По итогам форума министров энергетики (ЦАРЭС) глава Минэнерго Узбекистана Алишер Султанов объяснил, зачем республике еще два блока атомной станции и как страны региона намерены распределять углеводородные ресурсы.

— Как проходит в Узбекистане реформирование нефтегазовой отрасли? Есть ли в связи с этим конфликты интересов?

— Существовавшая до этого система привела нас в глубокий кризис. Проект реформирования всего топливного-энергетического комплекса республики несколько лет прорабатывался совместно с международными экспертами АБР, ЕБРР, а также с привлечением консультантов из Boston Consulting Group (BCG). Именно эта компания работала над проведением реформ.

Не то чтобы, нам просто пришли и сказали, как надо сделать – мы вместе с экспертами участвовали в процессе разработки новой энергетической стратегии. В общей сложности на это у нас ушло полтора года. Реформированию подверглись и нефтегазовая, и электроэнергетическая сферы, но никакого конфликта интересов это не вызвало.

Новая система создала наиболее справедливые условия для всех участников нефтегазового сектора в стране, а "Узбекнефтегаз" для нас, Минэнерго, превратился из монополиста в одну из многих компаний топливно-энергетического комплекса.
"Трансгаз" в свою очередь, как государственная монополия на магистральные газопроводы взаимодействует со всеми приходящими в республику компаниями, получившими к газовой сети розничный доступ. Такая модель более вписывается в современные рыночные условия, поэтому и крупные игроки охотнее идут в Узбекистан.

— Узбекистан взял курс на открытость экономики, активно привлекает прямые инвестиции, в том числе в этот стратегический сектор. Как вы представляете себе состояние нефтегазового комплекса страны в пятилетней перспективе?

— Главной нашей задачей было разукрупнить систему. Этот монстр был неповоротлив, варился в собственном соку, что называется. Все внутренние взаимозачёты происходили по особым схемам: не деньги ходили, а только товар. Президент поручил создать на базе этой отрасли несколько компаний прозрачных, мобильных, оперативно, выполняющих непосредственно свои задачи. То есть мы отделили добычу от переработки и транспортировки, а также создали отдельные структуры по привлечению инвесторов.

К примеру, нам пришлось вывести из структуры "Узбекнефтегаза" непрофильные отделы, а также передать на аутсорсинг сервисные службы.  Ранее в составе "Узбекнефтегаза" находились целых шесть крупных строительных трестов республиканского значения. Мы им сказали, что через три года обеспечим их стабильными заказами, которые они смогут получать на тендерной основе.

Это справедливый рыночный механизм. Либо ты конкурентоспособен, либо закрывай свой бизнес. То же самое мы сделали с буровыми компаниями. Они сейчас очень недовольны, но мы уверены, что пройдет три-четыре года и они будут благодарны нам. Поставив их в жесткие условия конкурентного рынка, мы подталкиваем компании к оптимизации расходов, модернизации и повышению качества. 

Разумеется, переход к новым правилам давался нелегко, так как мы слишком долго работали по такой схеме, привыкли, а перестроиться всегда непросто. Сначала мы должны сами измениться, только после этого можно реформировать ту или иную отрасль.

— На форуме ЦАРЭС вы предложили создать в Ташкенте единый координационный центр по газораспределению в ЦА. Как участники встречи оценили эту инициативу?

— За последние три года Узбекистан очень сильно изменился, что повлекло перемены и в соседних республиках, и в регионе в целом. Сегодня страны Центральной Азии понимают, что нам вместе лучше, чем по отдельности. И не время думать, кто важнее — все важны.

К нашей инициативе коллеги отнеслись позитивно. Мы уже начали обсуждать этот вопрос с казахстанскими коллегами, с которыми очень тесно взаимодействуем уже несколько лет. В частности, рассчитываем совместно выходить на внешние рынки, например, афганский.

Азиатский банк развития также поддерживает создание газораспределительного центра в Узбекистане и готов выделить средства на проект.

— Узбекистан создает новую отрасль энергетики – атомную. Почему республика спустя столько лет решилась развивать это направление? Нет ли риска сокращения рабочих мест в стране из-за более высокотехнологичного производства?

— Во-первых, я не считаю, что развитие атомной энергетики ведет к сокращению рабочих мест. Напротив, я убежден, что строительство и эксплуатация АЭС мотивирует любую страну воспитывать более интеллектуальных, более высокообразованных инженеров. Кроме того, это не только развитие энергетики, но и медицины, строительства и новых технологий. Почти сто будущих специалистов сейчас учатся в МИФИ в Москве, еще столько же – поступили на первый курс открывшегося в сентябре ташкентского филиала.

Решение о строительстве АЭС принималось не сразу, экспертная группа прорабатывала этот очень щепетильный вопрос около полутора лет. Атомные станции сегодня признают экологически безопасными, безуглеродными, к тому же Узбекистан – один из лидеров по добыче урана. Обладая сырьем для топлива, научным потенциалом и людскими ресурсами, наша страна еще лет 10-15 назад вполне могла реализовать подобный проект. Более того, планы по строительству АЭС в республике были еще в 1970-х.

Мы запустили с Росатомом проект по строительству первых двух блоков АЭС, но на последней конференции в МАГАТЭ я уже заявил руководству организации, что Узбекистан принял решение о возведении на этой площадке еще двух блоков. Помимо безопасности и энергоэффективности таких стратегических объектов важна также рентабельность их строительства. Если на стадии проектирования мы заложим еще два блока, то их возведение обойдется значительно дешевле, так как вся необходимая инфраструктура уже будет создана.

— Рассматривает ли Узбекистан возможность производства ядерного топлива на своей территории, учитывая большие запасы сырья?

— Узбекистан был инициатором моратория ООН о нераспространении ядерного оружия в Центральной Азии и принял на себя обязательство перед МАГАТЭ о необогащении урана. Производство ядерного топлива — большой и сложный процесс. Но последние этапы, скажем, производство самых стержней, мы вполне можем осуществлять на своей территории. Сейчас идут переговоры о возможности создания такого совместного предприятия в Узбекистане. В любом случае, республика в ядерном вопросе будет строго придерживаться всех требований МАГАТЭ.

— У кого Узбекистан планирует покупать ядерное топливо?

— Каким вам видится будущее гидроэнергетики, учитывая сложные условия с водными ресурсами в регионе и строительство первой АЭС?

— Это важная часть энергетической отрасли, поэтому я убежден, что гидроэнергетика никогда не умрет. Да, может, таких крупных станций как Саяно-Шушенская ГЭС у нас не будет, но малые и средние гидроэлектростанции точно востребованы. К примеру, сейчас реализуется проект по созданию сети локальных станций – для одного поселка. Это ресурсы, это чистая энергетика, которую нам сам Бог дает, и мы должны ею пользоваться.

В Узбекистане, и вообще в центральноазиатском регионе, ГЭС рассматриваются не только как энергетические проекты, но и в качестве мелиоративных объектов: создаются запасы воды, а ее излишки сбрасываются для регенерации электричества. В этой отрасли мы постоянно контактируем с ведущими мировыми специалистами из России, Китая, США и других стран, внедряя самое передовое оборудование и технологии.

 

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram