Лагман и паранойя в Хоргосе
После запуска программы «Один пояс – один путь» казахи как с китайскими, так и с казахстанскими паспортами стали активно пересекать границу между двумя государствами. Ездят за покупками, открывают бизнес, поступают в университет по льготам. Китай активно стремится превратить свои пограничные территории в процветающую транзитную зону, а также инструмент своей «мягкой силы». Но одновременно включаются параноидальные механизмы безопасности и контроля – особенно в последние годы, когда Китай начал новый виток репрессий в Синьцзяне. Что происходит на самой границе – на переходе Хоргос? Как «мягкая сила» и экономическое развитие сталкиваются с вопросами безопасности? Почему любое притеснение казахов сразу включает память о трагических эпизодах на границе в XVIII-XX веках? - рассказывает "Фергана"
Выяснить это попытался американский географ Эндрю Грант (Бостон-колледж). В 2013-2014-х и в 2017 году он работал на границе, а также собирал интервью среди казахстанских казахов, обучающихся в Ланьчжоу, и китайских казахов, занимающихся бизнесом в Хоргосе и Жаркенте. Результаты его наблюдений представлены в научной статье Crossing Khorgos: Soft power, security, and suspect loyalties at the Sino-Kazakh boundary, которая вышла в журнале Political Geography.
Террор и бизнес на границе
Сотня километров шоссе между Хоргосом и Кульджой – ближайшим к границе мегаполисом – обычно забиты машинами. Автобусы, везущие китайцев на шопинг в Хоргос, тягачи с автомобилями на продажу, зеленые военные грузовики, пикапы с усталыми крестьянами. Уже на подходе заметна бурная жизнь границы в ее военной и торговой ипостасях – и существовала эта двойственность всегда.
Точнее, начиная с исторически первой материализации границы в XIX веке, когда Российская и Цинская империи с разных сторон подобрались к долине Или. Обе державы беспокоились о верности казахов и уйгуров на приграничных территориях, пытались предотвратить угон скота и побеги преступников к соседям. После договора 1881 года на границе воцарился относительный мир и порядок.
Однако гражданские междоусобицы в России и Китае в 1910-1920 годы вернули в Илийский край дух риска и опасных приключений – можно вспомнить хотя бы убийство атамана Дутова. Потом граница окрасилась кровью: десятки тысяч страдающих от голода и болезней казахов прорывались в Китай, спасаясь от коллективизации, и многие пали под пулями пограничников.
В 1940-1960 годы ситуация поменялось на противоположную. Вооруженные конфликты, установление власти коммунистов и жестокая коллективизация в маоистском Китае сделали СССР более привлекательной территорией для казахов. Только в 1962 году границу пересекло больше 60 тысяч человек. Чтобы не терять людей, Китай не только закрыл границу на замок, но и в авральном порядке выстроил там сотни милитаризированных крестьянских хозяйств – в качестве буфера и средства надзора.
Только спустя столетие с начала ужесточения пограничного режима процесс пошел в обратном направлении: в 1987 году открылся переход в Хоргосе. В девяностые он быстро превратился в главный перевалочный пункт для казахских «челноков». Сейчас именно через Хоргос идет основной поток автомобилей между Алма-Атой и Урумчи. Ослабление пропускного режима сильно изменило жизнь казахов по обе стороны границы.
Например, по дороге в Хоргос ученый познакомился с Маратом (26 лет). Этот китайский казах работает переводчиком в русской фирме, импортирующей автомобили из Поднебесной. Отец Марата родом из Кульджи, а мать – из казахского автономного района под Урумчи. Вся семья Марата живет на три дома – Алма-Ата, Урумчи, Кульджа. У него китайский паспорт, казахстанский вид на жительство, но себя он считает китайцем (чжунгожэнь) и подчеркивает это. У его брата, напротив, казахстанское гражданство.
В Жаркенте Марат связался по WeChat со своим другом Эршатом – тот родился в Китае, но с десяти лет живет в Казахстане, трудился на НПЗ в Шымкенте, а потом предпочел более гламурную и выгодную работу экскурсовода (водит многочисленных китайских туристов смотреть петроглифы и другие достопримечательности Или). Эти молодые казахи, как и китайские туристы в торговых центрах Хоргоса и в Жаркенте, бенефициары нового свободного режима на границе, когда государства впервые с конца XIX века ослабили жесткий контроль над перемещением казахов.
«Мягкая сила» мимо цели
Причина такой свободы – не либерализм китайских властей, а сознательная политика «мягкой силы». Экономическая и политическая интеграция приграничных районов вроде Синьцзяна или Юннани предполагает вложение капитала, развитие транспортных магистралей и коммерческих связей. А еще городов – с небоскребами, торговыми центрами и нарядными улицами, они выступают осязаемым воплощением «китайского пути». Казахи, в частности, получают возможность сравнивать то, что видят по обе стороны границы, так и работает «мягкая сила».
В Жаркенте Грант познакомился с Айдаром: тот вырос в СУАР, но живет в Алма-Ате и там же заканчивает бизнес-школу. Айдару, по его словам, очень не нравится Казахстан (хотя образование там обходится дешевле). «За двадцать пять лет независимости они ничего не сделали», говорит он, сравнивая скромные силуэты домов в городках и селах под Алма-Атой с бурным ростом Хоргоса.
Хоргос привлекает не только льготным налоговым режимом для частных фирм, но прежде всего гигантскими пространствами Международного центра приграничного сотрудничества. Эта зона свободной торговли с многочисленными магазинами и монументальным культурным центром, «объединяющим» Китай и Центральную Азию, располагается как на китайской (3,43 кв. км), так и на казахской территории (1,85 кв. км). Только в 2017 году Центр посетило 4,65 миллиона человек – во многом благодаря безвизовому режиму для граждан обеих стран. Культурный центр (точнее, центр культурного обмена) с надписями на трех языках ненавязчиво продвигает достижения Китая.
Ту же цель – действовать в рамках «мягкой силы», демонстрируя головокружительный технический и экономический прогресс Китая, – преследуют специальные стипендии «Шелковый путь», покрывающие затраты на обучение и проживание казахстанских студентов в Ланьчжоу. Только в 2016 году в Поднебесную приехало 14 000 студентов – больше, чем по программе «Болашак». Однако действенность такой силы Грант ставит под вопрос. Студенты очень критически высказывались о Китае и, в частности, о Ланьчжоу, ругаясь на криминогенную обстановку, всепроникающую грязь, а также на низкое качество лагмана и вообще местной пищи.
Алма-Ата и Нур-Султан – вполне современные и технологичные города, да еще и без грязи и пробок китайских мегаполисов, уверены они. А ислам в Китае, по мнению студентов, «нечистый» и разбавленный даосско-буддийскими практиками – вроде зажигания палочек с благовониями у могил святых. Таким образом, казахстанцы могут прагматично пользоваться плодами «мягкой силы», не очаровываясь Китаем и его достижениями.
Но верно и обратное: китайские казахи пользуются всеми преимуществами программы репатриации оралманов, натурализуются или получают вид на жительство, но к Казахстану нередко относятся критически. Вышеупомянутый Айдар ругал засилье русского языка, который ему приходится учить. Многие собеседники Гранта, казахи из Поднебесной, в один голос уверяли его, что это китайский лагман вкуснее, а казахский язык чище в Китае.
«Безопасность» и новое закрытие границы
Впрочем, такое ворчание и «фига в кармане» не мешали гражданам обоих государств пользоваться благами открытых границ и бурно растущей экономики – до недавнего времени. С 2016 года в Синьцзяне развернулась борьба с «радикализмом», потенциальными носителями которого считаются мусульманские меньшинства – уйгуры и в меньшей степени казахи.
Работает политика перевоспитания (о чем «Фергана» писала не раз), города оснащаются тысячами блокпостов и камер наружного наблюдения. Докатилась эта политика безопасности и до трансграничных связей: десятки казахов, в том числе граждан Казахстана, задерживают на длительные сроки (что уже ударило по имиджу Китая).
В новой ситуации студенты из числа знакомых Гранта приняли решение отказаться от дальнейшего обучения в Китае. В сложной ситуации оказались и бизнесмены: Каусар, занимающаяся импортом кухонной утвари в Казахстан, опасается не за себя (на границе редко задерживают казахов из Казахстана), но того, что негативное отношение к Китаю может сказаться на продажах.
Ее WhatsApp полон предупреждениями об арестах на границе, но она не знает, каким верить, а каким – нет. Ее планы перебраться в Китай на ПМЖ неожиданно оказались под угрозой. Память о суровом приграничном режиме 1960-80-х еще жива, и многолетние инвестиции в «мягкую силу» и деловую жизнь Хоргоса рискуют обессмыслиться.
Новая материализация, «уплотнение» границы, по мнению ученого, может разрушить привлекательность проекта «Один пояс – один путь», который только-только начал раскручиваться среди казахов. Пересекающие границы в обе стороны воспринимаются уже не как гости, источник капитала и «драйвер» экономического развития, а как иностранные агенты и потенциальные террористы. «Ограничивая мобильность и подвергая население притеснениям, границы могут раздувать ту самую напряженность, которые они пытаются убрать», — подчеркивает Грант. Паранойя слабо совместима с экономическим ростом.
Правила комментирования
comments powered by Disqus