Уже почти два года, как была принята пятилетняя Стратегия действий по дальнейшему развитию Республики Узбекистан. В Стратегию входят пять приоритетных направлений, и особенное внимание привлекает второй пункт, а именно – обеспечение верховенства закона и дальнейшее реформирование судебно-правовой системы. Вряд ли нужно объяснять, что любая независимая страна, которая хочет развивать демократию, первым делом должна усовершенствовать работу независимых судов и практику правоприменения. Согласно Стратегии основной задачей этого направления станет укрепление подлинной независимости судебной власти и гарантий надежной защиты прав и свобод граждан. Учитывая тяжелое каримовское наследие – задача очень актуальная.
Приняв документ о Стратегии, президент Мирзиёев позже подписал еще несколько указов, реформирующих судебно-правовую систему. Это указы, касающиеся таких проблем, как:
– совершенствование структуры и повышение эффективности деятельности судебной системы;
– усиление гарантий прав и свобод граждан в судебно-следственной деятельности;
– повышение эффективности института адвокатуры и расширение независимости адвокатов;
– совершенствование системы уголовного и уголовно-процессуального законодательства;
– совершенствование судебно-правовой системы и повышение доверия к органам судебной власти.
Из этих указов можно узнать много любопытных вещей. Например, что Высшая квалификационная комиссия по отбору и рекомендации на должности судей не имела четкого правового статуса, а деятельность свою осуществляла на общественных началах. А вхождение судей военных судов в состав Вооруженных сил Узбекистана, оказывается, не соответствует принципу независимости судебной власти. Не менее замечательно официальное признание того, что органы дознания и предварительного следствия препятствуют доступу адвоката к своим доверителям, а запросы защитников во многих случаях игнорируются.
Тем интереснее посмотреть, что же изменилось в этом смысле за минувшие два года, – с тех пор как начала действовать Стратегия.
Куда поехал суд
О том, что реформа не осталась на бумаге, говорит хотя бы один любопытный факт: в последнее время в Узбекистане дела всех категорий стали часто рассматриваться на выездных судебных заседаниях. За 9 месяцев этого года именно так было рассмотрено 46% всех дел, причем с участием широкой публики. В этом можно увидеть явный признак повышения прозрачности судебной системы и приглашение населения к диалогу.
Более того, психологи полагают, что подобные публичные рассмотрения очень важны для профилактики разного рода преступлений. Эта теория, похоже, подтверждается практикой. По статистике, за 9 месяцев этого года количество рассмотренных уголовных дел снизилось на 36,5% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Кроме того, были изменены обвинения, выдвинутые в отношении 5462 подсудимых: суд или исключил обвинения по статьям, на которые необоснованно ссылались органы предварительного следствия, либо переквалифицировал обвинения. Общая картина рассмотрений уголовных дел за девять месяцев нынешнего года выглядит так:
Реформа коснулась не только уголовного суда. Экономические суды тоже стали рассматривать дела на выездных заседаниях. При этом количество подобных заседаний составляет почти 64% от всех дел. Иногда заседания по экономическим делам проходят с использованием технологий в режиме видеоконференции. Правда, их количество еще невелико: всего 2500 за 9 месяцев 2018 года, это 0,8% от общего числа рассмотренных за этот период дел. Основные тенденции хорошо передает следующая схема.
Стоит отметить, что количество дел, рассматриваемых в экономических судах, растет. Их число увеличилось на 24,1% по сравнению с аналогичным периодом 2017 года. Можно, конечно, отнести это на счет увеличения числа жуликов, а можно отыскать в этом и положительные черты. Некоторые объясняют рост активностью самих экономических судов, а во-вторых, тем, что хозяйствующие субъекты стали чаще обращаться к судам. И происходит это потому, что у людей выросло доверие к законным способам разрешения экономических споров.
Недосягаемость и презрение
В октябре этого года были внесены изменения в законы «О судах» и «Об адвокатуре». «Фергана» попросила адвоката Сергея Майорова, который защищал журналиста Бобомурода Абдуллаева в громком судебном процессе, прокомментировать нововведения.
– Сергей Александрович, насколько существенны эти изменения в законодательстве? Можно ли назвать их шагом в сторону независимости судов и принципиального изменения судебной системы?
– Я бы не стал называть эти изменения существенными. По большей части это приведение нормативных актов в соответствие с изменениями, которые были внесены в последнее время в отдельные кодексы – экономический процессуальный кодекс, гражданский процессуальный, гражданский, налоговый и жилищные кодексы. Есть изменения чисто технические, например введение института оплаты почтовых расходов.
Если говорить об адвокатуре, самыми важными я бы назвал три момента. Во-первых, теперь четче регламентирован один из самых важных инструментов защитника – получение информации по адвокатским запросам. Во-вторых, эти изменения более жестко регламентируют ответственность должностных лиц, которые препятствуют деятельности адвоката. В-третьих, отныне защитник может лично обращаться в административный суд для привлечения к ответственности лица, препятствующего деятельности адвоката.
Кроме того, упростили некоторые требования к помещению, в котором адвокат ведет свою деятельность. В некоторых случаях защитнику предоставлена возможность работать по совместительству.
Отдельно хотелось бы отметить тот факт, что был изменен механизм оспаривания решений должностных лиц и руководителей предприятий и общественных объединений. Если решение, с которым гражданин не согласен, не носит публичного характера и принято не госорганом, а просто предприятием или общественным объединением, то обжаловать это решение надо будет не в административном, а в гражданском суде. Правда, как именно это будет работать, пока неясно.
– Насколько принятые изменения упрощают работу адвокатам?
– В какой-то степени. Однако в реальности законодательство порой не соблюдается даже самими правоохранительными органами. Приведу пример из своей практики. В ст. 6 Закона «Об адвокатуре» дана новая редакция 9-го абзаца, согласно которой адвокат вправе «беспрепятственно встречаться со своим доверителем (подзащитным) наедине, в условиях, обеспечивающих конфиденциальность (в том числе в период содержания его под стражей), без ограничения числа свиданий, их продолжительности и без разрешения государственных органов и должностных лиц, ответственных за производство по делу». Но если арестованный находится в изоляторе МВД, то адвокат не может добиться свидания с ним без разрешения следователя. А следователь разрешения не дает. В случае с моим подзащитным, расследование по которому ведет Генеральная прокуратура, мой доверитель находится под стражей не в следственном изоляторе №1, как назначено определением суда, а в подвале МВД. И свиданий мне с ним не дают.
– Как вы считаете, в каких изменениях (в том числе законодательных) нуждаются судебная система и адвокатская деятельность?
– На мой взгляд, давно назрело решение ряда проблем, с которыми сталкиваются адвокаты.
Первое. Необходимо обязать следователя обосновывать свои отказы в удовлетворении ходатайств адвоката. Адвокату нужны полномочия, чтобы иметь возможность реально обжаловать действия следователя. Вообще-то, в Уголовно-процессуальном кодексе такие полномочия у адвоката имеются, но на практике они не работают. Жалоба на следователя, поданная его начальнику или прокурору, чаще всего перенаправляется ему же. А следователь ответит, если посчитает нужным, и то, скорее всего, сделает это формально, а не по существу.
Второе. Нужно, чтобы следователь был обязан объяснять и обосновывать обвинения, которые он считает доказанными. Очень часто, особенно по резонансным уголовным делам (например, связанным с Бекабадским заводом, с Гульнарой Каримовой, с бывшим генеральным прокурором Кадыровым, бывшим работником СНБ Туракуловым), от следователя невозможно добиться разумного объяснения, по какой причине, например, миллиардные долги «вешаются» на граждан лишь потому, что они как-то причастны к основным фигурантам дела. Следователь чувствует свою «недосягаемость», результатом чего становится его пренебрежение к адвокату и к обвиняемому – особенно если тот арестован. Недосягаемость эта находит поддержку у руководителей следователя, и преодолеть ее очень сложно.
Третье. Я неоднократно говорил в своих интервью о необоснованности такой меры пресечения, как арест. Фактически это не пресечение, а способ выдавить из арестованного нужные следствию показания, задавить его морально и психически. Такие «задавленные» арестованные часто говорят мне: «Сергей-ака, давайте не будем жаловаться, а то вдруг будет еще хуже». К сожалению, люди напуганы и опасаются последствий твердой позиции. Более того, боязнь эта обоснована. У правоохранителей есть множество способов надавить на человека. Поэтому я считаю, что арест фигуранта по делу должен применяться в исключительных случаях. К сожалению, если следователь предъявляет обвинение, предусматривающее значительные сроки лишения свободы, то в большинстве случаев избирается мера пресечения в виде ареста – пусть даже речь идет о преступлениях в экономической сфере.
Кроме того, у Генеральной прокуратуры и СГБ появился новый тренд: налагать арест на всякое имущество, в том числе и не принадлежащее фигурантам по уголовным делам. Конечно, чтобы доказать, что имущество приобретено на преступные доходы, нужны знания и высокий профессионализм, тут нужно по-настоящему поработать. Если же у следователя нет ни знаний, ни профессионализма, то он готов накладывать арест на все подряд, не считаясь даже с нормами Уголовно-процессуального кодекса.
Правила комментирования
comments powered by Disqus