23-летняя Екатерина Мороко из Караганды в первый раз в жизни стала наблюдателем на выборах и написала репортаж от первого лица.

К внеочередным выборам президента Казахстана я готовилась очень тщательно: изучила конституционный Закон "О выборах", посмотрела вебинар о процедуре проведения голосования, почитала о распространённых нарушениях и решила стать наблюдателем.

За несколько недель до выборов я получила удостоверение наблюдателя от Общественного фонда "Еркіндік қанаты" ("Крылья свободы") и удовольствие провести 20 часов на избирательном участке – с самого открытия до оглашения результатов голосования.

"Вы на-блю-да-тель, вот и наблюдайте"

На участке №129 в одной из школ Караганды к началу выборов нас трое: я, наблюдатель от гражданской платформы "Аманат" и наблюдательница от партии "Нур Отан". В школьном актовом зале нам выделили место у стены напротив урны – справа от нас расположились члены комиссии, а слева – кабинки для тайного голосования.

У нас не самое плохое расположение, до урны метров пять, но проследить за движением бюллетеня сквозь прозрачное тело урны удаётся не всегда. Я решаюсь подойти поближе.

"Вы куда пошли? – удивляется председатель и строго добавляет: – Наблюдатель имеет право находиться в помещении для голосования в строго отведённом месте".

Наша перепалка похожа на разговор глухого со слепым. По старой учительской привычке председатель обязывает меня спрашивать разрешение каждый раз, когда я захочу пройтись по помещению.

"На-блю-да-тель, – по слогам отчеканивает для меня это слово представитель "Аманата", пожилой мужчина в опрятном костюме, – он же на то и наблюдатель, чтобы сидеть молча и смотреть".

Два других наблюдателя именно этим и занимаются.

Там, где я наблюдаю, они смотрят и молчат. На часах 7.30, а у нас уже состоялся горячий спор с председателем, в котором наблюдатели заняли не мою сторону – день обещает быть непростым.

"Как двоечница, которая экзамен не сдала"

С каждым часом количество избирателей увеличивается, время от времени выстраивается очередь из 2-3 человек, но большого ажиотажа на участке не происходит. "Чувствую себя, как на экзамене, как будто сейчас билет тянуть буду", – смеётся громкоголосая избирательница.

Когда все члены избирательной комиссии украдкой и осуждающе на меня посматривают, я чувствую себя примерно так же, как двоечница, которая экзамен не сдала.

Часть избирателей, пришедших ранним утром, – это люди, которые возвращаются с работы после ночной смены, и не имеют с собой документа, удостоверяющего личность. Используя аргумент "ну мы же с работы", они пытаются проголосовать, предъявляя водительские права или приглашение на выборы.

Без документа члены комиссии не имеют права выдавать бюллетень. "А у меня есть нотариально заверенная копия удостоверения", – достаёт пожилая женщина свою копию из мятого файлика. Копия у председателя сомнений не вызывает, и он разрешает выдать женщине бюллетень. Объявляю о нарушении, так как копия не является документом, удостоверяющим личность.

"Но это же нотариально заверенная копия, – возражает мне председатель и добавляет: – Я занимаюсь выборами с 1998 года и знаю, что можно, а что нельзя".

Моё предложение почитать законодательство заканчивается зачитыванием вслух обязанностей наблюдателя. Два оставшихся наблюдателя нарушение не фиксируют, мы продолжаем слушать о своих обязанностях.

"Человек, который больше 20 лет занимается выборами, знает, как надо"

В 11 утра председатель принимает решение отправить урну для надомного голосования, несмотря на то, что звонки с заявлениями о голосовании вне помещения для выборов могут поступать ещё в течение часа.

"Ну у нас ещё одна переносная урна есть, если звонки поступят, отправим комиссию во второй раз", – объясняет мне председатель. Я не берусь спорить с ним о рациональности – человек, который больше 20 лет занимается выборами, знает, как надо.

С переносной урной отправляют Ержана, он бывший учитель физкультуры в этой школе, уволился летом, но из избирательной комиссии так просто выйти не получается. Ержан неуверенно и осторожно спрашивает, пойду ли я с ним в качестве наблюдателя. В мои планы это не входило, и я вежливо отказываюсь. Два других наблюдателя – всё тот же наблюдатель "Аманата" и новая наблюдательница от "Коммунистической партии Казахстана" (КНПК) – идти тоже отказываются.

Ержан продолжает извиняющимся голосом говорить о том, что идёт совсем один, и ему будет очень тяжело – обход предстоит пеший, никакой машины избирательная комиссия не предоставляет.

Я соглашаюсь ему помочь в надежде, что за час мы управимся, и я снова вернусь на участок. В нашем списке около 10 домов и всего 20 заявлений. Ержан несёт урну, я – конверт с бюллетенями. Желание помочь одному человеку пересиливает во мне гражданский долг проследить за нарушениями на участке, всю дорогу думаю о том, что надо было остаться.

"Ну всё, мы больше не друзья"

За воротами школы Ержан говорит, что он вообще-то на моей стороне, и я имею полное право передвигаться по участку, но председателю это не докажешь – такой он человек.

"Я тебя поддерживаю, – продолжает Ержан, – сейчас ещё пару лет пройдёт, и вырастет умная, образованная молодёжь, которая будет всё делать по-честному". Вместе вздыхаем и продолжаем обход пенсионеров и инвалидов в не очень больших и не очень богатых квартирах.

На ступеньках школы Ержан по секрету говорит, что в зале установлена камера, и в случае чего я могу потребовать посмотреть запись, но только я не должна говорить, что это он рассказал мне про камеру. Соглашаюсь.

Всех избирателей обошли за два часа, кажется, что от моей одежды пахнет квартирами, в которых мы побывали – смесь жареного масла и корвалола. Перед входом на избирательный участок Ержан объявляет: "Ну всё, мы больше не друзья, чтобы друг другу не навредить". Стало грустно.

За время моего отсутствия на участке появились два наблюдателя от ОБСЕ. Высокие мужчины с синими портфелями и белыми повязками на руках. Жалуюсь им, что мне запрещают передвигаться по участку – мужчины сочувствуют мне и пожимают плечами. Секретарь говорит нам, что к 13.00 число проголосовавших достигает 900, по моим подсчётам это значит, что за два часа, которых меня не было на участке, проголосовало около 500 человек.

"Всякие наблюдатели" и аномальное время

За время, что я присутствовала в помещении для голосования и вела подсчёт избирателей, не было ни одного часа, за который бы пришло больше, чем 130 человек. Видимо, время с 11.00 до 13.00 выдалось аномальным для нашего участка.

К 12.00 на участок поступило ещё два заявления о надомном голосовании. Снова снаряжают Ержана, я идти отказываюсь. На этот раз справится и без меня, я продолжаю наблюдать на участке. Вторая половина дня совсем спокойная, члены комиссии, сменяя друг друга, ходят пить чай или обедать. Мне тоже предлагают отлучиться, отказываюсь и достаю свои бутерброды с термосом прямо на участке, в надежде, что председатель не посчитает это нарушением правил с моей стороны.

"Что-то у вас тут совсем тихо, как будто похороны, – слышится громкий голос женщины из-за двери, он усиливается по мере её приближения к нашему участку. – Где музыка? Где шутки? Чего все такие грустные?" – спрашивает она, стремительно направляясь к членам комиссии.

"Да вот тут портят настроение с самого утра всякие наблюдатели", – шутит председатель. Я довольно улыбаюсь: "всякие наблюдатели" звучит почётно.

Ближе к вечеру голосовать приходит беременная женщина, в списках избирателей она есть, но удостоверения личности у неё с собой нет. Она предлагает показать свою банковскую карточку, на ней ведь выбиты её имя и фамилия. Этого оказывается достаточно для того, чтобы член комиссии начал подписывать бюллетень.

Всё это время заместитель председателя находится на участке и наблюдает за ситуацией. Объявляю о нарушении. "Нет, ни в коем случае, нельзя!" – вмешивается заместитель и запрещает выдавать бюллетень. К моему образу добавилась ещё одна неприятная характеристика – неуважение к беременным.

"Слово председателя – выше конституционного закона"

Пользуясь отсутствием председателя, подхожу вплотную к урне и замечаю стопку, как мне кажется, свёрнутых бюллетеней. Начинаю фотографировать.

"Девушка, ну что вы делаете? Вам же сказали: сидеть там!" – возмущается моей неспособности понять правила одна из членов комиссии. Предлагаю ей открыть закон и убедиться в том, что мне можно, а чего нельзя.

"Нет вы не имеете права! Я уже устала с вами спорить, – отмахивается женщина и недовольно складывает руки на груди, – вот придёт председатель, у него спросите – и будете фотографировать".

Кажется, на этом участке слово председателя ценится выше конституционного закона. Возвращается председатель и обещает, что позволит мне сфотографировать урну после закрытия участка. Надо цепляться хотя бы за эту возможность.

"А нам во сколько можно уходить?" – интересуется наблюдательница от коммунистов. Говорю, что останусь до конца подсчёта голосов и подписи протокола.

