Однако отношения в рамках этого геополитического треугольника сложны и многоплановы, особенно в отношении Центральной Азии, ввиду того, что регион непосредственно граничит с КНР и РФ, и какие-либо агрессивные действия любого из внешних акторов приведут к активизации остальных. Поэтому и санкции США в отношении Узбекистанапосле Андижанских событий не носили такой жесткий характер как, например, в случае с Ираном. Кроме того, регион богат углеводородным сырьем, что вкупе с транзитным географическим положением определяет особые геостратегические тактики внешних игроков, сосредоточенные вокруг интеграционных инициатив и проектов строительства трансконтинентальных магистралей.

На этом фоне в отношениях между непосредственными соседями стран региона – России и Китая априори заложен конфликтогенный потенциал, но он носит латентный характер по двум причинам:

• различные тактики вовлечения стран Центральной Азии в зону своих интересов, которые предполагают различные приоритетные сферы воздействия;

• наличие общего противника в лице США.

Метафорично европейские эксперты называют Россию «солдатом поневоле», а Китай – «молчаливым торговцем». В контексте противостояния Соединенным Штатам в данных метафорах прослеживается аналогичное для США и ЕС разделение зон влияния. Находясь по разные стороны баррикад, США и Россия являются сторонниками жесткой силы, ЕС и КНР – апологеты инструментов мягкой силы.

С момента распада СССР Китай стал наращивать двусторонне экономическое сотрудничество со странами региона и уже к 2006 г. превратился в третьего торгового партнера центральноазиатских стран после России и ЕС. При этом экономическая плоскость была той нишей, которую еще не освоили в тот период ни США, ни РФ. Последняя проводила прозападный внешнеполитический курс и фактически прекратила все экономические отношения со странами региона. Предлагаемые США проекты либерализации экономик центральноазиатских стран привели лишь затяжному кризису при реструктурировании или полном разрушении большей части промышленных предприятий советского периода и жесткой зависимости от внешней помощи в свете отсутствия равнозначного российскому вектору торгового потенциала. Кроме того, в начале 1990-х гг. резко обострились внутрирегиональные отношения между республиками, что на фоне экономических систем, являвшихся структурными элементами советской экономики, в основе которой лежал принцип перераспределения ресурсов, товаров и дотаций, привело к необходимости поиска внешнеторгового партнера – поставщика готовой продукции.

В свою очередь, Китай через установление торговых связей со странами региона решает несколько задач, которые условно можно разбить на три категории: в сфере экономики, в сфере безопасности, в сфере геополитических интересов. В сфере экономики КНР обеспечивает рынок сбыта своим товарам и расширяет географию импортных потоков энергоресурсов, что жизненно важно для динамично развивающейся экономики Китая, которая по оценкам экспертов к 2025 г. будет на 65% зависеть от импорта энергоносителей. В сфере безопасности приоритетной задачей является недопущение внешней поддержки сепаратистского движения в СУАР. Геополитические же устремления КНР нацелены на противостояние США и обеспечение себе надежного плацдарма на западных границах. 

США, действуя в русле своей геополитической стратегии «петли анаконды», дестабилизируют внутриполитическую ситуацию в ряде стран Ближнего Востока и Северной Африки, поставки нефти из которых составляют 56% и 27% соответственно в структуре импорта углеводородов Китая, и сужают сырьевую базу экономики Поднебесной. Кроме того, официальный Вашингтон объявил о новой инициативе Транстихоокеанского партнерства, предполагающей создание зоны свободной торговли в АТР. Следовательно, под угрозу ставятся и поставки нефти в Китай из этого региона (Индонезии). В итоге, представляется, что Пекин будет только форсировать динамику развития экономических отношений со странами ЦА. 

Такое развитие событий может привести как к усилению сотрудничества между Россией и КНР, так и эскалации их соперничества в регионе. Внешне в 2012-2013 гг. в свете охлаждения российско-американских отношений Пекин и Москва демонстрируют наращивание потенциала сотрудничества (первый свой визит в качестве председателя КНР Си Цзиньпин совершил в Москву, недавно прошли совместные российско-китайские военные учения на Дальнем Востоке), что вызывает внешне негативную реакцию США. 

Однако вполне вероятно, что США намеренно создают условия для усиления влияния Китая в ЦА, поскольку это не может не задевать интересы России. А при столкновении двух гигантов, победителем может стать арбитр и сценарист этого столкновения – США. Так, в рамках ШОС отчетливо заметны определенные расхождения между Пекином и Москвой. Последняя настаивает на усилении военного потенциала организации (инициатива создания на базе РАТС центра по противодействию угрозам безопасности стран-участниц ШОС) и пытается сдерживать интенсификацию экономического сотрудничества в рамках ШОС (инициативы КНР создания зоны свободной торговли, специального счета и банка ШОС), в котором КНР будет главным инвестором и торговым партнером центральноазиатских стран, что усилит ее авторитет как на уровне организации, так ирамках двусторонних отношений, которым Пекин уделяет особое внимание. Значительные финансовые ресурсы позволяют Китаю выстраивать торгово-инвестиционные связи со странами региона на двусторонней основе без жестких гарантий и обязательств, что выгодно отличает его как от США, так и от России. Кроме того, КНР, являющаяся одним из основных торговых партнеров ЕС, активно участвует в проектах программы Центрально-Азиатского регионального экономического сотрудничества (CAREC), нацеленных на создание сухопутных торговых путей между Юго-Восточной Азией и Европой в обход РФ, что позволяет Пекину решить комплекс задач, связанный с ЦА: обеспечение экономического роста и соответственно стабильности западных провинций (СУАР), формирование рынка сбыта своим товарам на пространстве от ЦА до ЕС, получение доступа к природным ресурсам региона ЦА.

В свою очередь, Россия стремится, прежде всего, усилить свое военное присутствие в ЦА через механизмы ОДКБ (военные базы в Таджикистане и Кыргызстане, перевооружение армий обеих республик). С одной стороны, это позволяет сдерживать США в регионе, с другой – гарантирует возможность создать противовес экономическому влиянию КНР. Инициируемые же Москвой евразийские проекты (ЕврАзЭС, Таможенный союз, ЕЭП) в настоящее время находятся на начальном этапе развития, тогда как двусторонние отношения стран ЦА с КНР имеют двадцатилетнюю историю, что отражается и на экономических показателях. Так, товарооборот между участниками Таможенного союза – Казахстаном и Россией в 2012 г. вырос только на 6.8%, а между Казахстаном и Китаем – на 25%. 

Вместе с тем, РФ, реагируя на американский проект «Нового Шелкового пути» и европейско-китайский CAREC, закладывает основу схемам евразийского сухопутного транзита. В частности, после бишкекского саммита глав правительств ШОС в декабре 2012 г., на котором Кыргызстан лоббировал идею финансирования странами-участницами ШОС железной дороги «Китай – Кыргызстан − Узбекистан», на неофициальном саммите глав государств-участниц ОДКБ была озвучена инициатива строительства железнодорожной магистрали «Россия  Казахстан – Кыргызстан – Таджикистан». При этом тип организаций, в рамках которых эти инициативы озвучивались, отражает тактики вовлечения стран ЦА в зоны интересов России и Китая, «солдата поневоле» и «молчаливого торговца».

Однако, в целом, учитывая те соглашения и документы, которые обсуждались в июле 2013 г. на заседании Совета министров иностранных дел ШОС, предстоящий вывод войск международной антитеррористической коалиции из Афганистана и набирающее обороты сотрудничество Узбекистана с США на фоне напряженных российско-американских отношений, представляется, что намеченный на сентябрь 2013 г. саммит глав-государств организации станет саммитом российско-китайского компромисса.С одной стороны, ожидается подписание Бишкекской декларации, в которой будет отражена позиция стран-участниц относительно ситуации в Афганистане, событий в странах Ближнего Востока и Северной Африке, а также Иранской ядерной программы, и которая, вероятно, может стать логическим продолжением Астанинской декларации 2005 г., объявляющей регион зоной, свободной от американского военного присутствия, и подчеркивающей значимость ШОС в поддержании региональной стабильности и безопасности. С другой стороны, на саммите планируется утвердить соглашение по сокращению торговых барьеров для грузовых перевозок между странами-участницами организации, который вкупе с дальнейшими обсуждениями планов создания банка и фонда ШОС, может заложить основу еще одного регионального интеграционного проекта − российско-китайского − наряду с имеющимися американским и европейско-китайскими инициативами.

Россия не может полностью остановить экономическое проникновение КНР в регион, поэтому на саммите, вероятнее всего, будет лоббировать предложение формирования банка и фонда ШОС на основе капитала Евразийского банка развития, что, с одной стороны, отчасти удовлетворит экономические притязания в ЦА Китая, с другой стороны, позволит Москве держать «руку на пульсе». Кроме того, учитывая заявления Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана на заседании глав правительств стран-участниц ШОС, вопросы финансово-экономической помощи и строительства транспортных магистралей для них играют первостепенную роль, и если эти вопросы не будут решены на уровне ШОС или евразийских структур, то ими будут заниматься в двустороннем формате (или с КНР или с США). Принимая во внимание ограниченность финансового потенциала РФ, ШОС в этом отношении выглядит наилучшим выходом.

Такой расклад карт, предлагаемый Россией, может вполне устроить и КНР. С одной стороны, Пекин сохраняет с РФ единую позицию по ряду важнейших геополитических проблем, что не позволяет Западу ее игнорировать. С другой стороны, задача обеспечения военной безопасности региона остается в ведении России, что создает условия для дальнейшего наращивания экономического присутствия в ЦА и избежать обвинений в планомерной экспансии на фоне сотрудничества с Россией. Вместе с тем, у Китая появляется возможность сосредоточиться на Азиатско-Тихоокеанском регионе, где нарастают противоречия с Японией – главным союзником США в регионе. 

В свою очередь, центральноазиатские страны, во-первых, получают гарантии поддержки в случае отказа сотрудничать с США, во-вторых, массированную финансово-экономическую помощь. В этом отношении особую позицию занимает только Узбекистан, участие которого в организации детерминировано, прежде всего, экономическими перспективами сотрудничества с КНР, о чем свидетельствуют его отказ от участия в военных учениях ШОС в 2012 г. и отсутствие его экспертов в обсуждении предстоящих в сентябре 2013 г. учений «Стихия – 2013» в Кыргызстане.

Таким образом, в настоящее время отношения КНР и России на геополитическом пространстве Центральной Азии носят двойственный характер. С одной стороны, оба государства нацелены на сотрудничество, используя различные сферы для распространения своего влияния, ввиду присутствия в регионе третьего игрока – США, которые проявляют явно гегемонистские устремления. С другой стороны, экономическое усиление Китая в ЦА не может не затрагивать региональных интересов России. Доминирование в военной сфере на фоне социально-экономического кризиса, переживаемого странами региона, не может стать единственной основой долгосрочного присутствия РФ в регионе. Вместе с тем, для России достаточно трудно конкурировать с Китаем в сфере экономики. Тактика КНР по экономической привязке региона на основе двустороннего сотрудничества выглядит более привлекательной, нежели предлагаемые Россией экономические интеграционные проекты, сопряженные с обязательствами и гарантиями стран-участниц в свете отсутствия у Москвы такого финансового резерва как у КНР. Кроме того, необходимо учитывать и «потерянное десятилетие» 1990-х гг., когда Россия фактически прервала все торгово-экономические связи с центральноазиатскими странами, и отсутствие опыта владения механизмами мягкой силы, о необходимости использования которых было указано лишь в 2013 г. в Концепции внешней политики РФ.

Между тем, представляется, что эта игра интересов могла бы продолжаться еще длительный период российско-китайских отношений и привести к достижению взаимовыгодного, нацеленного на долгосрочную перспективу компромисса. Однако такое развитие событий противоречит интересам в регионе США. Учитывая сложность геостратегического положения ЦА (близость КНР и России), которую часто сравнивают с Балканским полуостровом – «пороховой бочкой» Европы, США не могут использовать прямые силовые меры, как в случае с Югославией. Механизмы мягкой силы (демократизация политических систем и либерализация экономик) практически в полной мере доказали свою эффективность только в КР. В этой ситуации наилучшей тактикой представляется столкновение двух потенциальных соперников: США намеренно подталкивает КНР к усилению своих позиций в ЦА, которая является зоной традиционных интересов РФ, дестабилизируя обстановку в странах Ближнего Востока и в Северной Африки, которые обеспечивают более 80% импорта углеводородов Китая, и поддерживая через МВФ и Всемирный банк проекты программы CAREC. Последнее, с одной стороны, позволяет содействовать экономическому развитию своего трансатлантического союзника – ЕС, с другой – на фоне инициирования программы Транстихоокеанского партнерства развернуть Китай в сторону ЦА и стать камнем преткновения на пути импорта Китаем энергоносителей из России.

Ввиду этого, в целом, перспективы развития китайско-российских отношений в регионе ЦА в русле сотрудничества зависят от того пространства для маневра, которое еще сохраняется между ними, и которое позволяет им находить компромиссные решения и точки пересечения интересов, не препятствующие достижению ими своих геостратегических целей.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram