Эти, как сказали бы философы, субъективные заметки, были вызваны информационным поводом. В Казахстане вновь получил политическое звучание вопрос переименования страны. Мнение, высказанное политиком, «политическое» по определению, становится полем или местом борьбы таких же мнений, или точек зрения, а подчас и позиций. И тогда выстраиваются колонны политических борцов, сталкивающихся в схватке за достижение, ведомого только им одним, результата. Ведь в политике принято маскировать свои подлинные и далеко идущие цели. Хотя от внимательного наблюдателя скрыть действительный предмет борьбы невозможно. А это означает, что первым критерием нужности/ полезности/ значимости и т.п. переименования является понимание вокруг какого предмета происходит борьба мнений.
Например, более 91% граждан бывшей югославской республики Македония, принявших участие в консультативном референдуме прошлого года, поддержали идею переименования страны в «Северную Македонию» ради вступления в Евросоюз и НАТО. Но при этом явка оказалась низкой – лишь 37% вместо необходимых 50%, чтобы голосование считалось состоявшимся. Выводы напрашиваются: предмет обозначен утилитарно – ради вступления в означенные объединения и снятия претензий со стороны Греции. Второе – только часть элиты тянет страну к указанному решению. Народной поддержки в голосовании не видно, хотя каждый македонец соглашается «жить богато и счастливо», как к тому призывают политики. Третье – результаты референдума оставляют вопрос, как минимум дискуссионным во внутренней политике, и значит – предметом дальнейшей борьбы. И четвертое – если это так, то борьба перейдет из утилитарной плоскости в знаковую или даже символическую действительность. А это может породить разрыв между самоидентификацией народа – македонцы ведь не будут считать себя «северными македонцами» - и политической реальностью.
Отсюда вопрос, на который нужно ответить любому политику, а относительно какого предмета предлагается переименование. Упрощенно: а для чего? Скажем, если в некоторых постсоветских странах объявляется «декоммунизация» с повальным переименованием городов, сёл и поселков, а также улиц, то понятен смысл действий части национальной элиты, удерживающей за счет этого власть против другой части элиты.
В случае переименования Казахстана пока обозначена символическая задача отказа от принадлежности к сообществу т.н. «-станов», как в чём-то «неудачливых» стран. В связи с этим напрашивается второй критерий - уместности и точного выбора времени переименования. Не должно быть разрыва между знаково-символическими и утилитарными задачами. Поэтому смена названия Казахстана на «Қазақ Елі», или какое-то другое, не должно решать лишь идеологические и политические задачи. Если при этом ничего не поменяется «в лучшую сторону» в социально-экономическом плане, то знаково-символический и этно-языковый разрыв только усугубится. Всегда нужно помнить, что в конфликте ценностей рациональное разрешение найти наиболее трудно.
При этом, как подчеркивает директор Центра макроэкономических исследований Олжас Худайбергенов, для замены достаточно той причины, что «Қазақ Елі» является достаточно аутентичным термином, если обратить внимание на материалы, изданные на казахском языке, когда речь идет о казахской государственности. С точки зрения фонетики казахского языка – здесь уже надо доверять мнению самих носителей языка – выверять, как звучит название именно на казахском языке. А пытаться проверять, как оно будет звучать на других языках, нелогично.
Здесь лежит третий критерий уместности переименования. Для немца его страна всегда будет называться «Дойчланд», хотя на русском это название звучит как «Германия», на французском - «Алемания», а на украинском – «Нiмеччина». При этом это ничуть не мешает стране оставаться той, достижения которой ценятся в мире.
Вместе с этим появляется еще и четвертый критерий «правильности» переименования – соблюдение принципа историчности. Это означает, что каждое место должно носить то имя, под которым оно получило наибольшую славу и известность в истории. Хотя в конечном счете право определять название страны имеют только ее граждане. Поэтому важно сочетание профессиональной и достойной работы корпорации историков, и правильно организованного выявления мнения граждан страны.
Если же попытаться опереться на отечественную философскую традицию, то целое философское направление – «имяславие» – самым серьезным образом исследовало вопрос. А традиция у нас общая для многих постсоветских народов и стран. И первое, на что надо обратить внимание: первичными в переименованиях являются сами отношения, наличие или отсутствие необходимости в самом этом действии. Самоочевидно, что изменился весь строй жизни людей. Это привело не только к изменению стиля мышления, но раньше этого начали меняться мифы и предметы для сознания людей. Именно это ведет к необходимости в новых именах в соответствии с новыми предметами. Переименования становятся неизбежными, если сформировались в настоящее время новые мифы и предметы деятельности. Ничего отрицательного по смыслу в «мифе» нет; это то, за счет чего живет общественное мнение.
Однако здесь поджидает опасность вместо переименования, т.е. начала преобразования судьбы, получить подмену имени. Последнее происходит, если вместе с переименованием не происходит качественный переход в иное состояние. Переименование – это осознанное действие, основанное на глубинном знании структуры и образов имён, а также их задач и способов взаимодействия с другими именами в человеческих системах.
Учёный и философ Павел Флоренский утверждал необходимость для начала, более глубокого понимания своего нынешнего имени, его задач. Ведь оно дано не случайно. Это своего рода карта Пути, способная рассказать об истинной природе и показать источники подлинной внутренней силы страны.
Правила комментирования
comments powered by Disqus