"Нам просто сказали, что в 19.00 уже можно уходить...", – настораживается наблюдательница. К 20.00 мы с наблюдателем от "Аманата" остаёмся вдвоем.

Гасим, портим, считаем

Подсчёт голосов начинается вовремя, без задержек. Вопреки моим опасениям, мне позволяют подходить относительно близко к столу, куда вываливаются бюллетени. Сначала считают невыданные бюллетени и "гасят" их: портят, срезая уголки. Затем считают количество проголосовавших.

Бюллетени в первую очередь извлекают из переносных урн – в нашем случае их две, а затем опустошают стационарную урну. Она у нас заполнена почти доверху. Смотрю, как сотни голубых бюллетеней лавиной летят на стол, половина из них оказывается на полу и окружившие стол члены комиссии то и дело топчутся по ним. Наконец все бюллетени собраны в одну большую кучу на столе.

Члены комиссии начинают раскладывать бюллетени. "А вы что, не будете считать вслух и объявлять волеизъявление избирателя?" – спрашиваю я.

"Будем-будем, сейчас только выпрямим все бюллетени и разложим аккуратно, так удобнее работать", – заверяет меня председатель. Я жду. "Все бюллетени разложили? Давайте теперь по кандидатам раскладывать", – командует председатель.

Подсчёт голосов доверили почему-то исключительно женской половине избирательной комиссии, таким образом каждой женщине досталось по одному кандидату, чьи бюллетени они складывали отдельными стопками.

"Подождите, – я снова вмешиваюсь, – так вы будете вслух считать и зачитывать волеизъявление избирателя или нет?". "Конечно, будем, – говорит председатель, – сейчас по кандидатам разложим, а потом вслух будем считать". Я жду. Когда все бюллетени оказались разделены на восемь стопок, председатель объявляет: "Считайте!".

Пока неудачливая член комиссии мучилась со стопкой бюллетеней за Токаева, её коллеги начали считать бюллетени – про себя.

– Ахметбеков?
– 49.
– Еспаева?
– 133.
– Косанов?
– 137.
– Рахимбеков?
– 39.
– Таспихов?
– 4.
– Садыбек?
– 5.
– Токаев?
– Ну давайте просто отнимем от общего количества и всё.

По подсчётам калькулятора у Токаева 1441 бюллетень.

"Подождите, – говорю я, – вы будете считать вслух и объявлять волеизъявление избирателя или нет?". "Так мы же объявили все цифры", – говорит мне председатель.

"Пересчитывать будем?" – спрашивает он членов комиссии, которые ни разу не посчитали стопку бюллетеней за Токаева. Я пытаюсь доказать, что в соответствии с законом председатель или член комиссии "показывает присутствующим бюллетень и оглашает волеизъявление избирателя".

Прошу комиссию пересчитать бюллетени за Токаева. "Тысячу с лишним бюллетеней?!" – возмущаются члены комиссии. "Вы что, с ума сошли?" – кричит председатель.

"Будем мы ещё из-за какой-то девочки всё пересчитывать", – язвит член комиссии с блестящими заколками в волосах. Секретарь несёт конверты, председатель, ругая мою надоедливость и противный монотонный голос, запечатывает бюллетени.

Председатель отказывается принимать составленный мной акт нарушения и заявляет, что всё прошло по закону. Записываю всё на видео и жду протокола. Наблюдатель от "Аманата" нарушение не фиксирует. Чувствую своё бессилие и очень хочу спать.

Рисунок с Бэтменом – за мужество

В общем чате наблюдатели из других городов и участков присылают сообщения с фотографиями протоколов, а на нашем участке спустя два часа он так и не появился.

Секретарь убирает на столе, рвёт ненужные бумажки, среди них мой акт о нарушении, над протоколом, очевидно, не работает. Председатель говорит, что это "компьютер не хочет работать".

Полусонные члены комиссии уходят в школьный музей погреться, а я остаюсь в актовом зале с секретарём и доедаю оставшиеся с обеда яблоки.

К 2.00 секретарь получает сообщение на телефон и радостно поднимает руки в вверх. "Наша очередь подошла?" – спрашивает её председатель.

Секретарь кивает головой и начинает печатать протоколы. Кажется, я тоже должна радоваться, но уже не очень могу: чувствую эмоциональную усталость и просто жду, когда мне вручат копию.

"Уже третий час, вы с нами прям до самого конца, – говорит мне Ержан и протягивает белый лист бумаги. На нём нарисован Бэтмен синей шариковой ручкой. Он стоит с вздёрнутым вверх подбородком, "по-супергеройски", согнув одну руку.

"Это вам за мужество!".

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram