"Я буду говорить прямо все, что думаю", — предупредила буквально с порога глава одного из лучших мировых центров детской онкологи, а мы другого и не ждали. Доктор медицинских наук, профессор из Беларуси Ольга Алейникова рассказала о своих впечатлениях об уровне медицины и о врачах из Кыргызстана.
Узнав, что Ольга Алейникова приедет в Кыргызстан, родители детей, больных онкологией, привезли их в столицу со всего Кыргызстана.
За несколько дней, проведенных в Кыргызстане, врач с мировым именем успела осмотреть почти всех пациентов отделения детской онкологии, проконсультировать врачей, встретиться с представителями Министерства здравоохранения и здраво оценить ситуацию.
— В чем разница в методах лечения от детской онкологии в Кыргызстане и Беларуси и как вы оцениваете ситуацию в нашей стране?
— Разница, конечно, есть. То, что сегодня мы можем делать в Беларуси и России, — это то, что может любой онколог и гематолог в Европе. У нас очень высокий уровень медицины. Свой путь мы начинали в 90-х годах. Так вот то, что сейчас происходит в Кыргызстане, — это наш уровень 90-х годов.
Помню, когда рухнули границы и нам показали, какой должна быть медицина, мы были врачами с горящими глазами! Нам так хотелось развивать нашу медицину, так хотелось внедрить все новое!
Сейчас в Кыргызстане именно такие врачи. В детское отделение онкологии набрали новую команду, прекрасные ребята! Это люди, которые хотят сделать такую же качественную медицину у себя на родине.
Ни в коем случае нельзя их растерять. У них все получится! А обучить их мы обязательно поможем, думаю, и коллеги из России подключатся.
В первую очередь вам, конечно, нужны финансы, чтобы достроить центр детской онкологии. Я видела, там уже бетонная коробка стоит. Его нужно будет очень хорошо оснастить.
— Национальный центр онкологии, гематологии и иммунологии Беларуси считается одним из лучших в мире. Как вам удалось достичь таких результатов?
— В 90-х годах у нас разработали огромный международный проект строительства детской раковой больницы, потому что все ожидали, что после аварии на Чернобыльской АЭС будет большая вспышка детской онкологии.
Открыли центр в 1997-м, я его возглавила и руковожу им до сих пор. С докторами из России мы ездили на Запад и пытались приспособить их протоколы к нашей действительности. Мы пытались перенять все лучшее и в итоге внедрили у себя некоторые западные протоколы.
Возьмем, к примеру, самое частое детское онкологическое заболевание — острый лимфобластный лейкоз. Я у себя в клинике внедрила лучший на тот момент протокол bfm (протоколы лечения онкологических заболеваний представляют собой обобщенный международный опыт лечения тысяч пациентов в стандартизованных условиях. — Ред.), но для наших стран он оказался очень токсичным.
Да, мы повысили выживаемость, потому что до этого после этой болезни выживали всего 13-15 процентов пациентов, после внедрения она повысилась до 55 процентов. Это колоссальный скачок!
Но многие дети умирали не от самого заболевания, а от осложнений после лечения, например, от различных инфекций. Пришло понимание, что нужно сделать свой протокол для наших стран, который был бы таким же эффективным, но менее токсичным.
Это удалось Александру Карачунскому, онкологу из России. Он со своим немецким коллегой взял за основу голландский протокол и адаптировал его под Россию. Новый протокол назвали МБ (Москва — Берлин).
Приехав в Россию, Карачунский начал набирать группу центров, чтобы лечить всех по одному протоколу, потому что кооперативные исследования — это краеугольный камень в лечении от онкологии.
Когда одна технология воспроизводится сразу в нескольких центрах, исследования дают объективные результаты. Я не согласилась вступить в протокол, пока он не докажет свою эффективность.
К 2002 году Карачунский получил длительные результаты, и оказалось, что эффекты лечения от европейского протокола и недавно разработанного оказались абсолютно идентичными, а токсичность нового — значительно меньше.
После этого Беларусь оказалась "в деле". Конечно, с появлением новых технологий и препаратов мы внедряли их в эти протоколы и совершенствовали их.
В данное время у нас работает версия МБ-2015, и в эту последнюю версию протокола помимо России и Беларуси вошли три страны: Узбекистан, Армения и Кыргызстан.
