с планами Вашингтона. Отсюда и периодические конфликты с американцами по поводу обстрелов пакистанской территории, гибели граждан и военнослужащих Пакистана, и реакция Исламабада в форме блокирования Южного маршрута поставок грузов в Афганистан.

Еще одним сдерживающим фактором стал неожиданный геополитический и экономический подъем России в период первого десятилетия 2000-х. В значительной степени в этом есть заслуга США, которые посредством своей военной операции в Ираке спровоцировали беспрецедентный рост цен на энергоресурсы. Москва как крупнейший в мире поставщик нефти и природного газа получила доступ к огромным финансовым средствам, позволившим ей не только рассчитаться с долгами, но и создать третий в мировом масштабе золотовалютный резерв и быстрорастущий потребительский рынок. Именно при активном противодействии России до сих пор не был построен Транскаспийский газопровод и газопровод «Набукко» для поставок туркменского газа через Азербайджан, Грузию и Турцию в Европу. Это вновь негативно отразилось на американской геоэкономической стратегии в ЦА.
Неожиданностью для Вашингтона стало мощное экономическое проникновение в регион Китая, особенно со второй половины 2000-х годов. Плавное наращивание Пекином своего экономического влияния вдруг совершило мощный рывок после заключения серии договоров с Туркменистаном, Узбекистаном и Казахстаном по строительству нефте- и газопроводов. В их числе нефтепровод «Казахстан–Китай» и газопровод «Туркменистан–Узбекистан–Казахстан–Китай». Уже сегодня китайские компании добывают более 20% казахской нефти и имеют «портфель газовых поставок» из ЦА до 60 млрд. кубометров. Все это подтачивает фундамент американских проектов по перенаправлению углеводородов из ЦА, особенно природного газа, в сторону ЕС и Южной Азии.

Не оправдались также ожидания многих американских экспертов о том, что с приходом США и НАТО в Афганистан элиты стран Центральной Азии станут придерживаться прозападной ориентации. Такая реакция уже была во многих странах Восточной Европы, бывшей Югославии и некоторых постсоветских государствах. Но не в Центральной Азии.

Не произошло из-за целого ряда детерминант. В их числе — географическая близость России, КНР, Ирана, с которыми страны ЦА тесно переплетены экономическими, транспортными, торговыми и этнокультурными связями, а также связями в области безопасности. Подобные реалии ни одна из стран ЦА просто не может игнорировать. Важнейшую роль сыграл и политический прагматизм элит ключевых государств Центральной Азии.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram