Ослабление тенге – в течение месяца доллар подорожал с 346 до 360 тенге, достигнув пика 13 августа (в этот день курс американской валюты составил почти 364 тенге) – вернуло в казахстанское общество, казалось бы, уже позабытые панические девальвационные настроения. На этом фоне усилились претензии в адрес идеологов «слабого» тенге, поскольку, по мнению критиков, обещанного роста деловой активности и экспортного потенциала экономики свободно плавающий курс национальный валюты не принес. Известный казахстанский экономист, советник председателя Национального Банка РК Айдархан Кусаинов в интервью IQ-клубу рассказал, удалось ли за последние годы укрепить доверие к национальной валюте, почему «слабый» тенге пока не дал толчка для роста экспортоориентированного бизнеса, как на самом деле ослабление тенге влияет на достаток казахстанцев. И, наконец, вернется ли национальная валюта к психологически комфортной для казахстанцев отметке 340 тенге за доллар до конца года:
- Айдархан Маратович, ранее вы неоднократно заявляли, что «ментальная дедолларизация» является одним из условий оздоровления казахстанской экономики. Однако судя по тому, с каким напряжением казахстанцы следят сегодня за курсом тенге по отношению к доллару, существенной «дедолларизации» сознания и укрепления доверия в тенге за истекшие три года - с момента перехода к свободно плавающему курсу тенге – добиться не удалось.
- Лучшим показателем «ментальной дедолларизации» является приток депозитов в национальной валюте, даже в последние два месяца, когда тенге падал относительно доллара.
Сравнение квартальных показателей притока депозитов в тенге и в долларах в 2011- 2013 году, когда курс казахстанской валюты был фиксированным, и в 2016-2017, при плавающем курсе, демонстрирует, что при фиксированном курсе люди примерно одинаково пополняли депозиты и в тенге и в долларах - депозиты в тенге и в долларах росли плюс-минус одинаково на 5%.
При плавающем курсе и большей волатильности тенге, люди практически не пополняют валютные депозиты. Последний незначительный рост был год назад в третьем квартале 2017, а в целом из десяти кварталов свободного плавания валютные депозиты пополнялись только три квартала, причем темпами существенно меньшими, чем тенговые. При этом тенговые депозиты растут по 5-10% в квартал в девяти из десяти кварталов. Замечу, что и сами темпы роста тенговых депозитов гораздо выше, чем при стабильном курсе.
Можно аргументировать это тем, что разница ставок по тенговым и валютным депозитам сегодня составляет около 8-9%. Здесь важно подчеркнуть, что волатильность курса в рамках года достигала 10+%, на полугодовых отрезках уже третий год можно «поднимать» до 20% годовых. Тем не менее, население пополняет именно тенговые депозиты, а не валютные.
В условиях стабильного, фиксированного курса разница в ставках была около 4%, а волатильность около 1%, но это не привлекало казахстанцев, они все равно значительную часть копили в долларах. То есть доверие к тенге сегодня есть и даже более высокое, чем было при фиксированном курсе.
- Помнится, что в качестве обоснования для перехода к политике «слабого» тенге называлась необходимость поддержки отечественного производства, особенно ориентированного на экспорт. Удалось ли, по вашей оценке, благодаря политике свободно плавающего курса тенге добиться существенного увеличения деловой активности казахстанского бизнеса? И почему пока не ощущаются существенные результаты этого роста?
- Если рассмотреть динамику количества действующих предприятий в Казахстане, разделив их на новые (еще не действующие), активные и «временно неактивные», то можно заключить, что режим свободного плавания серьезно повысил деловую активность.
Рост деловой активности связан с количеством новых предприятий, поскольку бизнес видит больше возможностей и регистрирует предприятия. Аналогичным образом, снижение доли временно неактивных, также свидетельствует о росте экономической активности.
Так вот, количество новых предприятий в Казахстане растет нарастающими темпами – 15% в 2016 году, свыше 20% в первом полугодии 2018 года, при том, что в 2010-2012 году падало.
Рост числа активных также ускоряется – свыше 6% в 2015-2017 годах. Доля временно неактивных предприятий из числа действующих после существенного роста в переходный период 2015-2017 года в первом полугодии оказалось минимальным за последние десять лет.
Остается вопрос, что если все так хорошо, то почему так плохо? Ответ, я думаю, кроется в том, что новая монетарная политика изменила экономический ландшафт и открыла новые возможности. При этом экономическая политика так и не поменялась.
В результате «старые» бизнесы, которые должны были быстро перестроиться или умереть, существуют в новой реальности, подпитываясь господдержкой. Здесь нет речи о росте доходов и зарплат - просто поддержание существования.
Новые же бизнесы, которые готовы двигаться вперед в новых реалиях и видят возможности, не получают подпитки и поддержки (поскольку экономическая политика ориентирована на старые реалии) и растут «через тернии к звездам», в том числе борясь со старыми, которые сами развиваться не могут, но мешают новым.
В общем, старые не могут умереть, а новые не могут развиться - вот такая патовая ситуация. И она очень медленно разрешается, потому что «старые бизнесы» более влиятельны, и они продолжают песню: «Верните все как было – дешевые кредиты, господдержку, фиксированный курс, а то жить невозможно. И вопрос перехода к новой политике нужно решать быстрее. Это все равно неизбежно произойдет.
В свое время «вдруг» оказалось, что 20 млрд долларов ушли на поддержание курса тенге во вред экономике, и произошел переход к свободному плаванию. Так и в скором времени «вдруг» окажется, что сотни миллиардов тенге ушли удешевление кредитов, субсидии и поддержание отдельных предприятий во вред экономике, и произойдет-таки переход к новой экономической политике.
- Айдархан Маратович, ажиотаж вокруг колебаний номинального курса тенге связан главным образом со страхом, что самым очевидным последствием ослабления тенге станет рост цен на потребительские товары. И соответственно – снижение уровня жизни населения. Насколько оправданы все эти страхи?
- Сразу оговорюсь, что эти фобии связаны с системной, этакой «мега-девальвацией», тогда как наблюдаемые сегодня колебания тенге имеют сезонный характер.
Действительно, бытует мнение, что экономика Казахстана полностью зависит от импорта, а значит цены на товары, инфляция, себестоимость производства, строительства определяется номинальным курсом. Отсюда вытекает совершенно неожиданные заявления о том, что динамика номинального курса определяет благосостояние казахстанцев, инфляция всегда догонит девальвацию и ослабление курса тенге ничего не изменит, кроме обнищания населения.
Между тем для правильной оценки доли импорта в потребительских расходах необходимо четко понимать, что в эти расходы входит не только то, что люди покупают в магазинах или автосалонах. В них входит и оплата коммунальных услуг, обучение детей, услуги такси, общественного транспорта и парикмахерских, аренда квартир, посещение кинотеатров и ресторанов. Все эти расходы происходят вне магазинов, но они значительные и они потребительские. Понятно, что такие расходы не являются импортом в чистом виде – это в основном услуги и если в них и есть опосредованно какая-то импортная составляющая, то она незначительная.
Перейдем к товарам и продуктам. В этой корзине часть товаров не является импортной: молоко, хлеб, колбаса, сыр, одежда, мебель – многие товары производятся в Казахстане. Но и собственно импортной продукции есть значительная часть казахстанского содержания – часто более половины стоимости.
Если отследить цепочку создания стоимости, то окажется, что из 217 тенге, которые покупатель платит в магазине за импортный товар, только 100 тенге является собственно импортом. Около 117 тенге – это плата за услуги торговых посредников, транспортных и рекламных компаний, аренда торговых и офисных помещений, заработная плата персонала. Все эти расходы являются местными, казахстанскими, никак не импортными.
Доля импорта в расходах населения Казахстана сегодня составляет 15% - что, конечно, много, но гораздо меньше, чем считается. Этот показатель получен делением величины импорта потребительских товаров на расходы населения, использованные для потребления.
Поясню на примере, как может получиться такое маленькое значение.
Оценивая свои покупки, вы видите, что из каждых 100 тенге, потраченных в магазине, 65 тенге приходится на импортные товары, то есть доля импорта составляет 65%. На самом деле из этой суммы только 21 тенге является собственно импортными, то есть платой за товар, осуществленный в валюте. Остальные 39 тенге – это наценки и заработок различных бизнесов в Казахстане, которые довезли, распределили и поставили товар на полку. Далее, 100 тенге, которые вы потратили в магазине, являются только часть (77% в 2014 году) ваших общих потребительских расходов, потому что 23% всех расходов уходят на услуги, то есть общие потребительские расходы составляют 130 тенге. Из них доля импорта, а вернее доля расходов, зависящих от номинального курса, составляет 21 тенге или 16%. Остальные 109 тенге являются расходами на казахстанские товары и услуги, формально не зависящими от номинального курса тенге к любой другой валюте.
Понимая реальную долю импортной и валютной составляющей в стоимости средней потребительской корзины, можно предположить, что при любой резкой девальвации экономически оправданный девальвационный рост потребительских цен не должен превышать 15% от величины девальвации. Этот рост будет реализовываться в период до 3-4 месяцев – традиционная длина бизнес-цикла в потребительской торговле. Общий же рост цен, связанный с инвестиционными циклами может растягиваться на год.
Подчеркну, что 15% - это максимальный уровень, ведь рост импортной цены будет стимулировать переключение на более дешевые товары, не только отечественных производителей, но и просто на более дешевые импортные аналоги. На самом деле инфляция может быть и меньше, чем 15% от величины девальвации, потому что рост цен ограничен предпочтениями и покупательской способностью населения, а с другой стороны имеющаяся торговая наценка вполне может абсорбировать часть потерь, проще говоря, продавцы могут чуть снизить свои оценки прибылей.
Инфляция свыше значения 15% от величины девальвации является психологической, иррациональной и степень влияния этого фактора связана с общими ожиданиями, формирующимися в информационном пространстве.
Таким образом, цены после девальвации растут в основном на психологических факторах, в результате так называемых инфляционных ожиданий.
- Айдархан Маратович, как бы вы объяснили колебания курса тенге в последние недели и каковы ваши прогнозы до конца года – «отскочит» ли тенге назад, к прежнему уровню?
- Ослабление тенге в значительной степени связано с сезонными психологическими факторами. Равновесный курс плавно сдвигался вверх из-за изменения ставок ФРС. Это привело к ослаблению валют практически всех развивающихся стран, и не только. В апреле-июне доллар укрепился к корзине мировых валют с 89 до 94 – довольно значительно. Юань и рубль ослабли примерно на 10% против евро.
Отмечу также, что политика РФ давно направлена на слабый рубль, равно как и политика Китая. На курс тенге повлияли и внеэкономические факторы в виде объявления о возможных санкциях в отношении РФ, что спровоцировало резкое ослабление рубля и, естественно, отразилось на тенге. У нас сезонное подорожание породило некую психологическую нервозность, и тут к ней добавилась ещё и проблема рубля.
Что касается прогнозов, то мне представляются три сценария.
- В плохом варианте (маловероятном) 350-360 – это новое равновесие. Тогда курс вылетит к 370 и в октябре-ноябре вернется к 350 и далее, к весне – в район 340.
- В другом сценарии тенге вылетит в коридор 355-365 ненадолго, затем вернётся в 350-360, плавно смещаясь к 340 в ноябре-декабре.
- В третьем сценарии курс застабилизируется в колебаниях вокруг 345-355 до декабря, в декабре начиная смещение к 340.
- Если убрать эмоции, то даже в «плохом» сценарии ничего катастрофического для экономики не просматривается.
Правила комментирования
comments powered by Disqus