Так вот, могу сказать, что в Беларуси мы добились выживаемости после острого лимфобластного лейкоза 91 процент. То есть меньше, чем за 30 лет мы научились практически излечивать от этого заболевания.
Кыргызстан стал частью протокола в 2015 году, причем решение приняли сами доктора. Выживаемость после лимфобластного лейкоза в КР сегодня 79 процентов. Это меньше, чем в Беларуси, но тоже большое достижение!
— Некоторые ваши коллеги советуют тем, кому поставили диагноз "онкология", не тратить время в Кыргызстане, а ехать лечиться за рубеж. Что можете об этом сказать?
— Я с этим не согласна, потому что базовое образование у врачей из Кыргызстана есть.
Помню, когда привезла в Беларусь немецкий протокол и стала его внедрять, часть педиатров, не являющихся специалистами в нашей области, говорили: "Ну конечно! Фашисты в свое время не добили, теперь детские онкологи занимаются геноцидом!".
Я увидела, что в Бишкеке и в целом в Кыргызстане есть люди, которые хотят, чтобы все оставалось, как раньше. Назвать их профессионалами не могу, потому что профессионалы такого себе не позволяют. Это какое-то мракобесие.
— Во сколько гражданам Беларуси обходится лечение, если учитывать те успехи, которых вы добились?
— Беларусь ругают, говорят, что у нас остался "совок", хотя мы оставили лучшее, что было в Советском Союзе — бесплатное здравоохранение. У нас ни за одно заболевание — онкология ли это, инфаркт или простуда — никто не платит.
В Беларуси государственное финансирование. Около 4 процентов государственного бюджета выделяется на здравоохранение и распределяется в зависимости от уровня медицинского учреждения.
— Многие говорят, что у кыргызстанцев почти нет доступа к качественной химиотерапии. Так ли это, по вашим наблюдениям?
— В Кыргызстане есть доступ к препаратам онкологического профиля, но когда я посмотрела, какими лекарствами пользуются мои коллеги в детской онкологии, сказала, что у вас богатейшее государство!
Вы позволяете себе использовать все оригинальные препараты. Даже в Европе сейчас стараются перейти на дженерики, ведь это огромное благо!
Вот, допустим, изобретается препарат. Компания, которая его создала, в течение пяти лет имеет специальную лицензию, благодаря которой выпускать препарат может только она.Естественно, и цену фирма может накрутить какую угодно.
Но когда этот период проходит, формула препарата публикуется и многие фармацевтические заводы начинают производить такие же лекарства, которые называются "дженерическими", то есть они абсолютно идентичны с оригиналом.
В Беларуси с советских времен сохранился завод, который специализировался на химиопрепаратах. Он обновился, там появились новые линейки. В данный момент 70 процентов онкопрепаратов в стране — отечественные дженерики, и работаем мы исключительно с ними. Думаю, если бы качество наших лекарств сильно отличалось от оригиналов, у нас не было бы лучших результатов!
Кыргызстану надо выходить на наши заводы, мы ведь в одном Евразийском экономическом союзе, в СНГ. Нужно зарегистрировать здесь белорусские и российские препараты, потому что они дают прекрасную выживаемость!
— Наверное, это больше психологическая проблема.
— Я так не думаю. У нас тоже бывает, что родители — любители брендов решают лечить детей исключительно оригинальными препаратами. Хочешь — без вопросов, но за свои деньги. Мы убеждаем, что белорусские лекарства ничем не хуже, показываем результаты.
Если и это не срабатывает, пожалуйста! Рядом Польша и Германия, мы выписываем рецепты, езжай, покупай, но за это нам нужно привезти чеки и сертификаты. Мы должны знать, что вводим ребенку не подделку, купленную на черном рынке.
— Так что нужно сделать, чтобы в Кыргызстане ситуация как-то сдвинулась с мертвой точки?
— По возвращении я буду отчитываться за поездку и первое, что скажу своему министру здравоохранения: "Вы у нас золото!". У нас, конечно, тоже есть проблемы, но по крайней мере к нам прислушиваются!
Как специалист в своей области я могу написать аналитическую записку, попросить, чтобы собрали рабочую группу или совещание, рассказать о своих проблемах, и я знаю на 100 процентов, что ко мне прислушаются.
И второе, что я предложу, так это чтобы наш завод по производству препаратов зарегистрировался в Кыргызстане. Правда, нужно будет сделать так, чтобы здесь мы не столкнулись с проволочками. Я не продавец лекарств, а врач, но вижу, что наших лекарств, которые великолепно работают, здесь нет.
— Главным трендом в области онкологии по всему миру является ранняя диагностика. Как с ней обстоят дела в Беларуси и Кыргызстане?
— Ранняя диагностика в детстве затруднена, потому что все симптомы общие. Я всегда говорю: лучшая ранняя диагностика — это любить своего ребенка.
К примеру, мальчик всегда после школы играл в футбол, рвался на улицу, чтобы не делать уроки, а теперь приходит после занятий и говорит: "Мама, я полежу".
Если вы хороший родитель, то должны задуматься, почему ребенок стал слабым, побледнел или стал плохо есть. Или, например, когда у маленького ребенка начинает расти живот.
Педиатры обычно говорят, что это рахит, но ведь нужно сделать по меньшей мере УЗИ, посмотреть, может, проблемы не только с минеральным обменом…
Что касается взрослых, ранняя диагностика распространенных онкологических заболеваний сейчас является приоритетным направлением, поэтому в Беларуси мы внедрили скрининговые проекты.
К примеру, самое частое заболевание у мужчин — рак простаты. В рамках "пилота" мы сделали всем мужчинам одного района в Беларуси скрининг ПСА (простатспецифический антиген).
После этого анализа можно определить, есть у человека рак. А ведь для этого нужна всего капля крови! По итогам скрининга мы выявили много случаев рака разной степени в дополнение к ежегодно выявляемым цифрам.
После того как это исследование показало свою эффективность, мы внедрили исследование по всей стране. Сейчас начинаем проект по раку шейки матки. У всех женщин берут мазок.
Население Беларуси — 9 с половиной миллионов человек, в Кыргызстане — 6 миллионов. Мы маленькие страны, управляемые! Здесь каждого человека можно знать в лицо, ну каждого второго точно. В небольших странах провести такие программы гораздо проще, чем, например, в огромной России.
В Кыргызстане выявляют примерно 250 случаев рака у детей в год, у нас 350. Цифры, в принципе, небольшие, но это дети, и это всегда больно. Поэтому детская онкология всегда стоит на острие.
Я из медицинской семьи, моя мама-педиатр застала при жизни русского врача Александра Тура. Не устаю приводить любимые слова академика.
Когда его спросили, каким качеством должен обладать педиатр, он ответил, что пунктуальностью. Потому что все, что должен делать детский врач, уже прописано в наших учебниках. Педиатр должен неукоснительно следовать инструкции.
Например, если к тебе на прием привели ребенка, ты не должен, просто глядя в книгу или еще куда-то, послушать его, не подняв маечку, да еще при этом разговаривая с медсестрой.
Надо полностью раздеть ребенка, положить, ощупать лимфоузлы, животик, после этого послушать, осмотреть обязательно рот, миндалины. Это должен делать каждый педиатр!
Скажите мне, много врачей это делают? Если будешь пунктуален, то никогда не пропустишь тех мелких вещей, которые всегда есть в жалобах у мамы и в состоянии ребенка.
— Насколько, на ваш профессиональный взгляд, мировая медицина приблизилась к тому, чтобы полностью победить рак?
— Понимаете, рак — это не инфекционное заболевание, а полностью победить можно только инфекцию. Вообще, онкология — это болезнь стариков, для детей она нехарактерна.
Со временем становится понятнее, что рак — это молекулярные поломки на уровне генов и частей генов, так называемые мутации. Чем старше человек, тем больше различных длительных воздействий он получает: радиация, телефоны и так далее.
С каждым годом появляется все больше методов и лекарств, которые помогают в борьбе с раком через исправление генома, так называемые таргетные препараты. "Target" — цель.
То есть мы знаем молекулярную цель, на которую должен воздействовать препарат. Вот таких лекарств появляется все больше.
В начале ХХ века рак был приговором, сейчас это не так. Причем не только для детей, но и для взрослых. Поэтому я верю, что зеленая молодежь с горящими глазами, которая сейчас приходит в медицину, научится полностью излечивать от этого заболевания.
Правила комментирования
comments powered by Disqus