Центральной Азии беспочвенны и даже вредны всякие концепты «регионального лидерства» той или иной страны. В условиях перманентной турбулентности международного порядка, усиливающейся конфронтации ведущих держав нам это не нужно. Напротив, регион нуждается в экономической кооперации.
Центральная Азия исторически пережила различные этапы, репрезентировавшие регион, то в качестве культурного центра, Хартланд - «Сердце мира» по выражению Маккиндера, то в виде замкнутой в центре континента географической периферии, - «land lock area»… При этом народы и культуры этого региона представали то единым монолитом, сплоченным по большей частью под влиянием внешних сил, то являли собой разноликую и разобщенную в периоды культурной и этнической дезинтеграции мозаику…
В колониальный период, связанный с имперским российским, а затем и советским модернизационными проектами, регион пережил насильственную сегрегацию и искусственное разделение народов по культурно-языковому и хозяйственному типу. В этой связи говорить о том, что в Центральной Азии кто-либо из самих региональных игроков может обладать эксклюзивным правом лидерства, не совсем корректно. Речь может идти лишь о возможно большем, по сравнению с другими, потенциале, например, сырьевом, демографическом или военно-политическом.
Вопрос о региональном лидерстве является в большей степени привнесенным внешними силами, которые используют его для традиционной имперской политики «разделяй и властвуй». Эта стратегия «приближения одних» и «наказания других», усугубление проблем и стимулирование объективных противоречий между странами региона, раздувание «угроз» извне, - достаточно типичная ситуация с которой сталкиваются государства Центральной Азии сегодня. В качестве примеров можно привести различные «линии разломов», которые имеют «внешние уши».
Казалось бы, США исходят из вполне конструктивной и исторически обоснованной идеи так называемой «Большой Центральной Азии», включающей не только традиционные для нашего восприятия пять стран, - Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Кыргызстан и Таджикистан, но и Афганистан со всем «ворохом» современных проблем failed states. Автором ее является Фредерик Старр, который исходит из историко-культурного обоснования о том, что народы региона исторически были тесно между собой связаны, представляя на протяжении многих веков единую центрально-азиатскую цивилизационную общность.
Однако эта конструкция «Большой Центральной Азии» отвечает геостратегическим интересам США, стремящимся «оторвать» регион от бывшей метрополии России и критически относящейся к актуальной ныне инициативе «Пояса и пути». Она предполагает альтернативный «Шелковый путь», связывающий регион через Афганистан с активным региональным присутствием США на южном направлении. Разрабатываемый американцами совместно с Индией, Японией и Австралией геостратегический формат «Indo-Pasifica» («индо-тихоокеанский регион») в Южной Азии, который, по замыслу заокеанских стратегов, должен стать определенным «центром притяжения» для многих развивающихся стран Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии.
Ну а это время традиционным для государств Центральной Азии направлением внешнеполитического взаимодействия является северный вектор. Россия в соответствии с ним представляет собой не только олицетворение объединившего когда-то начала в рамках общего «имперского прошлого», но также своеобразным «путем на Запад». Страны региона восприняли Запад именно через русскую культуру и язык, включение в рыночную структуру общего устремления самой России в направлении Европы.
Разработанная русскими евразийцами идеология тюрко-славянского союза цивилизационно обосновывала и оправдывала колониалистские акции и интересы России в Центральной Азии. Собственно, в советском геополитическом лексиконе был принят именно такой формат, обозначающий регион: Казахстан и Средняя Азия. Даже в современной геостратегии Кремля мы рассматриваемся в качестве «геополитического союзника», «евразийского интеграционного начала», а на деле форпоста продвижения российских интересов в Центральной Азии.
Евразийская интеграционная инициатива, включающая в свои ряды сегодня из пяти стран региона две, - Казахстан и Кыргызстан, олицетворяет собой пророссийскую внешнеполитическую ориентацию. Предложения о вступлении в ЕАЭС неоднократно и достаточно навязчиво звучат из Кремля в отношении других центрально-азиатских столиц, - Ташкента и Душанбе, в меньшей степени, Ашхабада, поскольку он объявил о своем нейтралитете и неучастии в каких-либо интеграционных блоках на заре независимости.
Очень важным для нового проектирования региона представляется китайский вектор и рассмотрение региона Центральной Азии Великим восточным соседом в качестве объекта влияния. Исторически, Центральная Азия на традиционном Шелковом Пути, проложенном с Востока на Запад, являлся одним из центральных пунктов этого глобального маршрута. Причем роль Центральной Азии не ограничивалась только транзитом.
Она была крупным культурным и цивилизационным донором как для самой Поднебесной, так и европейского Запада, во многом получившего культурные и интеллектуальные инновации и технологии из этой «сегодняшней периферии». Тиражируемая многими в настоящий момент идеология «исконной китаефобии» у народов Центральной Азии на самом деле не имеет под собой историко-культурного обоснования. Регион Центральной Азии никогда не находился под властью Поднебесной и очень редко подвергался именно китайским военным захватническим акциям. Китай сам неоднократно становился объектом захватнических амбиций кочевых империй.
А в целом, геостратегически, Центральная Азия в китайском восприятии в большей степени воспринималась как «безопасный тыл», «варварская сырьевая и торговая периферия». Устремления и истоки китайской культуры находились в центральной и юго-восточной части Поднебесной. Испытав на себе десятилетия внешней экспансии со стороны «передовых» стран Запада и России, Китай сумел состояться в качестве современного независимого субъекта международных отношений, выйдя из состояния «цивилизационной изоляции» в качестве Поднебесной.
Динамизм, заданный этой трансформацией из замкнутой на себе, самодостаточной китайской Ойкумены в современный Китай, сумевший адаптировать и абсорбировать весь модернизационный опыт Запада, технологии и политико-экономические модели, позволил состояться «китайскому экономическому чуду». Благодаря этому сегодня КНР стала одним из лидером современного мира и предложила миру, в том числе и Центральной Азии, собственную китайскую «модель глобализации».
Инициатива налаживания нового Шелкового Пути, включающего не только реанимацию старых торговых маршрутов, но и созидание взаимосвязанности, «новой нормальности» является не только экономической инициативой, как в этом пытаются убедить всех китайские стратеги, но и геополитическим видением Китая. Инициатива «Пояса и пути» достаточно крепко осела в головах многих лидеров особенно развивающегося мира Азии, остро нуждающейся в модернизации собственной финансово-экономической и транспортной инфраструктуры. Инвестиционные, производственные и технологические возможности, которые сегодня предлагает Китай, достаточно актуальны для нашего региона. При этом, конечно, это одновременно и возможности, и риски, как и в любом международном договоре.
Интересно, что традиционный для китайской дипломатии двусторонний формат в отношении новых независимых государств Центральной Азии сегодня постепенно трансформируется в многосторонний, где наш регион рассматривается как целостная конструкция взаимосвязанного и востребованного китайской экономикой регионального рынка. Для гигантского по масштабам производства и потребления, накопленным инвестиционным и имеющимся человеческим ресурсам, рынку Китая только общий, интегрированный региональный рынок Центральной Азии может представлять хоть какой-то прагматичный интерес.
Именно поэтому на новом этапе реализации инициативы «Пояса и пути» Китай стремится поддерживать интегрированные модели транспортно-логистической инфраструктуры, агропромышленной, продовольственной кооперации, индустриально-технологические региональные кластеры Центральной Азии. Важно то, что в самом развитии региона эта потребность большого рынка Китая переживает период адаптации и синергии не только с национальными интересами отдельных стран Центральной Азии, но и в комплексе потребностей регионального рынка в целом.
Успешное строительство транспортно-логистической инфраструктуры в Казахстане при поддержке китайских инвесторов позволяет выйти региону Центральной Азии из состояния континентальной замкнутости (Land Lock Area), мотивируя развитие других сегментов общего рынка, выходя на решение масштабных общерегиональных задач и проектов.
Правила комментирования
comments powered by Disqus