Выступление президента Токаева 19 мая на онлайн-заседании Высшего Евразийского экономического совета, на котором он предложил отложить подписание «Стратегии развития Евразийской интеграции до 2025 года» до очной встречи, практически все казахстанские СМИ и интернет-сообщество встретили с явным одобрением. Восприняли, однако, с упором не на перенос, а на отказ от подписания стратегии, дескать, наш президент опять вдохнул в нас надежду. Нет, прямых призывов вовсе выйти из Евразийского экономического союза в откликах топовых казахстанских политологов и экономистов и просто активистов Фейсбука не прозвучало, но фоном явно транслировалось: зачем Казахстану столь невыгодный союз с Россией, и хорошо бы, чтобы он как-нибудь сам распался.
На самом деле в своем выступлении президент Казахстана обозначил, что евразийское направление – ключевой приоритет и основной фактор посткризисного восстановления экономики. И это точно не политес, а прямая констатация его позиции, к чему нам и добавить нечего. Однако давайте представим, что Казахстан действительно вышел из Евразийского союза, спокойно и при обоюдном согласии участников, или самого Евразийского союза просто не существовало.
Допустим, что после этого правительство РФ не предложило продавать всю экспортируемую в Европу нефть и металлы прямо у себя на границе или искать обходные пути. И даже не повысило тарифы для пропуска нашего сырьевого экспорта (он, кстати, не наш, а американских и европейских компаний) через свои трубопроводы, железные дороги и портовые терминалы, не стало хотя бы квотировать обслуживание фактических конкурентов. Предположим, что Казахстан спокойно покинул ЕАЭС.
Итак, от чего же освободится и что приобретет Казахстан в случае счастливого исполнения чаяний сторонников «исключительно суверенного развития» нашего государства?
В том-то и дело, что ни от чего не освободится и ничего не приобретет.
Чем недовольна и на что более всего жалуется казахстанская сторона при взаимодействии на, считается, общем экономическом пространстве? На то, что российские компании действуют на казахстанском рынке свободно, а вот казахстанским предпринимателям в России трудно пробиться. Дескать, Евразийская экономическая комиссия (ЕЭК) утвердила такие стандарты качества продукции, которые по силам только крупным и продвинутым компаниям, а вот нашим мелким производителям до них не дотянуться.
Однако вряд ли стоит надеяться, что в награду за освобождение места в Евразийском союзе специально для Казахстана будет выделен коридор для экспорта на российский рынок товаров качеством пониже. Как не стоит ждать и выходной премии в виде российских или белорусских инвестиций в расширение мощности и повышение качества казахстанских производителей, работающих на евразийский рынок.
Кстати, казахстанский экспорт в Россию почти в три раза меньше, чем поставки российских товаров и услуг в Казахстан. Прошлый 2019 год, например, дал такие результаты: экспорт Казахстана в РФ – 5,5 млрд долларов, импорт из России – 14 млрд. Итого сальдо торгового баланса для казахстанской стороны ушло в минус на 8,5 млрд долларов.
Конкретно, тот год, вполне еще благополучный по нефтяным ценам и эпидемической ситуации, уже принес минус 5,5 млрд долларов текущего счета всех внешнеэкономических операций, – и не будь у нас торгового перекоса именно с Россией, с курсом тенге, с бюджетом и вообще с макроэкономикой все было бы гораздо лучше. Поэтому печалится стоило бы не столько о том, как трудно нашим производителям приходится на рынках России, сколько о нехватке потенциала по заполнению хотя бы рынка собственного.
Нет, конечно, ждать, что партнеры по ЕАЭС вдруг начнут тратить свои ресурсы на развитие в Казахстане импортозамещения, лишь бы мы не уходили, не приходится. Но кто сказал, что отказ от евразийской интеграции освободит наш производственный потенциал для новых свершений на своем рынке и на рынках третьих стран?
Печальные песни, насколько нам не выгодно участие в Евразийском союзе, отражают правду жизни и исполняются в традиционном для наших краев стиле «что вижу, то и пою». Да, положение Казахстана в Евразийском экономическом союзе пока для нас невыгодно – в силу сегодняшнего фактически только торгового формата ЕАЭС, и в силу нашей неспособности успешно торговать чем-либо еще, кроме природного сырья, которого и в той же России достаточно.
Однако вне ЕАЭС та же самая невыгодная для нас торговля станет невыгоднее вдвойне. При стопроцентной гарантии, что ни отказаться от торгового взаимодействия, ни заменить его каким-то иным, например, китайским, либо невозможно, либо это будет означать еще большее усугубление нашего придаточного положения.
Однако ставить самих себя в центр признания такого положения вещей, значит признавать и то, что шанс на исправление своего невыгодного положения может дать только перевод нынешнего просто торгового формата в формат совместного инвестиционного развития. С направлением совместных инвестиций как раз на выравнивание разрыва между промышленным и сельскохозяйственным производством Казахстана по сравнению с Россией и Беларусью. То есть, выступить не просто инициатором более глубокой интеграции, но и, фактически, просителем помощи в ликвидации своего индустриального отставания. В обмен, понятное дело, на передачу на союзный уровень части компетенции.
Но как раз на это у нас в Казахстане – практически единодушный запрет, если брать оглашаемую вслух позицию властей, вкупе с экспертным и общественным мнением, – в той его части, которая активно представлена в СМИ и социальных сетях. Вопрос ставится так: экономическая интеграция, да (а куда деваться), но категорически без политической надстройки и без каких-либо союзных органов.
И это при том, что согласно опросам, существенно большая часть населения выступает за углубление сближения с Россией. Чем объяснить вилку между не слишком оглашаемым мнением основной части общества и активно-публичной позицией тех, кого принято относить к национальным элитам? Наверное, здесь играет роль и этническое наполнение аппарата власти, и экспортно-сырьевая основа национальной экономики, находящаяся, к тому же, в руках американо-европейских компаний.
Если попытаться проанализировать, из чего, собственно говоря, состоит реальный суверенитет государства Казахстан, чем он наполнен и чем ограничивается, придется прийти к выводу, что в основном это только кадровая политика.
Часть госаппарата и стратегического бизнеса только укрепится, если будет армирована неказахскими кадрами, но это вопрос будущего. И евразийского в том числе. Пока же все такие соображения, не произносимые вслух, разумеется, как раз и формируют эдакую половинчатую «элитную» позицию: интеграция только экономическая, без политической. Чего попросту не бывает.
Известно, ведь: чем на себя оборотиться, лучше кумушек считать потрудиться. Пример Украины многому учит, и удивительным образом, сторонники и противники Евразийской интеграции видят в нем свое. Мы же видим, что, убежав от ТС и ЕАЭС и не прибежав в ЕС, развитая республика бывшего СССР элементарно деградирует, уже превращена в плацдарм противостояния и игрушку внешних сил.
Но вот какой психологический момент – обида на Россию и ее существование в качестве главного врага и источника всех неприятностей – сильнейший стимул поддержания политического строя и национальной самооценки на\в Украине. Одно дело признать, что от себя не убежишь, а сама идея стать частью Евросоюза с самого начала характеризовала эдакую инфантильную незрелость как элит, так и значительной массы населения, и другое – списывать все на внешнего врага. Соответственно, надежда на благополучную все же перспективу целиком строится на том, что с Россией должно случится что-то плохое. С чем и живут, и здесь есть некоторая параллель с надеждами и наших противников ЕАЭС.
Между тем, время, особенно подстегиваемое нынешним кризисом, бежит быстро. И хорошо бы, чтобы публичное общественное мнение, всегда и неизбежно отстающее в переваривании и усвоении перемен и вызовов, все же не отстало бы слишком опасно. А потому разговор, чего Казахстан должен добиваться внутри Евразийского союза стоит продолжить.
Правила комментирования
comments powered by Disqus