Мнением о том, как Запад следит за ситуацией в России и пытается активно влиять на происходящие в ней социально-политические процессы, с «Ритмом Евразии» поделился доктор философских наук, доцент Новосибирского государственного университета Дмитрий Винник.
– Тема миграции в Россию из Центральной Азии актуальна и весьма, скажем так, популярна среди исследователей из разных стран. При этом разобраться иногда очень сложно, кто и насколько приблизился к истине. С российскими исследователями более или менее понятно – они и живут здесь, и работают с материалами, которые вокруг них. А что можно сказать о зарубежных исследованиях?
– Один мой знакомый этносоциолог несколько лет назад посетил Францию и обсудил с коллегами проблемы исследования мигрантов, рассказал им о своих подходах, методиках. Французы были впечатлены. Наш ученый предложил им совместное исследование во Франции, тем более что цель его поездки подразумевала поиск форм сотрудничества. Французские коллеги честно признались, что исследования, в названиях которых фигурируют слова «национальность» и «этнос», находятся под фактическим запретом. Политкорректность настолько глубоко зачистила терминологию, что у них просто не осталось слов для того, чтобы изучать реальные проблемы в своей стране.
Подобная же ситуация во многих странах Евросоюза. Однако это не мешает тамошним этносоциологам заниматься подобной работой в других местах. Как говорили в викторианскую эпоху английские офицеры: «За Суэцким каналом можно все».
– Есть ли у зарубежных социологов какие-то предпочтения в плане выбора стран?
– Понятно, что без сотрудничества с местными учеными, которые владеют ситуацией «в поле», такую работу провести крайне сложно, если вообще возможно. Даже если у местных есть такое желание, власти, включая службы безопасности некоторых стран, такое сотрудничество не одобряют. И порой не без оснований: под прикрытием социологов нередко скрываются матерые разведчики.
Этносоциальные и религиоведческие исследования порой ведутся в целях того, что раньше называлось кондовым словечком «подрывная работа», т.е. для разжигания конфликтов. Осознавая это, власти соответственно и действуют. В Туркмении такую деятельность социологов-«подрывников» вообще трудно представить. В Узбекистане, пожалуй, тоже. В Казахстане и Таджикистане это сложно, но возможно, на мой взгляд.
Наиболее отзывчивыми оказываются социологи из Киргизии. Эта страна является подлинным передовым плацдармом западных организаций самого широкого профиля в Центральной Азии. Оттуда можно изучать много чего – страна удачно расположена, оттуда хорошо обозреваем весь регион. Результаты таких исследований можно встретить на сайтах различных организаций, начиная от университетов и заканчивая разношерстными НИИ. Часто это тривиальные работы, а порой откровенно политизированные, прячущиеся под маской наукообразия. Однако встречаются и весьма любопытные.
Возьмем, к примеру, документ «Исследование факторов, способствующих радикализации среди трудовых мигрантов из Центральной Азии в России» Королевского объединенного института оборонных исследований (RUSI – Royal United Services Institute). Он выложен в свободный доступ на сайте этого старейшего британского мозгового бункера (ему более 200 лет) на английском и русском языках. По сути, это исследование является результатом коллаборации социологов из государств Центральной Азии, России и Великобритании под руководством последних. Кто платит, тот и организует, как сами понимаете.
Авторы декларируют, что исследование основано на 218 интервью с мигрантами. Любопытно, что в тексте больше всего упоминаются Новосибирск – 33 раза и Санкт-Петербург – 31 раз, я посчитал. Упоминание остальных городов, включая Москву, не превышает нескольких единиц. Авторы честно пишут, что большинство респондентов вообще ничего не знают о случаях «радикализации» и «вербовки в насильственные экстремисты». Им совершенно не до этого, они всецело поглощены зарабатыванием денег для своих семей.
– И в чем тогда ценность этого исследования для заказчика? В скромном признании того, что негативный результат – тоже результат?
– Вовсе нет. Авторы – опытные социологи, и они не имели иллюзий относительно возможности получить полноценные сведения с помощью опросов о фактах вербовок в «насильственные экстремисты». Какой нормальный человек просто так вам расскажет о том, что его родственник или даже знакомый бросил работать рядом с ним на стройке и уехал, например, воевать в Сирию или Ирак?
Вероятно, главной целью авторов было выявить отношение мигрантов к феномену исламистской радикализации, а именно: как они оценивают это явление, какие мотивы движут людьми, насколько легко выйти на связь с вербовщиками, насколько такие действия заметны и опасны?
– Интересное предположение. А есть ли факты в его пользу?
– Вот вам цитата: «Важно снова отметить, что лишь небольшая часть трудовых мигрантов из Центральной Азии обращается к экстремистским идеям. Точные цифры не может знать никто. Давайте примем во внимание самые смелые оценки числа выходцев из Центральной Азии, отправившихся в Сирию и Ирак. Например, в докладе Международной кризисной группы в январе 2015 года было отмечено от 2000 до 4000 человек, тогда как отчет от группы Суфан в декабре того же года назвал цифру в чуть более 2000 иностранных боевиков из Центральной Азии. Это – мизерная часть общего числа трудовых мигрантов из Центральной Азии, которые находятся в России, численность которых, согласно российским источникам, составляет от 2,7 до 4,2 миллиона человек. И, конечно же, пока не ясно, все ли центральноазиатские граждане в Сирии и Ираке начинали как трудовые мигранты. Тем не менее, учитывая частоту историй и рассказов выходцев из ЦА в Сирии, прибывающих из России, это, безусловно, тема, требующая более масштабных исследований».
У меня вызывает недоумение оценка крайней незначительности числа экстремистов. Любой социальный исследователь знает, что оценка «много-мало» - это не просто относительный показатель, но оценка, которая калибруется относительно потенциальных социальных последствий. Простите, но 2 тысячи опытных головорезов, например, на одну единственную Ферганскую долину, поделенную между тремя странами, это до чёрта. Можно сказать и академично: это внушительная сила по своим возможным социальным последствиям. Не сочтите за цинизм сравнения, но радикалов-большевиков перед революцией на огромную империю было не многим больше.
Логично допустить, что авторы исследования оценивают это количество в качестве «мизерного» с точки зрения их целей, то есть социальных последствий, которые необходимы стороне, на которую они работают.
– Это, скажем так, описание ситуации, их взгляд. А каков их вывод?
– Ответ все там же – в документе. Вот одна из рекомендаций: «Разработать стратегию по возвращению иностранных боевиков-террористов в Россию и страны Центральной Азии». Именно так, я ничего не переврал, можете сами проверить. Далее авторы доклада пишут: «Определение того, как направить этот поток обратно в Россию и Центральную Азию, требует тщательных усилий. Некоторые страны, такие как Кыргызстан, уже приняли законодательство, запрещающее таким лицам возвращаться, и арестовали ряд подозреваемых».
И как вам это нравится? Прямым текстом признается, что одной из задач исследования является поиск факторов, которые могут облегчить возвращение опытных боевиков-террористов из числа мигрантов из ЦА обратно в Россию и дружественные ей страны. Обратите внимание: логически странным выглядит переход к предложению о законодательном запрете Киргизии принимать обратно экстремистов. К чему здесь этот факт? Однако это предложение становится вполне осмысленным, если его начать с фразы: «К сожалению». Авторы работы раздосадованы, что Киргизия не хочет пускать домой тех, кто променял мирную жизнь на родине на джихад. Вы думаете, их волнуют общие принципы права и права человека? Сомневаюсь. Быть может, их волнует, что они затем могут поехать в Европу? Должно волновать. Но это решаемый вопрос. Публичная и известная позиция России как раз и состоит в том, что нужно объединить усилия. А именно стремиться к тому, чтобы никто из террористов вообще не вернулся домой. Остался на чужбине навсегда. Желательно ниже уровня локальной геодезической нулевой отметки. Королевский институт оборонных исследований такой подход, очевидно, не устраивает.
Еще один сюжет. С одной стороны, авторы текста признают успешными действия российских властей по борьбе с экстремистами, даже намекают на то, что опыт работы с диаспорами следует перенимать другим странам. С другой стороны, постоянно упоминается тяжелое экономическое и правовое положение мигрантов в России в качестве причины, толкающей их к экстремизму. Дескать, в России сами виноваты – замучили гастарбайтеров, вот они и идут в салафитские подпольщики из стихийного чувства социальной справедливости.
Я согласен, порой мигранты живут и работают в тяжелейших условиях. Но вряд ли это существенная причина для экстремизма. В Европе мигрантам живется гораздо комфортнее (в среднем), но при этом количество кровожадных терактов с огромным количеством жертв в последние годы явно растет. Неужели авторы этого не понимают? Может быть, и не понимают. А если понимают? Тогда из этого следует, что это не указание на причину явления, а скрытая рекомендация.
– Какая рекомендация? Кому?
– Рекомендация начать информационную кампанию в глобальных медиа об унизительном, рабском, предельно бесчеловечном положении мигрантов в России, толкающем от отчаяния многих из них в лукавые объятия религиозных фундаменталистов. Кому рекомендация? Заказчикам исследования, вероятно. Кстати, авторы верно установили, что главная причина того, что Россия является одним из поставщиков фундаменталистов, пусть и не доморощенных, - это вовсе не тяжелое положение мигрантов. Причина заключается, как ни удивительно, в открытости нашей страны, свободе слова и доступности дешевого и быстрого интернета для всех.
– Почему удивительно?
– Потому что большинство подобных исследований политизировано. Признать, что в России есть свобода слова, что Россия - это не тоталитарное государство, что из него легко выехать куда угодно, противоречит западной повестке дня. Это говорит о том, что авторы действительно самостоятельные ученые, не обремененные необходимостью соблюдать нелиберальную партийную риторику. Но они способны указать, какие новые темы можно подкинуть для заезженной повестки дня: «Новичок» скоро состарится и хозяевам медиадискурса нужен будет «Новый Новичок».
– Давайте подытожим. Какие выводы можно сделать по данному исследованию?
– Судя по всему, исследование является способом зондажа общественного мнения в среде мигрантов по вопросу восприятия джихадистского подполья и джихадистского интернационала. Оно способно выявить потенциал использования мигрантов из Центральной Азии для привлечения к проектам распространения радикального исламизма.
Во-вторых, можно допустить, что настоящее исследование является способом мониторинга успехов по развитию исламистского подполья в России и Средней Азии. Если это так, то из исследования следует, что успехи по разжиганию джихада в регионе нельзя признать удовлетворительными и заказчикам надо приложить больше усилий и вложить больше денег, поскольку жители региона считают основным мотивом «наживу». В любом случае текст содержит множество свидетельств в пользу этой версии.
– Допустим, кто-то воспринял подобные документы как инструкцию к активной деятельности. Что противопоставить этому? Ужесточить политику по отношению к мигрантам?
– Я думаю, что России следует принять меры, чтобы не допустить той неуправляемой ситуации, которая случилась с мигрантами в Европе. Для этого, наверное, стоит более внимательно присматриваться к тем, кто пересекает границу нашего государства. Это может показаться абсурдным, но я считаю, что вопросы в анкете об участии в боевых действиях, членстве в радикальных партиях вполне уместными. Если выяснится, что человек соврал, его следует немедленно депортировать. Порой стоит напоминать, что наша Родина – не только строгая мать, но кому-то и суровая мачеха.
Правила комментирования
comments powered by Disqus