В условиях кризиса однополярного мира для структур, принимающих решения, приобретают особую важность задачи прогнозирования и учета радикальных перемен в военно-политической, экономической и финансовой сферах, учет влияния взрывного развития технологий, появление гибридной войны как новой формы межгосударственного противостояния.

Заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков в одном из недавних интервью по вопросам отношений России, США и Китая заметил, что: "взаимоотношения в этом глобальном "треугольнике" оказывают предельно значимое влияние на всевозможные процессы". Дипломат не уточнил, способствует ли влияние "треугольника" стабилизации международной обстановки или, наоборот, приводит к "раскачиванию лодки".

Известно, что треугольник является жесткой, не поддающейся деформации фигурой. Однако упомянутому "глобальному треугольнику" жесткости как раз и не хватает. Причины "хлипкости" конструкции кроются в недостаточном взаимопонимании и готовности великих держав идти на конструктивные компромиссы, безудержное стремление США к доминированию, что драматически снижает надежность связок сторон Россия–США и Китай–США в узловых точках – вершинах глобального треугольника.

В результате конструкция теряет свое основное свойство жесткости, находится в состоянии постоянных трансформаций, что "лихорадит" систему обеспечения международной безопасности, придает высокую степень неопределенности и недостоверности попыткам прогнозирования военно-политических процессов.

Заметно большим потенциалом для придания устойчивости мировым процессам обладает сторона треугольника, объединяющая Россию и Китай, что проявляется в близости ряда позиций двух государств по ключевым вопросам современности.

Внести определенную ясность в хаотичные мировые процессы, помочь развеять "туман неопределенности", создать основу для предвидения изменения политики ведущих стран и для стратегического планирования собственных действий позволяет сопоставительный анализ стратегических культур (СК) ведущих государств мира, в первую очередь России, США и Китая, как центров силы, во многом определяющих развитие обстановки в эпоху "мирового беспорядка" (формула Ричарда Хааса, главы американского Совета по международным отношениям). И начнем мы наш анализ со стратегической культуры Китая.

Специфика национального мышления

Специфику развития стратегической культуры КНР в целом обуславливают особенности национального мышления, характерные для китайского народа. Профессор Тамканского университета (Тайвань) Владимир Малявин отмечает: "В Китае все: и власть, и мораль, и философия, вообще жизнь носит стратегический характер. Все, что китаец ни делает, работает на определенную стратегию". 

Любая китайская стратегия является результатом тщательного анализа условий, при которых возможно успешное достижение поставленной цели.

Сегодня стратегические усилия Китая сосредоточены на использовании всех имеющихся у государства возможностей для защиты национальных интересов, проведении независимой внешней политики, неучастии в военно-политических блоках и отказе от вступления в союз с великими державами, а также противодействии гегемонизму США.

Одновременно Китай стремится не позволить соперничающим государствам – США и Японии заблокировать судоходство КНР и стратегические морские пути, укрепить ядерное сдерживание Индии и задействовать геополитические и экономические рычаги влияния против противников.

В рамках стратегии "выхода вовне" наращивается экономическое проникновение Пекина в Африку, США и Латинскую Америку, Европу, а также в Россию, Казахстан и Киргизию.

С начала XXI века включение Китая в мировое сообщество происходит на основе собственной системы коммуникативных стратегий, в которых нашли отражение традиционные культурные ценности китайской цивилизации. Это позволяет Китаю в условиях глобализации и информационно-коммуникационной революции сохранять базовые факторы национального единства, такие "как национальная идентичность, культурные ценности, историческая память, культурное наследие и язык".

В практике реализации стратегической культуры Китая находят выражение ключевые категории стратегической мысли Поднебесной (путь, стратегическая мощь, мягкость, победа), сформировавшиеся под влиянием различных китайских философских школ, прежде всего конфуцианства.

Важное место в стратегической культуре КНР отводится концепции "мягкой силы", как одной из главных составляющих совокупной государственной мощи страны. В основе концепции лежит комплекс культурных стратегий, включающих следующие правила: "передача из поколения в поколение", "ставить древнее на службу современности", "ставить зарубежное на службу Китаю", "строить взаимовыгодный разговор многих участников на основе принципов "гармонии" и "гармоничного мира", добиваться "единения без унификации" в пространстве международного взаимодействия.

Профессор Гарвардского университета Аластер Джонстон относит к важным особенностям СК Китая стремление использовать военную силу размеренно, не перебарщивая. Каждое силовое выступление Китая контролируется и никогда не применяется понапрасну. Корни подобной политики безопасности проистекают из прозорливости древних китайских стратегов, призывавших не стремиться к пустой демонстрации мощи, не лезть в лидеры, а также из сложившегося устойчивого мировоззрения относительного превосходства Китая над иными странами.

Взаимодействие групп факторов

Важные особенности современной стратегической культуры Китая в контексте развития военной техносферы и трансформации проблем войны и военного искусства являются результатом взаимодействия нескольких групп факторов: физической среды (география, климат и природные ресурсы, смена поколений и технологические изменения), содержание социально-культурного базиса страны (мифы, символы, важные ориентиры в культурных традициях) и политики (исторический опыт, политическая система, убеждения правящих элит, военные традиции и способ организации вооруженных сил).

В стратегической культуре Поднебесной учитываются результаты прогрессирующей в настоящее время революции в области искусственного интеллекта, робототехники, использования киберпространства и военного проникновения в космос.

Эксперт РИСИ Анна Виловатых подчеркивает, что фокус внимания Китая постепенно смещается от "информационных" к "умным" системам вооружений: оружию космического базирования, беспилотным летательным аппаратам, оружию направленной энергии, электромагнитным пушкам, разделяющимся головным частям межконтинентальных баллистических ракет с боевыми блоками индивидуального наведения. В опубликованном в 2017 году Национальном плане развития искусственного интеллекта ставится задача – к 2030 году стать непререкаемым глобальным лидером в сфере искусственного интеллекта, для которой сегодня характерен паритет между США и КНР.

Новые угрозы

Из "Военной стратегии Китая" 2015 года следует, что для современной стратегической культуры Поднебесной характерно стремление неуклонно придерживаться пути мирного развития, проводить независимую внешнюю политику мира и политику национальной обороны, которая носит оборонительный характер, противостоять гегемонизму и политике власти во всех формах, никогда не добиваться гегемонии и не прибегать к экспансии.

Важнейшей задачей Вооруженных сил КНР считается сохранение стратегического сдерживания и проведение ядерной контратаки. В рамках стратегической концепции активной обороны Китай сохраняет приверженность позиции, суть которой состоит в том, чтобы "не атаковать, если не будешь атакован, но решительно контратаковать в случае нападения".

Важной составляющей СК Китая является всеобъемлющий подход к анализу угроз, в котором содержится предположение, что в обозримом будущем мировая война маловероятна, а международная ситуация останется в целом мирной.

Однако распространяющиеся в мире гегемонизм, политика власти и неоинтервенционизм порождают новые угрозы. Усиливается международная конкуренция за перераспределение власти, прав и интересов. Террористическая деятельность становится все более тревожной. Вопросы горячих точек, в которых развиваются этнические, религиозные, пограничные и территориальные споры, являются сложными и нестабильными.

В некоторых регионах периодически происходят мелкие войны, конфликты и кризисы, в том числе и между ядерными державами (между Индией и Пакистаном в феврале-марте 2019 года). Поэтому мир по-прежнему сталкивается с непосредственными и потенциальными угрозами локальных войн.

Соединенные Штаты усиливают военное присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе, продолжают свою стратегию "восстановления баланса" и укрепляют военные альянсы. Япония не жалеет усилий, чтобы уклониться от послевоенного механизма и пересмотреть свою военную политику и политику в области безопасности.

Тайваньский вопрос влияет на воссоединение Китая и долгосрочное развитие. Корейский полуостров и Северо-Восточная Азия окутаны нестабильностью и неопределенностью. Процветают региональный терроризм, сепаратизм и экстремизм. Все это негативно сказывается на безопасности и стабильности на периферии Китая.

Революционные изменения в военных технологиях и форме войны не только оказали значительное влияние на международный политический и военный ландшафт, но и создали новые и серьезные проблемы для военной безопасности Китая.

В этих условиях Китай считает необходимым поддерживать целостный взгляд на национальную безопасность, сбалансировать внутреннюю и внешнюю безопасность, безопасность родины и граждан, традиционную и нетрадиционную безопасность, безопасность средств к существованию и развитию, а также собственную безопасность Китая и общую безопасность мира.

Моря и океаны оказывают влияние на прочный мир, стабильность и устойчивое развитие Китая. Считается необходимым отказаться от традиционного менталитета, при котором суша перевешивает море, и придавать большое значение контролю над морями и океанами и защите прав и интересов на море.

"Постгероическая война"

Важное место в стратегической культуре Китая отводится развитию обменов и сотрудничества с российскими военными в рамках всеобъемлющего стратегического партнерства по координации между Китаем и Россией. Одновременно совершенствуется новая модель военных отношений с вооруженными силами США и европейских государств, развиваются военные связи с африканскими, латиноамериканскими и южно-тихоокеанскими коллегами.

Отношение к допустимому уровню жертв среди китайских военнослужащих и населения кардинально отличается от американского подхода.

Во-первых, в отличие от США КНР является коллективистским обществом, построенным на национальном единении и обязанности служить государству.

Во-вторых, социальные потрясения, которые произошли в КНР в 60–70-е годы прошлого века – великий голод (1958–1962) и культурная революция (1966–1976), – способствовали формированию в Поднебесной иного по сравнению с США и рядом высокоразвитых западных государств типа общества.

Для китайского общества, основу которого составляет население с относительно невысоким уровнем жизни, характерна большая готовность нести жертвы, чем в обществе с высоким уровнем благосостояния. По данным МВФ, китайский ВВП на душу населения, несмотря на динамический рост, все еще намного ниже американского (в 2018 году ВВП на душу населения США составил 61 053,67 долл., 6-е место в мире; Китая – 9559,92 долл., 70-е место; России – 9254,27 долл., 73-е место).

В этом контексте, рассматривая зависимость типа общества от уровня благосостояния в государстве, американский исследователь Эдвард Люттвак анализирует феномен так называемой "постгероической войны" и отмечает, что в высокоразвитых западных странах "растущий уровень жизни, потребительство, индивидуализм повлияли на появление постгероического общества, то есть общества, лишенного чувства самоотверженности в отношениях к государству и общему благу".

Характерной особенностью постгероических обществ является отказ от всеобщей воинской службы и ожидание, что вопросами обеспечения безопасности займутся соответствующие профессиональные службы.

На этом фоне в СК Китая закрепились качества коллективизма, беззаветного служения родине, способности стойко переносить лишения и готовности к самопожертвованию. В этой и некоторых других особенностях просматриваются общие черты стратегических культур России и Китая (вопросы стратегической культуры России будут рассмотрены в отдельном материале).

Как продемонстрировало участие Китая в войне в Корее (1950–1953), китайское общество достаточно толерантно к уровню военных потерь. По оценкам Пентагона, китайцы в этой войне потеряли более 400 тыс. убитыми, 486 тыс. ранеными, более 21 тыс. были захвачены в плен. Толерантность к потерям была продемонстрирована и в ходе быстротечной китайско-вьетнамской войны 1979 года, повлекшей многочисленные жертвы с обеих сторон, которые по оценке Института исследования проблем мира (SIPRI) составили около 30 тыс. человек.

Стратегическая культура Китая сложилась в особых географических условиях, связанных с многовековой изоляцией страны, и строилась с использованием специфического исторического опыта, особенностей национального менталитета и культуры, политико-идеологических устоев.

Следует признать, что с учетом опыта войн и военных конфликтов второй половины XX – начала XXI века китайцы сумели придать своей стратегической культуре современный облик при сохранении исторической преемственности многих важных положений. Сочетание традиций и инноваций позволили Китаю на протяжении нескольких тысячелетий разработать уникальные типы стратегической культуры, многие из которых в настоящее время считаются общей классикой мировой стратегической мысли.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram