По сравнению с предыдущими кризисами кризис 2020 года стал для Казахстана более серьезным. Ощущается двойной шок — как со стороны предложения, так и со стороны спроса. Об этом говорит Газиз Сейлханов, советник председателя правления Института экономических исследований.

Особенности «карантинной» экономики

В чем особенность нынешнего кризиса?

— В 2007-2008 годах и даже в 2014, когда нефть падала, мы в большей степени были поражены шоком со стороны предложения. Тогда у нас упали цены на энергоносители и факторы производства. А сейчас, в условиях карантина и пандемии, мы не только останавливаем производство и продажу товаров и услуг, но лишены возможности совершать покупки. В условиях двойного шока требуются краткосрочные меры финансирования, — утверждает эксперт.

Что было сделано?

Сейлханов считает, что текущих антикризисных мер недостаточно.

— 16 и 31 марта государство запустило два пакета антикризисных мер по поддержке малого и среднего бизнеса, а также домохозяйств. Были разговоры поддержать и отдельные отрасли, особо пострадавшие от пандемии. Вводились отсрочки по платежам в банках и по уплате налогов, а на некоторые до конца года вообще были поставлены нулевые ставки.

Вызывает озабоченность, что такие меры могут перейти и в следующий год, так как есть риск повторения пандемии. В таком случае эти меры нужно будет либо продолжать, либо полностью сворачивать. И то и другое опасно. В случае продолжения мы рискуем полностью «съесть» наши «подушки безопасности». Но если полностью остановить поддержку, мы вернемся к начальным точкам кризиса, — отмечает Сейлханов.

Долгосрочные меры

Правительство прогнозирует рост экономики в пределах пяти лет на 3,5%. Но чтобы эти планы сбылись, необходимы структурные реформы, считает экономист. Причем не точечно, а более масштабно. Не рисовать краткосрочные меры, а реализовывать более долгосрочные. Структурные реформы подразумевают диверсификацию экономики, и Сейлханов рекомендует сконцентрироваться на следующем:

• уменьшение зависимости от сырьевого сектора и сектора услуг,
• стимуляция роста производства и обрабатывающего сектора,
• изменение структуры самой экономики, которая сейчас в большей степени зависит от крупных компонентов, чем от частного сектора.

Понимать особенности регионов

— В странах Организации экономического сотрудничества и развития уровень доли малого и среднего бизнеса составляет в среднем 50%. Частный сектор там является устойчивым и долгосрочным драйвером роста — вот к чему нам нужно стремиться.

Далее, нам нужно развивать пространственную диверсификацию. У нас зачастую все экономические ресурсы развиваются в регионах, не обладающих конкурентными преимуществами в той или иной отрасли. Если какой-то регион богат нефтью, нужно сфокусироваться на этом. Нет смысла строить нефтеперерабатывающие заводы там, где приоритетным направлением является сельское хозяйство, — считает экономист.

Результаты не радуют

Отследить, насколько экономика диверсифицирована, можно через «глобальный индекс экономической сложности экспорта стран». Он формируется Гарвардским университетом и Массачусетским технологическим институтом (MIT).

— Если посмотреть на 2009-2016 годы, экономическая сложность в Казахстане падала. Мы все больше и больше концентрировались вокруг сырьевого сектора, и наш экспорт становился все менее сложным

В его структуре более 60% составляет нефть, 10-20% — металлы, а все остальное продукты обрабатывающего сектора. Такой уклад надо менять, улучшая качество, эффективность и технологичность производства.

Успешный опыт в этом направлении можно перенимать у Южной Кореи, Сингапура и Чили. Чили, кстати, еще лет 10-20 назад никто всерьез не воспринимал, но по структуре экономики эта страна очень похожа на Казахстан. И если мы экспортируем нефть, то Чили в том же объеме медь. В 2010 году там взяли курс на повышение производительности. Для этого создали специальную комиссию, в которую вошли лучшие умы, и начали генерировать структурные реформы — в отличие от реформ, нацеленных на сглаживание временных шоков.

Деньги Нацфонда не помогли

Для справки: когда в 2016 году в связи с падением цен на нефть мы распечатывали Нацфонд, он достигал своего максимального уровня — 77 млрд долларов США.

По отношению к ВВП он тогда составлял примерно 35%. По итогам 2016 года Нацфонд упал до $61 млрд, но соотношение Нацфонда к ВВП по-прежнему осталось на уровне 34-35%

Выходит, деньги мы действительно тратили, помогали экономике и стимулировали ее. Но эффект от этого был ограниченным, а может его вообще не было, — утверждает экономист.

Газиз Сейлханов убежден: если не проводить эффективные реформы, риски для экономики при второй волне пандемии повторятся.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram