Противоречия внутри «Талибана» (запрещен. в РФ организация) в СМИ чаще всего упрощаются до рассказов о «повздоривших лидерах», которые скоро начнут в и так нестабильном Афганистане междоусобные войны. Востоковед, профессор СПбГУ Александр Алексеевич Князев объясняет, что фрагментация талибов имеет более глубокие причины и такие же серьезные перспективы. В материале для Ia-centr.ru эксперт рассказывает – как история, этнический, племенной и религиозный факторы складывали год за годом «линии раскола» внутри «Талибана», и что это означает для будущего талибов в Афганистане.
Источник: Разделенный «Талибан»*: Этносы и племена, противоречия, лидеры
Самое актуальное событие, доказавшее реальную фрагментацию «Талибана», – решение по новому правительству Афганистана. Почему? Разберем по порядку.
Непуштуны в новом правительстве Афганистана
Объявленный состав правительства нельзя назвать не то, что «коалиционным» (о чем шла когда-то речь на переговорах с международными посредниками), но и даже «инклюзивным» (включающим представителей основных этносов Афганистана).
Все новые министры Афганистана – представители движения «Талибан», за рамками этого движения в нем не представлены ни национальные, ни конфессиональные меньшинства страны.
Участие в правительстве то ли трех, то ли четырех таджиков и одного узбека никакой критики не выдерживает, инклюзивности явно не подразумевает и носит скорее имитационный характер.
Мавлави Абдул Салам Ханафи, этнический узбек из провинции Джаузджан, назначенный вторым заместителем главы правительства, занимал пост министра образования еще в правительстве талибов* в 1990-е годы. Бадахшанский таджик Кори Дин Мохаммад Ханиф был министром планирования и высшего образования в тот же период. Родом из Бадахшана и назначенный министром связи Мавлави Наджибулла Хаккани, которого иногда называют таджиком, хотя и вызывает сомнения его имя, которое может указывать как на пуштунское происхождение, так и на родство с известным свои радикализмом пуштунским кланом Хаккани.
Наконец, наиболее яркий представитель непуштунских талибов*, таджик Кори Фасехуддин, назначенный сейчас начальником генерального штаба, еще в 2013 году стал теневым талибским губернатором Бадахшана и главой провинциальной военной комиссии талибов*.
Есть непуштуны и ниже уровнем в сегодняшней талибской административной иерархии, например, уполномоченный выступать от имени талибов, член комиссии по культуре «Талибана»*, этнический узбек Энамулла Самангани… Тенденция вводить непуштунов в руководство, на губернаторские, министерские и подобные им посты прослеживается в «Талибане»*, по крайней мере, с осени 1998 года, – такие выдвиженцы были полезны особенно на севере, в районах преобладания национальных меньшинств. Тогда же в «Талибан»* были вовлечены перебежчики из шиитской партии «Хезби Вахдат» и некоторые соратники генерала Абдул Рашида Дустума, среди чиновников тогдашнего «Талибана»* встречались и туркмены... Первый же занявший высокое положение в «Талибане»* непуштун, Мавлави Абдул Ракиб, узбек из провинции Тахар, оказался в рядах талибов еще в далеком 1994 году…
Впрочем, участие определенного непуштунского сегмента в «Талибане»* вовсе не означало и не означает того, что это движение носит общенациональный характер или не является в своей основе националистическим пуштунским.
Конечно, талибы всегда отвергали приоритет этнического начала в своем движении: «Так как движение «Талибан»* состоит из моджахедов со всего Афганистана, люди образуют свои региональные объединения, и какой язык считается главным на этой территории, на том и говорят управляющие этим регионом. Не возлагается обязанность на талибов говорить на пушту только потому, что я говорю на нем: это [обвинения в национализме] очередная провокация со стороны Америки, ISI или террористов против нас», – заявлял еще тогда мулла Мохаммад Омар. Все вышеперечисленные новые министры могут быть отнесены к ветеранам талибского движения, чья связь с соответствующими общинами – таджикской, или узбекской, более чем сомнительна. На этом фоне вопрос женского участия в новом правительстве «Талибана»* звучит риторически, его можно считать отложенным на непонятную перспективу…
Определенную лазейку, оставляющую некий минимум надежд на достижение декларируемой инклюзивности, дает тот факт, что все назначенные правительственные чиновники имеют статус «сарпараст», что аналогично «исполняющему обязанности». На фоне критики объявленного состава правительства и спикеры талибов стали акцентировать внимание на переходном статусе этого кабинета. Однако точно такая же картина существовала и в первый период прихода талибов к власти. Тогда ротация высших чиновников талибской администрации происходила достаточно быстро. Поэтому многие лица быстро покидали свои посты и переходили на другую работу.
Вероятные ротации в нынешнем правительстве совсем не обязательно говорят о намерении сделать правительство более представительным.
Духовная миссия во власти
Скорее всего, можно будет говорить о преобладании в будущих правительствах Афганистана теократического компонента. Независимо от кадровых изменений, большинство высших постов в руководстве страной при «Талибане»* занимали и будут занимать лица, имеющие духовные звания, что, в общем-то, логично для декларируемого «эмирата».
Приверженность талибов* деобандийской школе суннитского ислама сама по себе подразумевает подчиненность государства схемам, исходящим от религиозных авторитетов. Традиция вмешательства духовных авторитетов в политику не только в Афганистане, но и в большом регионе Центральной и Южной Азии окончательно утвердилась в местном ханафитском мазхабе и под сильным влиянием суфийских структур, в частности, накшбандизма. Еще в XV веке, немалую роль, в частности, играл в этом известный шейх из Самарканда Ходжи Ахрор, все происходило под девизом: «Чтобы исполнять духовную миссию в мире, необходимо пользоваться политической властью».
Деобандское движение родилось в Индии и особенно активно стало влиять на афганское общество в начале XX века. Тарикат ал-Накшбандийа с его представлениями о единстве религии и политики оказался быстро востребован в Афганистане. Идеи накшбандизманаложились на афганские реалии взаимодействия светского и духовного компонентов. Деобандская традиционалистская школа призывала к укреплению патриархальных этических норм, не допуская чрезмерной концентрации власти и собственности в одних руках, что отвечало настроениям большой части рядовых верующих. Многие из этих постулатов и сегодня вовлекают в движение «Талибан»* выходцев из бедноты, жаждущих социальной справедливости и склонных к традиционализму.
Три англо-афганские войны, каждый раз вызывавшие бурную религиозную реакцию, послужили первопричиной усиления исламского радикализма в Афганистане. Традиция участия духовенства в политической жизни (и обязательного присутствия в политической идеологии религиозного компонента как доминирующего), заложенная в ходе англо-афганских войн, постепенно и привела к формированию основ фундаментализма, носители которого впоследствии всегда чрезвычайно быстро превращались в мощную и прекрасно организованную политическую силу.
Существующий раскол в руководстве движения – многоуровневый, анализ происхождения функционеров высшего уровня показывает, например, наличие раскола по родоплеменному происхождению.
Дуррани, гильзаи, включая и клан Хаккани
Вообще, пуштуны подразделяются на два основных крыла: дуррани и гильзаи, существует также группа племен, не входящих в эти два объединения. Сегодня это, например, министр иностранных дел Амир Хан Муттаки, происходящий из кочевого племени кочи…
Конечно, существующая информация о лидерах талибов* обрывочна и не всегда точна, но в черновом исполнении можно представить примерную картину этой дифференциации. Среди известных сейчас фигур, представители племен, входящих в состав дуррани: верховный лидер Хайбатулла Ахундзада, вице-премьер Абдул Гани Барадар, министр культуры и информации мулла Хайрулла Хайрхва.
К крылу гильзаи принадлежат министр обороны, мулла Мохаммад Якуб Муджахед (по другим данным он – дуррани), заместитель главы МИДа Шер Мохаммад Аббас Станекзай, глава министерства природных ресурсов мулла Мохаммад Иса (Эсса) Ахунд, министр водных ресурсов и энергетики мулла Абдул Латиф Мансур. Противоречивы мнения о происхождении главы правительственного кабинета муллы Мохаммада Хасана Ахунда. Зато очевидно присутствие в правительстве представителей относящегося к крылу гильзаи клана Хаккани: глава клана, министр внутренних дел мулла Сираджуддин Хаккани, министр юстиции Маулави Абдул Хаким Хаккани, министр высшего образования Абдул Баки Хаккани, министр по вопросам миграции Халил ар-Рахман Хаккани и, скорее всего, уже упомянутый выше министр связи Мавлави Наджибулла Хаккани.
Клан Хаккани справедливо считается наиболее радикальной фракцией «Талибана»*, существование которой отражает еще один важный раскол среди талибов*: на т.н. «джихадистов» и «традиционалистов». Если традиционалисты в своих идеологических пристрастиях относятся скорее к последователям уже классической Деобандийской школы, то есть к ханафитскому мазхабу, то джихадисты – это результат влияния, привнесенного с арабского Востока салафизма.
В сравнении картина будет такая:
· Деобандизм, несмотря на содержащийся и в нем немалый радикализм, более терпим к местным традициям и обычаям, к суфийскому и так называемому «народному» исламу, распространенному по всему региону в различных проявления.
· Салафизм лежит в основе идеологии большинства известных террористических движений и группировок, включая такие как «Аль-Каида»* и так называемое «Исламское государство»*.
Между этими двумя течениями существуют непреодолимые доктринальные и богословские противоречия. Эти противоречия проявились еще во время войны 1980-х годов против кабульского правительства и контингента советских войск, когда приезжие арабские «добровольцы» пытались учить пуштунов «чистому исламу». Тогда эти религиозные расхождения доходили порой до боестолкновений между арабами и пуштунами, что иногда использовалось и спецслужбами их противников.
Действующий состав непризнанного правительства «Талибана»* принято делить на радикалов и прагматиков (иногда – умеренных), такое деление за небольшими исключениями совпадает с линиями названных расколов. Радикалы – чаще гильзаи и так же чаще джихадисты-салафиты, прагматиков больше среди выходцев из дуррани и традиционалистов. Если дополнить эти характеристики разнообразием мотиваций и внешних ориентаций этих фракций, то становится понятно, что общая фрагментация «Талибана»* имеет не сиюминутные или текущие, но серьезные глубинные причины. Они же будут оказывать серьезное воздействие на дальнейшие процессы в Афганистане.
Деление на радикалов и прагматиков существовало и в «Талибане»* 1990-х годов, тогда смерть лидера прагматиков муллы Мохаммада Раббани в начале 2001 года серьезно ослабила позиции умеренной фракции и привела к тому, что начал формироваться серьезный альянс талибов* с международными террористическими группировками.
В таком контексте появление даже слухов (уже опровергнутых) о ранении и смерти лидера нынешних прагматиков – Абдула Гани Барадара – безусловно, заслуживают пристального внимания. Ведь вождизм, или персонифицированное лидерство, это неотъемлемая часть всей политической жизни Востока.
Правила комментирования
comments powered by Disqus