Казахстан постоянно находится в процессах различных модернизаций. Впечатление такое, что поиск очередных сфер и объектов модернизации и составляет суть национальной управленческой культуры. Между тем, модернизируя что-либо, нужно достаточно ясно представлять границы, за пределами которых теряется идентичность страны. В противном случае всякая модернизация, не основанная на идентичности страны, приведёт в итоге к разрушению. Поэтому невозможно отбросить этап советской модернизации Казахстана, опираясь только на традиции архаики, ибо национальное выжило и сложилось именно в такой форме, которая составляет суть Казахстана, пришедшего в XXI век. Если попытаться вернуться в традиционную юрту, то в ней сейчас уже будет и спутниковая антенна, и мобильная связь, и припаркованный автомобиль.
Можно предположить, что опираясь на казахскую идентичность, можно и нужно быстро продвигаться в современный мир. Но что это значит? Казахская родственная община, обладающая высокой солидарностью, соседская взаимопомощь могут соответствовать такой задаче лучше, чем ещё не сформировавшийся «модернизированный» индивид и ещё не сложившееся гражданское общество. Новые технологии управления, участия общественности и т.п. потребовали основы, на которую они могли бы, что называется, быть «посажены». Такой основой могут стать коллективистские структуры: родственные и соседские общины в аулах, соседская взаимопомощь в городах.
Жизнь в Казахстане, в сравнении с западной, во многом не выдерживает критики с позиций западного человека. Психология конкурентного общества и сегодня чужда большей части постсоветского народа Казахстана. На Западе исторически сложился инновационный тип развития, в системе факторов которого преобладающее значение имеют экономоцентрические факторы. Роль генераторов развития выполняют внутренние экономические потребности.
В системе факторов развития Казахстана экономические факторы не являются значимыми до сих пор, если мы будем говорить об «экономическом» в строгом соответствии с этим понятием. Ведь не всякое хозяйство ведется экономическими методами. Казахстан долгие века был социумом с минимальным объёмом совокупного прибавочного продукта, и это было обусловлено комплексом экстремальных природно-климатических, географических и геополитических условий. Так или иначе, сложилось общество, которое не было экономоцентричным. Казахское общество оставалось общинным. Основанием общинности были родовые связи. Общинность была способом организации общества. Общинность – это не просто вид социальности, это тип традиции, тип истории, который порождает свой социально-психологический и политический тип человека. И учёт особенностей этого типа абсолютно обязателен при составлении тех или иных планов общественных перемен, не говоря уже о модернизационных проектах.
Можно, конечно, надеяться, что в казахском обществе появятся элитные группы, способные не только к прочтению «модерновых» прописей, но имеющие желание задуматься и волю совершить действия, не просто учитывающие «особенности» казахского социума. Жизненно важно сейчас появление доктрин, концепций, программ и проектов, из разных идеологических оснований, но непосредственно строящихся на базе аксиомы сохранения идентичности страны, её целостного развития, а не отдельных её частей, слоев и т.п., противопоставляя их друг другу, как противопоставляют различные этапы истории страны, ложно наделяя советский этап всеми признаками «социального ада» и, якобы, подавления национальной культуры.
В конечном итоге модернизация, осуществляемая ценой огромных перегрузок, перенапряжения всех сил, жертв и лишений всё же не достигает своей цели – разрыв с Западом остаётся. Можно констатировать, что необходимость «догоняющего» развития обрекла Казахстан на постоянное колебание в диапазоне между «политической спячкой» и «стратегическими скачками», что отнюдь не способствует формированию цивилизованных отношений между правящей элитой и обществом. Ситуация усугубляется ещё и тем, что народ практически всегда выступает как объект для эксперимента, как страдательная сторона, которой нужно навязать ту или иную идею, для которой нужно сочинить очередную идеологию.
Этнизация сознания казахов приняла массовый характер, а этническая идентичность приобретает чёткие формы. Особенно это заметно по молодым, постсоветским людям. Надежным индикатором этого процесса выступают динамика и направленность этнического самоутверждения в обществе, что было ранее совершенно не характерно для Казахстана. При этом обращает на себя внимание высокий уровень этнического негативизма, прежде всего, среди образованных слоев населения, что указывает на осознание признаков этнической принадлежности. И, конечно, среди социализировавшейся в постсоветскую эпоху молодёжи, что означает превращение признаков в системный, самовоспроизводящийся и устойчивый фактор национального бытия. И это уже никак не «колониальное сознание». Причины этого видятся в следующем:
1) Этнизация сознания вызвана трудностями в строительстве «национального государства» и спонтанным формированием корпорации-государства. На массовом уровне это смутно ощущается как потеря исторического везения.
2) Этнизация сознания вызвана практической неудачей строительства государства в рамках либерально-демократической доктрины во многих постсоветских странах. А доктрина эта пришла с Запада, что ведёт к выводу о злонамеренности доноров и т.д.
3) Этнизация идентичности неразрывно сопряжена с архаизацией ментальности и общества, возвращением к «последним» идентичностям. В структуре самой этнической идентичности все более важное место занимает биологический принцип (кровь и «чистота» происхождения), серьёзно потеснивший традиционно влиятельные культурные и языковые определения идентичности.
4) Наиболее радикальные формы этнизации сознания характерны для молодёжи, причем вне зависимости от социального статуса и уровня образования. Вопреки расхожим представлениям, современная казахская молодежь вряд ли составляет резерв демократии, прогресса и ориентации на Запад. В равной степени она ориентирована на исламские формы. Но в том, и другом случае под ударом находится национальная суверенная государственность.
Таким образом, в стране идёт интенсивное и спонтанное складывание качественно нового общества, соединяющего архаичные социальные модели и ценностные ориентации, архетипы и стереотипы истории, казавшиеся забытыми культурные формы с новыми технологиями. Происходит возвращение к таким базовым понятиям, как власть, кровь, справедливость, взятым в их предельных, обнаженных смыслах.
Первичная аксиология жителей страны отличается и от Запада, и от Востока. Кочевник, очевидно, движется, но движется сидя; он сидит всегда, когда движется. Кочевник умеет ждать, он бесконечно терпелив. Неподвижность и скорость, оцепенение и порывистость, «стационарный процесс», неподвижность как процесс - эти черты в полной мере характеризуют кочевника. Только кочевник владеет абсолютным движением или скоростью; круговое движение - свойство его военной машины. И перемены он встречает внешне неподвижно.
Есть экологическая метафора – т.н. ризома. Это сотовидная структура, не имеющая центра и растущая вширь (примером может служить грибница, прорастающая в любом месте). На место экологической метафоры можно подставить этнографическую, и тогда корень будет представлять оседлую, а ризома — кочевую культуру. Там, где существует круговое движение, есть развитая топология, основанная не только на пунктах и ориентирах, а на комплексных ситуативных приметах. Ветер, волнистость песка, гор. Звуки – свист ущелья или «пение» травы, фактура - качество поверхности на ощупь. Это пространство воспринимается на слух и на ощупь - его можно скорее ухватить, в том числе взором, чем увидеть.
Отличительная черта пространств-корневищ - переменная картография, изменчивость к разнонаправленности. Расчерченное пространство имеет определённый набор частей и общую постоянную ориентацию. Кочевник же не принадлежит этой целостной релятивности, в которой движение соотносится с пунктами. Скорее он пребывает в абсолютной локальности.
Это такой технологический процесс. А если технология, то нужен материал и сила, применяемая к материалу. И представляется, что сила – это договор в обществе, основанный на доверии, скрепляющий усилия, сложившийся в реальных коммуникациях, а материалом является и хозяйство, и чиновный аппарат. Это некий договор, основанный на традиции и доверии – негосударственная форма правления, увязывающая воедино стремления и народные инициативы. А государственная форма – это не правление, а облечение силы договора в формы управления делами и внешняя представленность общих решений. Значит, нужно достижение доверительного согласия народа. Важно только профессионально построить для этого коммуникации. Важны форматы и стандарты процедур коммуникации власти с обществом, а не всяческие «форумы» так называемых «руководителей гражданского общества». И нужна государственная форма: правительство, парламент и т.д., облекающие силу народных решений в законодательную и исполнительную форму.
Всё ещё не сформировавшийся индивид модернизированного казахского общества и ещё не сложившееся гражданское общество требуют одновременно: а) выработки стандартных процедур коммуникаций и б) эффективного государственного управления.А это означает, что только те элиты, которые устремлены к созданию современного эффективного государства и понимающие необходимость согласования интересов различных групп общества, работают на сохранение первичной идентичности страны и народа. И делать это можно на любом понимаемом всеми языке. Лишь бы реализовался казахский смысл!
Правила комментирования
comments powered by Disqus