Масштабная эпидемия коронавируса, стремительно распространившаяся по миру из Китая, продолжает оказывать негативное влияние на мировую экономику. Перебои в поставках из-за остановки крупных китайских производств, перекрытие границ и отмена массовых мероприятий ударяют по всем отраслям, как и паника, подогреваемая сводками СМИ. О том, какими последствиями для Китая и всего мира грозит COVID-19, и почему именно эта эпидемия стала такой угрозой для мировой экономики, в интервью «Евразия.Эксперт» объяснил директор по исследованиям аналитической компании Future Risk, специалист по политэкономии Тристан Кендердайн.
– Вспышки коронавируса были зарегистрированы более чем в 50 странах. Как коронавирус влияет на мировую экономику?
– Пока еще слишком рано оценивать, но есть серьезная вероятность, что глобальные экономические потери станут неизмеримыми. По-настоящему важные институциональные трения существуют между мировой и китайской экономиками. Еще пять лет назад была широко распространена и поддерживалась вера в интеграцию Китая в мировую экономику.
Интегрированная экономика Китая представляла бы собой совершенно иную перспективу, которая, вероятно, означала бы более целостный подход к глобальному экономическому управлению. Но за последние пять лет Си Цзиньпин сосредоточился на централизации не только внутренней власти, но и внутренней экономической политики, росте экономического национализма и медленном отделении китайской экономики от остального мира. Интеграционистский проект застопорился, если не провалился.
Это означает, что между китайской экономикой и мировой экономикой уже существуют некие шлюзы. Это может быть плюсом для мировой экономики в случае долгового дефляционного финансового кризиса в Китае. Но, с другой стороны, если бы китайская экономика стала более интегрированной в мировую за последние пять лет, то, возможно, было бы больше факторов спроса, чтобы удержать ее на плаву.
Общая для Китая проблема задолженности местных органов власти может обостриться в результате реакции экономики на COVID-19. Если инфраструктура и промышленное производство, управляемые местными органами власти, начнут замедляться или сокращаться, и они не смогут погасить свои государственные облигации, то финансовые отголоски этого могут превратиться в снежный ком негативных причинно-следственных связей, который будет угрожать финансовой жизнеспособности всей страны.
Предполагалось, что новыми движущими силами роста станут инвестиции в инициативу «Пояса и пути», которые возьмут верх над внутренним промышленным производством. Но большинство этих зарубежных проектов зашли в тупик, и слабая внутренняя экономика теперь будет означать меньший объем капитала для инвестиций за рубежом. Сокращение внутренней экономики Китая будет также означать сокращение расходов на «Пояс и путь» и отток ПИИ из Китая.
Таким образом, для мировой экономики существуют три основные точки соприкосновения, на которые может повлиять низкий рост, отсутствие роста или сокращение китайской экономики.
Во-первых, финансовый риск для развитых экономик; во-вторых, отделение глобализованного производства от китайских цепочек поставок; и в-третьих, замедление притока ПИИ из Китая в развивающиеся страны в рамках проекта «Пояс и путь».
Таким образом, дефляция долга со стороны Китая по-прежнему представляет собой большую угрозу для мировой экономики, но она вряд ли будет иметь место. Ограниченная острая боль от замедления производства в Китае нанесет ущерб мировой экономике, но это только ускорит и усилит воздействие того, что произойдет в любом случае – Китай и так находился на траектории очень низкого роста в этом году, и те же самые ударные волны от низкого экономического роста или его отсутствия в Китае все равно ударили бы по тем же секторам и предприятиям. Так что, возможно, вызванный COVID-19 кардинальный поворот будет менее болезненным в долгосрочной перспективе, чем если бы мы позволили этому процессу затянуться.
Конечно, распространение вируса будет маскировать большинство этих переменных во взаимодействии Китая и мировой экономики, потому что все в мире будут подвержены риску COVID-19. А с точки зрения взаимосвязей всего и всех, падение цен на нефть или замедление роста в еврозоне может оказаться более значительными экономическими факторами, чем COVID-19, что еще больше затуманивает его эффект и затрудняет вычисление пути к новым формам роста в начале этого десятилетия.
– Многие эксперты пишут, что коронавирус серьезно повлиял на китайскую экономику. Какие отрасли китайской экономики в настоящее время находятся в трудном положении?
– Внутри Китая, похоже, царит ощущение «падения, но не краха». В Китае еще не наступил тот экономический кризис, каким был мировой финансовый кризис в западных экономиках. Но в экономико-исторической перспективе мы могли бы оглянуться назад на COVID-19 как на поворотную точку для китайской экономики, которая уже была в зоне низкого роста и не имела пространства для роста.
На совокупном уровне видно, что упали загрязнение окружающей среды, потребление электроэнергии и железнодорожные перевозки. На непосредственном уровне страдают, очевидно, туризм, транспорт, отели и рестораны, но они и восстановятся быстрее всего. Аналогична ситуация с закрытием крупных центров промышленного производства, которое привело к остановке загрязнения на Северо-Китайской равнине. Они также довольно быстро вернутся в оперативный режим.
Я думаю, что больше всего пострадают контакты между людьми в научно-технической сфере.
Китай пытается использовать промышленную политику для перехода к новым высокотехнологичным отраслям. Это требует от многих отдельных людей самостоятельно сделать скачок: получить высшее образование, повысить квалификацию и найти место в новой динамичной экономике прибрежных городов Китая. Но если у многих из них в этом году выбьют почву из-под ног, то это может повлечь последствия.
Например, представьте себе недавнего выпускника в области компьютерных наук на пути к тому, чтобы стать исследователем искусственного интеллекта, который работает, чтобы платить за аспирантуру. Если в этом году его зарплата упадет вдвое, или он потеряет работу, с помощью которой обеспечивает свое будущее, то он может отказаться от этого пути или, по крайней мере, вернуться в дом родителей и еще больше нагрузить семейный бюджет. Экономические издержки, связанные с тем, что огромное число людей либо больше не приходит на рынки высоквалифицированной рабочей силы в дорогих для жизни прибрежных городах, либо вынуждены эти города покинуть, могут стать катастрофой для долгосрочных амбиций высокотехнологичной промышленности Китая.
Многие работники среднего звена, зарабатывающие 10-20 тыс. юаней (~$1400-2900) в месяц, сообщают, что их заработная плата сокращается вдвое или не выплачивается вовсе в связи с этим кризисом. Конечно, это означает, что многие работники просто уйдут с работы – либо сразу, либо в ближайшие недели и месяцы. Пять социальных страховок, которые работники оплачивают при поддержке правительства, также являются большой проблемой для них, потому что сумма, которую работник должен заплатить, определяется на основе дохода за предыдущий год. В этом году многие люди будут иметь худший доход, чем в прошлом, но по-прежнему столкнутся с высокими расходами на страховку из-за доходов 2019 г.
Также сильно пострадает малый и средний бизнес. Многие закрылись и больше не откроются. Китай проводит централизованную макроэкономическую политику, направленную на стимулирование роста «малых и средних» и «малых и микропредприятий». Совокупное развитие малых, средних и микропредприятий также может быть отброшено на годы назад.
Все это, конечно, окажет огромное влияние на потребительские расходы. Во многих отраслях реального сектора экономики, вероятно, начнется массовое сокращение. Если промышленное производство и будет по-прежнему поддерживать рост совокупного ВВП Китая, то это будет очень низкий показатель роста. Но для многих дезагрегированных экономик, региональных экономик, секторальных экономик, экономик домашних хозяйств и т.д. этот год будет годом экономического спада. Как это отразится на политической легитимности, покажет время.
– Китайские автопроизводители и химические заводы сообщили о большем количестве закрытий, чем другие отрасли. На прошлой неделе ИТ-работники не вернулись в большинство фирм. Судоходные и логистические компании сообщили о более высоких показателях закрытия, чем в среднем по стране. Как вы думаете, последствия такого серьезного сбоя в работе будут ощущаться в глобальных цепочках поставок автозапчастей, электроники и фармацевтики через несколько месяцев?
– Это повлияет на силу экономического развития китайской нации. Трудящиеся-мигранты, дешевая рабочая сила, а также сельская и городская рабочая сила – все это внесло огромный вклад в проект индустриализации Китая. Внутренняя миграция, происходившая в рамках экономической модели Льюиса и обеспечивавшая дешевые производственные ресурсы, стала тем, что сделало распространение вируса столь быстрым во время каникул по случаю весеннего фестиваля – крупнейшей ежегодной миграции людей на планете. Однако остановка этой миграции может сломать трудовую машину, которая управляет хорошо отлаженной производственной системой Китая. Если эти трудовые мигранты решат остаться дома, бросить свою нынешнюю работу из-за невыплаченной заработной платы и вообще не выходить на рынок труда в течение нескольких месяцев или даже до конца года, то основное фундаментальное преимущество, которое было у Китая, исчезнет.
Партийная риторика полна восхваления ценностей Рабочего, но, конечно, весь период реформ был упражнением в эксплуатации труда в самых грандиозных масштабах, которые когда-либо видел мир. В рамках Листианской модели национальной стратегии экономического развития в качестве приемлемого компромисса в азиатском опыте часто рассматривается принесение в жертву одного поколения работников, с тем чтобы будущие поколения в рамках одной экономики могли достичь индустриализации. В Южной Корее, например, поколение с 1960 по 1990 г. испытывало огромные трудности в процессе индустриализации, чтобы страна могла модернизироваться. В этой логике есть что-то от Листа, что-то от Гамильтона и что-то от Эрхада. Так же и в Китае призыв к национальным жертвам ради большей модернизации имел смысл для большинства людей: «все разбогатеют, но кто-то должен разбогатеть первым» и «побережье в долгу перед внутренними районами».
Но на то, чтобы достичь этой цели, есть приблизительно 30 лет. Западная Германия, Япония, Южная Корея, Тайвань – все они перетерпели 30-летнюю жертву одного поколения, и это сработало. Напротив, Казахстан, вероятно, собирался использовать эту модель индустриализации, но у них было 30 лет трудностей, и они все еще не смогли индустриализироваться.
Китай находится на полпути между ними. Трудовые жертвы были огромны, и некоторые прибрежные города имеют потрясающую промышленную инфраструктуру, а результаты школьного образования там оцениваются как лучшие в мире. Но внутренние районы страны остаются бедными, развитие сельских районов застопорилось, и многие районы Китая сейчас так же неразвиты, как и сорок лет назад, в начале того, что Си Цзиньпин в своей риторике ретроспективно назвал «эпохой реформ».
Политический механизм, стоящий за периодом экономического роста Китая, можно назвать «Эрхадской сделкой», по имени министра экономики Западной Германии в годы послевоенного восстановления. Когда аналитики говорят о «Восточноазиатском чуде», Корейском «чуде на Хань» или «китайском экономическом чуде», они почти всегда невольно ссылаются на оригинальное чудо Эрхада. Политическая легитимность этой «Эрхадской сделки», однако, заключается в достижении индустриализации в течение одного поколения. Эта легитимность в Китае сейчас подвергается испытанию: «почему мы должны снова работать на вас?» – это вопрос, на который Коммунистическая партия Китая должна быстро дать готовый ответ.
Китай действительно не может пойти на попятную и попросить сельских трудовых мигрантов принести еще одну жертву ради национального проекта. Они уже принесли своих сыновей и дочерей в жертву борьбе за индустриализацию.
Экономическое развитие, которое должен был принести 30-или 40-летний модернизационный проект, – это основа легитимности партии. 2021 г. – ключевой для этого. Предполагается, что 2021 г. будет годом, когда Китай выполнит «Эрхадскую сделку»: умеренно процветающее общество по материальным стандартам. Но экономический спад сейчас и выход из проекта рабочей силы мигрантов из села может отбросить проект на много лет назад. Если структурные элементы труда выпадают, их нельзя просто взять и восстановить, все равно что снова включить машины на фабриках.
Перед Китаем уже стояла огромная задача преобразования экономики в такую, которая была бы ориентирована на импорт, потребление, производство прямых иностранных инвестиций и переход от низких к высоким технологиям. Это был бы экономический пируэт высочайшей ловкости даже в относительно хорошие экономические годы. Достижение такой цели в этот год экономического роста и кризиса рабочей силы, когда на горизонте уже маячит долговой кризис, кажется слишком далеким шагом.
– Говорят, что вспышка коронавируса в китайской экономике гораздо серьезнее, чем сейчас признают рынки. Экономика Китая больше пострадает от коронавируса, чем от торговой войны, считают аналитики. Что вы об этом думаете?
– Риск для цепочек поставок является хорошей возможностью для мировой экономики, поскольку мировая экономика находилась в процессе «отделения» от китайской в течение последних четырех или пяти лет. Таким образом, риск, которому вирус подверг цепочки поставок из Китая, только усилил это, поощряя диверсификацию от Китая и к новым развивающимся экономикам.
Кроме того, учитывая продолжающуюся торговую войну с Соединенными Штатами, которая теперь перерастает в информационную войну, глобальная диверсификация рисков в цепочке поставок, вероятно, принесет плюсы в долгосрочной перспективе. Это также соответствует промышленной политике Китая по переходу к высокотехнологичным отраслям, поэтому Китай может не слишком беспокоиться об уступке некоторых цепочек поставок для низкотехнологичных производств развивающимся экономикам, особенно если это происходит в линейной иерархии экномик «Пояса и пути».
Однако на глобальном уровне это очень печальный аспект экономической войны, в которую вовлечены Китай и Соединенные Штаты. Это должно быть временем гуманности, глобальных усилий по решению кризиса здравоохранения. Вместо этого мы увидели, как цепочки поставок медицинской и фармацевтической продукции были превращены в оружие, а Китай угрожал ограничить доступ Соединенных Штатов к медицинским поставкам. Продолжающиеся переговоры о пересмотре торговых отношений означают, что многие области, которые уже должны быть открыты для сотрудничества, вместо этого заблокированы с двух сторон.
Международные защитные меры в области здравоохранения в рамках ВОЗ также оказались под угрозой из-за того, что национальные интересы Китая превалируют над объективностью международной системы. И без каких-либо глобальных институтов, возвращаясь к двусторонним методам, в то время как Китай и Соединенные Штаты превращают институты торговли, промышленности и инвестиций в оружие, мы вступаем в мир, где сдерживание, смягчение и излечение вируса и его последствий, вероятно, будут использоваться в агрессивных целях. Когда мир будет нуждаться в комплексных системных ответах как на вирус, так и на [проблемы в] экономике, мы, вероятнее всего, увидим глупые и ребяческие попытки сторон добиться превосходства друг над другом.
Поэтому, в конечном счете, торговая война и лежащее в ее основе изменение институтов международной торговли наносят Китаю больший ущерб, чем эта вспышка COVID-19.
Вирус – это циклическая проблема, которая испытывает пределы системы здравоохранения и экономики. Но торговая война – это структурное изменение глобальных институтов. Вирус подобен провальному результату в игре, но торговая война – это прекращение одной игры и переход к совершенно новой. Риск, связанный с этим, огромен, и, судя по тому, что мы наблюдали в инициативе «Пояса и пути» и в торговых войнах Соединенных Штатов, я думаю, что риск потерь для Китая от этих институциональных изменений будет больше, чем от вируса.
На глобальном уровне – как мы надеемся, в вакууме, созданном Соединенными Штатами и Китаем – Европейский Союз сможет продемонстрировать некоторое глобальное лидерство. А для евразийских экономик сильный ответ Европейского Союза на экономические последствия вируса мог бы смягчить игру с нулевой суммой, которую представляет собой китайско-американская торговая война, разыгрываемая в рамках глобального кризиса общественного здравоохранения.
– Какова ситуация с прямыми иностранными инвестициями в Китае? Есть ли отток иностранных инвестиций из Китая?
– Я думаю, что более важный вопрос заключается в том, как этот экономический кризис повлияет на исходящие инвестиции Китая. Например, ПИИ из Китая в Африку являются огромным потенциальным источником роста мировой экономики. Сокращение в Китае будет означать, что китайский капитал будет меньше искать новые горизонты для возврата инвестиций. Это означает меньший приток ПИИ в развивающиеся страны и меньшие инвестиции в основной капитал, из которых реальные продукты поступали бы в глобальные цепочки поставок.
До сих пор большая часть китайских ПИИ направлялась в фиктивные проекты тщеславия в рамках инициативы «Пояс и путь». Все более вероятно, что инициатива «Пояс и путь» не будет оправдывать даже ожидания самого Китая. Поскольку она, судя по всему, в любом случае провалится, дополнительное давление внутреннего экономического спада, вызванного COVID-19, означает, что будет меньше капитала, доступного для инвестирования в зарубежных странах.
Эти инвестиции еще и близко не достигли своего предела. Но существовал огромный потенциал для того, чтобы эти инвестиции в промышленное производство, инфраструктуру и заводы по производству машин и оборудования могли трансформировать экономику стран-реципиентов. Эти китайские исходящие ПИИ направлялись в Восточную Африку и в меньшей степени в страны Ближнего Востока и Центральной Азии. В Восточной Африке, в частности, было действительно похоже, что они могли бы помочь запустить индустриализацию в Эфиопии, Кении и Танзании.
А на Ближнем Востоке китайские инвестиции в Израиль, Оман, Иран, Саудовскую Аравию и в Центральную Азию, особенно в Казахстан и Узбекистан, казалось, изменят промышленные схемы центральноазиатских экономик и заполнят отраслевые ниши в ближневосточных экономиках. [Сейчас] все это выглядит сомнительным, поскольку замедление темпов роста в Китае приведет к истощению средств, которые были предназначены государственно-капиталистической системой для инвестиций в зарубежные страны.
Что касается ПИИ, покидающих Китай в результате COVID-19, я подозреваю, что именно фирмы, которые уже были на грани из-за наметившегося экономического спада и институциональных факторов торговой войны с Соединенными Штатами, будут в конечном итоге доведены этим дефицитом рабочей силы и рисками управления цепочками поставок до того, чтобы покинуть Китай. Однако вывод ПИИ или отмена запланированных новых ПИИ – это серьезное структурное решение со стороны фирм: никто не может просто свернуть фабрику и уйти по своей прихоти. Таким образом, если существует много проблем с ПИИ, связанных с COVID-19, то они, вероятно, являются запоздалым ответом на существующие среднесрочные и долгосрочные трения, которые обострились в краткосрочной перспективе из-за воздействия вируса на экономику.
– Как вы знаете, вспышка коронавируса зафиксирована и в США. Как коронавирус повлияет на американскую экономику и торгово-экономические отношения Вашингтона со странами-партнерами?
– COVID-19 станет глобальным экономическим событием. И аналитики, политики и средства массовой информации должны быть готовы к этому вторичному, параллельному повествованию. Эбола всегда была лишь проблемой политики в сфере общественного здравоохранения, но COVID-19 уже доказал на базе китайской экономики, что его влияние будет ощущаться во всем огромном массиве отраслей промышленности по всему Китаю, в Восточной Азии и по всему миру.
Последней экономической катастрофой мирового масштаба стало закрытие региона Ломбардия в Италии. На этот регион приходится 40% ВВП Италии. И то, что мы видели и в Китае, и в Италии, скорее всего, будет воспроизведено в ряде стран, регионов, секторов и отраслей по всему миру.
Очевидно, что такие простые вещи, как отмена спортивных мероприятий в Италии, оказывают огромное влияние на совокупное потребление, что, в свою очередь, означает, что розничные торговцы и поставщики услуг внезапно сталкиваются с огромными экономическими препятствиями, чтобы остаться в бизнесе. Как только эти предприятия начинают объявлять дефолт по долгам или принимают решение о закрытии, экономические последствия начинают сказываться на банках и экономике в целом.
Для хорошо функционирующих экономик с обилием инструментов, готовых справиться с таким острым кризисом спроса, как этот, все может быть не так плохо. Но для стран еврозоны, которые уже находятся в тупике с точки зрения вариантов денежно-кредитной политики и бюджетного дефицита, речь идет об острой нагрузке на инструменты государственного финансирования и в более широком смысле – макроэкономическую политику.
На этой неделе это Италия, но вскоре Франция, Испания, Греция и Германия столкнутся с аналогичной экономической инфекцией коронавируса.
В Китае последствия коронавируса для здоровья и экономики стали серьезным испытанием легитимности руководства Коммунистической партии. В Европе также возникнет огромная нагрузка на экономические институты ЕС, однако Европа находится в лучшем положении, чтобы принять политический удар, чем Китай.
Для Соединенных Штатов сдерживание распространения инфекции уже провалилось, и кажется, что это лишь вопрос времени, прежде чем эпидемия распространится там. Я немного более оптимистичен в отношении экономической реакции Соединенных Штатов, хотя бы потому, что структурно экономика более распределена, чем в Китае.
Вспомните о федерализме и сильных местных органах власти в сочетании с географией Соединенных Штатов. Это означает, что есть много регионов, которые могут стать очагами экономической активности, которые могли бы продержаться и продолжать производство в кризис. В Италии, если Ломбардия закроется, вся страна окажется в беде. Но Соединенные Штаты могли бы изолировать целый штат и при этом эффективно управлять национальной экономикой.
Согласно аналогичному анализу, гораздо большая часть экономического продукта Соединенных Штатов поступает от работников сферы коммуникаций и высоких технологий, что означает, что самоизоляция или региональные карантины не могут столь же сильно замедлить производительность. В развитых постиндустриальных экономиках, таких как США и Западная Европа, все больше рабочих могут работать с помощью компьютеров и интернета, и поэтому экономический спад, скорее всего, не нанесет им такого ущерба, как экономике обрабатывающей промышленности, подобной Китаю.
Правила комментирования
comments powered by Disqus