После распада СССР на территории, которую он занимал, возникло сразу несколько молодых независимых государств, или, как их именовали в западных исследованиях, «новых демократий». Некоторые из них пожелали максимально отдалиться от советского наследия и избрали путь укрепления связей с Вашингтоном и Брюсселем. Однако при этом режимы управления в ряде постсоветских стран вряд ли можно назвать демократическими в том смысле слова, который вкладывает в это понятие Запад. Более того, подобный миф приводит к опасным искажениям реальной ситуации.
Бегство от географии, риторика или прагматика?
17 августа в Армении исполнилось сто дней с того момента, как во главе национального правительства этой страны встал Никол Пашинян. Новый кабинет министров обозначил амбициозные задачи борьбы с коррупцией, экономического роста и укрепления самостоятельности страны на внешнеполитической арене. Все это вызывает значительный интерес в России, прежде всего потому, что Ереван в течение всего постсоветского периода позиционировал себя в качестве стратегического союзника Москвы. И на сегодня Армения является единственной страной в Закавказье, которая участвует в двух евразийских интеграционных проектах – ОДКБ и ЕАЭС.
На сегодняшний момент практически невозможно выстроить точную траекторию развития «нового курса» Никола Пашиняна. Слишком много переменных в этом политическом уравнении. Впереди республику ждут две досрочные избирательные кампании. Немало рисков и непредсказуемости вокруг неурегулированного нагорно-карабахского конфликта, не говоря уже о «фоновых факторах», таких как отношения Москвы и Вашингтона, Ирана и Запада, ситуация на Ближнем Востоке.
Как бы то ни было, а нынешние события в Армении в очередной раз подстегнули дискуссию о том, насколько важным в отношениях между Россией и ее постсоветскими партнерами является фактор демократии и политика ценностей. Власть в Армении сменилась в результате массовых народных протестов.
Между тем, в американских и европейских исследованиях уже стало своеобразной «конвенциональной мудростью» говорить о внешнеполитическом курсе РФ как о политике «охранительной», «консервативной», сутью которой является противостояние свободолюбию народов республик бывшего СССР.
Нередко в университетах и научно-исследовательских институтах в США и стран ЕС государства постсоветского пространства именуют «новыми демократиями», для их изучения создаются одноименные центры.
Еще в период «цветных революций» стремление бывших советских республик «сбежать от географии» путем наращивания связей с Вашингтоном и Брюсселем воспринималось значительной частью экспертной аудитории на Западе как важная предпосылка для их демократизации. Им вторили специалисты из Грузии, Украины, Молдовы, других постсоветских государств. В то же самое время стратегическая кооперация с Россией виделась как синоним сохранения авторитаризма и архаической системы управления. Но можно ли сегодня говорить о том, что данная схема применима к постсоветским политическим процессам?
Отождествление выбора внешнеполитических приоритетов с ценностным выбором базируется на представлении о том, что дипломатия ведущих международных игроков строится на основе идеологических приоритетов. Спору нет, в риторике представителей США и стран ЕС рынок и демократия занимают ведущее место, тогда как российские политики предпочитают говорить о стабильности, консерватизме международного права и примате национального суверенитета над внешним вмешательством. Но на практике риторика и национальный интерес далеко не всегда пересекаются.
«Контракт века», заключенный между Азербайджаном и ведущими западными нефтедобывающими компаниями в 1994 г., равно как и участие прикаспийской республики в поддерживаемых Западом энергетических проектах типа «Баку-Тбилиси-Джейхан», не сделал ее лидером по части демократии. Это единственная страна среди республик бывшего СССР, где власть перешла от отца к сыну. При этом Азербайджан не входил в ОДКБ и не собирается присоединяться к Евразийскому союзу, где ведущую роль играет Москва. Это, однако, не мешает Баку интенсивно развивать отношения с Западом, свидетельством чему является недавний визит в прикаспийскую республику федерального канцлера Германии Ангелы Меркель.
Об авторитарных порядках в Туркменистане многократно сообщали международные правозащитные структуры, включая и американские. Однако это не мешает ЕС и США активно развивать энергетическое партнерство с Ашхабадом. Туркменистан с 1995 г. имеет нейтральный статус. Однако вряд ли кто-то рискнет сравнивать его по уровню демократии со Швейцарией.
Схожим образом оценивался на Западе и Узбекистан во времена Ислама Каримова. Несмотря на определенные расхождения между ним и Западом после массовых выступлений в Андижане в 2005 г., Ташкент неоднократно удостаивался неофициального титула «ценного партнера НАТО» по афганской операции.
Кстати сказать, еще в 2012 г. эта республика приостановила свое членство в ОДКБ. Сегодня в республике в связи с приходом к власти другого лидера – Шавката Мирзиеева – происходит определенная либерализация. Но не столько она сама по себе, сколько геополитическое положение Узбекистана заставляют и Москву, и Запад искать его дружбы.
Несостоявшиеся маяки
Долгое время в западных СМИ «маяком демократии» называлась Грузия. Однако после скандальных историй с разгонами массовых акций в Тбилиси в 2007 и в 2011 гг., а также публикацией материалов о насилии в системе тюремных учреждений образ Михаила Саакашвили как передового демократа на территории бывшего СССР поблек.
Заметим, что у Грузии нет дипотношений с Россией, начиная с 2008 г., а до этого Тбилиси долгие годы был одним из самых проблемных партнеров Москвы. С тех пор в государстве многое поменялось. Уже шесть лет страной фактически правит не партия и не формальные премьеры и президенты, а олигарх Бидзина Иванишвили. Именно ему принадлежит решающее слово при любом кадровом решении.
За период менее двух лет правящая партия «Грузинская мечта» дважды исправила Конституцию страны фактически без всякого согласования с оппозиционными силами. В Грузии менялись многое и многие. Но одно осталось неизменным. Каждый новый лидер создает вокруг себя «партию власти» («Союз граждан Грузии» в период Эдуарда Шеварднадзе, «Единое национальное движение» во время президентства Михаила Саакашвили и «Грузинская мечта» как политический авангард Бидзины Иванишвили), которая де-факто доминирует в политике.
После того, как в 2014 г. Соглашение об Ассоциации с Европейским союзом подписали Украина и Молдова, они пополнили список стран, которые на Западе рассматривают как государства, выбравшие «путь реформ и демократии». Действительно, с формальной точки зрения, в обоих государствах проходят выборы, наблюдается определенная конкуренция и нет монополизации власти одним руководителем. Но по факту власть жестко отделена от общества.
В молдавском случае определяющую роль в принятии решений имеет олигарх Владимир Плахотнюк. Именно он стал инициатором реформы избирательного законодательства, которая позволит его собственной партии – Демократической, используя «смешанную систему выборов», получить большинство.
В противном случае без поддержки со стороны выдвиженцев-одномандатников эта задача нерешаема. А значит и нерешаема задача формализации фактического влияния главного политика в Молдове.
В случае же Украины мы видим модель «санации», когда политики, не разделяющие ценности «второго майдана», фактически выведены из игры, а левые силы под разговоры о «декоммунизации» и «люстрации» не имеют адекватного представительства. Как не имеет его в должной степени и юго-восток. Представляющий его Оппозиционный блок вынужден регулярно сталкиваться с обвинениями в том, что является «пятой колонной» и предателем национальных интересов страны. Украинский политический спектр выглядит как флюс, набухший с правой стороны.
То, что мы видим сегодня в Армении, также имеет мало отношения к демократическим процедурам, какими мы их себе представляем в странах Евросоюза. Идеи прямой апелляции к площади поверх институтов (правительства, парламента) скорее напоминают концепты «Нового государства» времен Антониу Салазара.
Трудно говорить о демократии, когда на первый план выходят инициативы по формированию «правосудия переходного периода» и фактической санации представителей старой власти.
Демократия об руку с национализмом?
Всех этих логических нестыковок можно было бы избежать, если бы те, кто обращался к анализу ситуации на постсоветском пространстве, адекватно бы себе представляли цели тех, кто пытается выстраивать отношения с западными странами. Во многом этот интерес обусловлен не абстрактными ценностями, а защитой тех национальных интересов, которые формулируют элиты новых независимых государств.
И во многом массовые протесты, «революции», которые вызывают столько восторга в политических и экспертных кругах США и ЕС, порождены не стремлением к демократии и некому набору ценностей, а к укреплению государства, созданию более жесткой и качественной модели управления или идентичности, свободной от «проблемных элементов».
Вспоминаю, как в 2004 г. в составе группы российских экспертов оказался в Тбилиси, где тогдашняя спикер национального парламента Нино Бурджанадзе, комментируя наш вопрос об итогах первой годовщины «революции роз» воскликнула, что «наши солдаты, наконец, смогли нормально одеться и перестали голодать». И ни слова о правах человека или этнических меньшинствах.
Достаточно было просто услышать «антиватный» пафос, нацеленный против жителей Донбасса и Крыма на киевских площадях в 2013-2014 гг., чтобы понять: история со сменой статуса Крыма и конфликт на юго-востоке страны не были спонтанными.
И наивен тот, кто считает, что приход к власти «демократа» Пашиняна сделает позицию Еревана по Карабаху более мягкой, нежели она была у «автократов» Саргсяна и Кочаряна. Выступая на митинге 17 августа, приуроченном к ста дням его пребывания у власти, он заявил: «Я ни одной бумаги не подпишу втайне от вас. Если будет вариант, я приду сюда, представлю вам, и вы сами решите, нам идти по этому варианту или нет».
Если это и демократия, то основанная на национальной мобилизации. И в постсоветских странах она идет рука об руку с национализмом, так как после краха единого союзного государства новые образования выстраивают свою идентичность. И в этом процессе массовые движения или протесты часто обращены не к компромиссу, а к обострению конфликта, «оттачиванию» своей правды. И апелляция к Западу или к России – это не более чем инструмент для решения своих целей и задач.
В этом контексте Москва опасается не какой-то «прорывной демократии», а националистического популизма, с помощью которого некоторые соседи пытаются вытолкнуть ее из тех сфер, которые представляют для нее интерес.
Заметим также, что развитие контактов с НАТО или с Евросоюзом отнюдь не означает гарантии ни принятия в ряды этих структур, ни тем боле того, что западные интеграционные объединения будут строить демократические институты вместо самих новых независимых государств. Вообще странная надежда – жить в ожидании, что некий внешний благодетель сделает всю сложную работу вместо тебя.
Увы, у многих постсоветских лидеров образ щедрого и справедливого ЦК КПСС оказался замененным столь же светлым представлением о всеблагой роли Брюсселя и Вашингтона.
Но реальная жизнь – не схема. И для понимания сложных геополитических процессов на просторах бывшего Советского Союза вряд ли следует заменять одну линейно-прогрессистскую схему из арсенала «научного коммунизма» на «научный демократизм», выстраивающий искусственную зависимость национальных интересов от якобы ценностного и едва ли не экзистенциального выбора.
Да, сегодня Евразия совсем не похожа на «ближнее зарубежье» начала 1990-х гг. Помимо России здесь действует много новых игроков, а сами бывшие союзные республики расходятся в своих интересах все дальше. Даже три кавказские республики дали три разных ответа на выбор между европейской и евразийской интеграцией. Но сам этот выбор намного более сложен, чем следование той или иной риторической схеме. Чем раньше это осознают эксперты и практики, тем легче будет воздерживаться от ненужных завышенных ожиданий, неизбежно чреватых сильными разочарованиями.
Правила комментирования
comments powered by Disqus