В Центральной Азии все больше забывают о США — к такому выводу пришли американские эксперты после поездки по региону. «Американского чуда» там не случилось. Взоры местных элит и простого народа все больше обращаются к России и Китаю. Важность России растет в связи с Афганистаном, вокруг которого Москва проводит выверенную и выгодную для себя политику.
Без Соединенных Штатов Россия оказывается более привлекательной, чем Китай
В спальном вагоне поезда Ташкент-Нукус подвыпивший офицер узбекской армии хочет знать, откуда мы. «Англия» встречается недоуменным пожатием плеч. Однако, когда он слышит «Шотландия», его лицо освещается. «Шотландия!» — бормочет он, изображая игру на волынке. «Храброе сердце!» На смеси приличного русского, ломаного английского и оживленной мимики он выражает ту мысль, которую мы слышим снова и снова по всей этой стране: Шотландия для Соединенного Королевства, как Узбекистан для России, — только в случае Узбекистана его независимость была завоевана. Затем, без всякой иронии, офицер достает телефон и показывает нам на его экране портрет президента России Владимира Путина. Он поднимает большой палец вверх. «Путин, я люблю».
Это тем более поразительно, что мы едем в Каракалпакию, один из самых мрачных регионов Узбекистана. Здесь застрявшие на песочных отмелях корпуса ржавых рыбацких лодок и немногочисленные морские ракушки — непреходящее свидетельство бесхозяйственности со стороны Советского Союза, перенаправившего водоснабжение этого района на переразвитую хлопковую отрасль. Городской музей искусств Нукуса, закрытый при коммунизме, изобилует картинами рыбаков на некогда огромном Аральском море, которое в настоящее время превратилось в ничто.
Несмотря на такое наследие российского правления, многие узбеки — а на самом деле, многие жители Центральной Азии — разделяют энтузиазм нашего офицера по отношению к стране, которая когда-то их колонизировала. Но тогда, в тот период, к кому еще они могли обратиться за дружбой?
После двух десятилетий и триллиона долларов, потраченных на войну, Соединенные Штаты, наконец, покинули Афганистан. Соседи Афганистана пристально следят за тем, как завершилась эпоха вмешательства США в Центральной Азии, которая многое обещала, но так и не достигла заявленных целей.
Здесь не будут сильно скучать по Соединенным Штатам. Конец коммунизма должен был открыть новую эру свободы, демократии и процветания, но она оглушительно провалилась на заднем дворе России. Жители Центральной Азии, возможно, и не злятся на Соединенные Штаты, но они определенно разочарованы в них.
За последние два десятилетия война по соседству стимулировала некоторую помощь и инвестиции в регион со стороны США, но в основном в форме обучения войск и получения в аренду военных баз в Казахстане и Кыргызстане. После вывода войск Соединенные Штаты вряд ли будут уделять этому региону много внимания — если только не вмешается Китай. Растущее в Вашингтоне мнение о том, что Пекин является главным противником в следующем десятилетии или даже более отдаленной перспективе, привлекло внимание американцев к крупным инвестициям Китая в Среднюю Азию.
Однако для центральноазиатских государств — Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана — старый оккупант Россия и, во все большей степени, Китай, сейчас представляют собой более заманчивые перспективы, чем Америка. Для элит этих стран Москва и Пекин по своей природе — более привлекательные варианты, чем Вашингтон. В отличие от западных либеральных демократий, Китай редко проявляет интерес к правам человека или «справедливому» государственному управлению и, конечно же, никогда не требует доказательств этого в качестве условия для своих инвестиций.
Для Пекина важна не форма правления того или иного режима, а его политическая устойчивость: пока страна-партнер достаточно политически стабильна с точки зрения Китая для того, чтобы продолжать у себя строительство инфраструктуры и добычу полезных ископаемых и поддерживает КНР на международной арене, китайский истеблишмент вполне доволен.
Как выразился Матье Булег из исследовательского центра Chatham House, любое обсуждение прав человека или демократии — это красная линия, которую Россия и Китай не заинтересованы пересекать. А поскольку либеральные демократии настаивают именно на этих постулатах, то «партнерство с ними может быть для развивающихся государств только отношениями второго уровня, а не настоящими и глубокими связями».
Однако и первоначальный интерес США к Центральной Азии тоже был связан не столько с правами человека, сколько с природными ресурсами. В годы, прошедшие после обретения независимости от Советского Союза, государства Центральной Азии с нетерпением ждали новой прибыльной «Большой игры» в регионе. По оценкам Управления энергетической информации США по состоянию на 2003 год, в Каспийском бассейне имелись от 17 до 33 миллиардов баррелей доказанных запасов нефти и около 7 триллионов кубических метров природного газа, что вызвало большой первоначальный интерес из-за рубежа. Однако этот энтузиазм постепенно угас, поскольку потенциальные инвесторы осознали, что добраться до этих источников энергии будет намного сложнее, чем предполагалось вначале.
«Прогнозы, сделанные в 90-х превосходили то, что было фактически доступно», — сказал Джеффри Манкофф, заместитель директора программы «Россия и Евразия» Центра стратегических и международных исследований (CSIS). Мелководье Каспийского моря означало, что разработки здесь энергоресурсов были чрезвычайно сложными и усугублялись геополитическими барьерами со стороны России и Ирана, которые блокировали строительство трубопроводов, необходимых для вывода запасов из стран, не имеющих выхода к морю, на мировой рынок. Большая часть имеющихся запасов оставалась в руках местных олигархов, которые вполне могли воспользоваться уже существующей инфраструктурой трубопроводов. Новые им были не нужны.
«В регионе возник лишь язык экономических реформ, но под ним ничего не было», — сказал Эдвард Шац, доцент политологии Университета Торонто и автор недавней книги об антиамериканских настроениях в Центральной Азии.
После 11 сентября 2001 года ситуация изменилась. Поначалу по всей Центральной Азии прокатилась волна солидарности с Соединенными Штатами, включая поддержку американского вторжения в Афганистан — в конце концов, у многих из этих стран были свои проблемы с воинствующими исламистами, и они были рады вмешательству Соединенных Штатов в их решение. Но, по словам Шаца, объявление войны Ираку вызвало в регионе недоумение.
А к тому времени, как стала накаляться антииранская риторика Вашингтона, многие в Центральной Азии стали сильно подозревать, что Соединенные Штаты в своей военно-политической линии здесь могут руководствоваться антиисламскими подходами или даже радикальным атеизмом советского образца. Особенно такие настроения стали сильны в Таджикистане, который имеет тесные языковые и культурные связи с Ираном и черпает оттуда всю международную информацию.
И хотя местные олигархи в Центральной Азии в ходе распада СССР выиграли, постсоветские годы глубоко разочаровали простых граждан во всем регионе.
За 25 лет после развала Советского Союза доходы домохозяйств упали на 27% в Узбекистане и более чем вдвое в Таджикистане, Туркменистане и Кыргызстане. В то время как экономики богатых нефтью Казахстана и Туркменистана резко выросли, существует мало свидетельств того, что что-либо из этих богатств доходит до широких слоев населения. С 1990-х годов ожидаемая продолжительность жизни здесь, как и в остальной части Центральной Азии, сильно снизилась, поскольку прекратилось предоставление финансируемых государством услуг здравоохранения и других сетей социальной защиты. Доступ к образованию, транспорту и базовой инфраструктуре также ухудшился.
Брюс Панье, корреспондент Радио Свободная Европа / Радио Свобода в Центральной Азии, который ведет репортажи из этого региона почти 30 лет, разделяет эту точку зрения. По его словам, несмотря на то, что при советской власти «всего было не так много», в целом этого было достаточно, чтобы выжить, и, в частности, в сельской местности имевшиеся ресурсы использовались гораздо лучше. Панье описывает, как советская система требовала, чтобы главы местных администраций обеспечивали вспашку колхозных и совхозных полей, заправку их тракторов бензином и своевременную поставку техники для сбора урожая. Когда это централизованное управление рухнуло, отдельные фермеры остались одни сами разбираться со своими проблемами, чему мешала местная коррупция, которая втягивала их в долги только для того, чтобы покрыть взятки, необходимые, чтобы оставаться на плаву.
Эти трудности нельзя было отнести к цене свободы. Свободных и справедливых выборов пока в регионе мало, и, хотя Узбекистан недавно предпринял шаги по укреплению демократического процесса в стране, даже этот прогресс следует оценивать как медленный, скромный и легко обратимый.
«Люди в начале 90-х считали, что демократия и рынок — единственные средства выживания, — говорит Шац. — Коммунистическая идеология была полностью дискредитирована, поэтому ее полярная противоположность стала казаться людям самоочевидной панацеей. А США и Западная Европа сознательно мало что делали для того, чтобы правильно скорректировать завышенные ожидания людей».
По мнению Шаца, либеральные демократии, такие как Соединенные Штаты, сосредоточились только на убеждении отколовшихся от СССР государств в том, что коммунизм был отклонением от нормы, прервавшим их путь к развитию. Америка и Запад утверждали, что все, что нужно было сделать странам Центральной Азии — это повернуться к капитализму и демократии, и деньги потекут к ним сами собой, и жизнь людей быстро улучшится. Когда этого не произошло, многие жители Центральной Азии почувствовали ностальгию по советским временам или, по крайней мере, стали более восприимчивыми к политике путинской России, чем к, как оказалось, ненадежным и необязательным Соединенным Штатам.
Учитывая, что предполагаемые преимущества свободы так до сих пор ясно и не просматриваются, неудивительно, что народы Центральной Азии стали испытывать ностальгию по силе и стабильности, которые им обещает обеспечить Россия. Помогает и то, что русская культура по-прежнему играет в регионе важную роль. Этнические русские составляют пятую часть населения Казахстана, и, несмотря на сокращение их численности в других местах (поскольку эти группы постоянно мигрируют на свою родину), русский язык широко распространен во всей Центральной Азии.
Российские СМИ, особенно телевидение, здесь для многих являются главными источниками новостей. В Узбекистане российские СМИ способствуют утверждению пропутинской интерпретации событий за рубежом и стирают границы между внешнеполитическими воззрениями россиян и узбеков, даже среди самых ярых националистов. За ужином в Фергане учитель (попросивший не называть его имени) яростно отстаивал право Москвы «защищать» свой народ в Крыму и поглощать Южную Осетию и Чечню — редкость в стране, где большинство людей закрывается на первый намек на политическую дискуссию.
Идея легитимизации Талибана* путем мирных переговоров трудна для восприятия правительств Центральной Азии, которые надеялись, что эта угроза будет окончательно подавлена коалицией, возглавляемой США. И российская пропагандистская машина, конечно же, не теряла времени даром, чтобы ухватиться за эту озабоченность.
В месяцы, последовавшие после приказа президента Дональда Трампа вывести 7000 американских военнослужащих из Афганистана, Россия быстро усилила пропаганду тезиса о том, что афганские войска и возвращающиеся выходцы из Центральной Азии, которые ушли, чтобы присоединиться к Исламскому государству,** будут представлять новую угрозу безопасности для стран Центральной Азии. Путин не поленился совершить поездку по четырем из пяти центральноазиатских государств, чтобы предложить им российскую военную помощь.
Такая риторика российского лидера успешно эксплуатирует то обстоятельство, что Россия агрессивно укреплялась на постсоветском пространстве в течение последнего десятилетия за счет последовательных войн с Грузией и Чечней, аннексии Крыма и активного участия в конфликтах за рубежом, особенно в Сирии и в более поздние времена — в Зимбабве. Как сообщил нам источник в британском Министерстве иностранных дел по делам Содружества и развития, сегодня широкий политический интерес у России «вызывает обеспечение ее высокого собственного места в мире и желание видеть себя в топ-листах по ключевым международным вопросам». У России не было проблем с установлением дипломатических отношений с Талибаном после ухода США, но она дала четкое предупреждение группировке не выходить за пределы границ Афганистана.
Хотя такие демонстрации грубой силы могут беспокоить лидеров Центральной Азии, Россия также стала для них полезным и активным союзником в сдерживании внутренних беспорядков, поддержке таджикского правительства во время гражданской войны и замене военного сотрудничества Узбекистана с НАТО после Андижанской бойни. Из-за конфликта приоритетов правительство тогдашнего президента Дмитрия Медведева крайне неохотно вмешивалось во время межэтнических столкновений в Кыргызстане в 2010 году, но когда призывы Бишкека о поддержке также были проигнорированы Соединенными Штатами и Европейским союзом, Россия в конечном итоге взяла на себя инициативу в достижении дипломатического решения с задействованием Организации Договора о коллективной безопасности. Как легко соглашаются пропутинские узбеки, когда у их страны возникают проблемы с безопасностью, Россия становится союзником, к которому они обращаются за помощью. Они открыто говорят, что Запад просто бросает их, когда дела в их стране идут плохо.
Но в регионе предостаточно и ноток скептицизма. Хотя Москва и может контролировать повестку дня в регионе, она не всегда может скрыть факты на местах. Видимые шрамы, оставленные российским колониализмом и коммунистическим правлением, остаются — это зачастую резкие предупреждения об опасности слишком большого доверия к могущественному северному соседу. Продолжающаяся межэтническая напряженность и периодические вспышки насилия в Ферганской долине связаны со сталинской политикой проведения границ, а не только борьбой между соперничающими группами, что делает население менее сплоченным и более склонным к бунтам.
Тактика «Шока и трепета», которую Россия применяет для того, чтобы подчинить себе Украину, Грузию и Чечню, также поддерживает представления о том, что конечная идея Путина состоит в восстановлении региональной гегемонии России над прежней советской империей. Как сказал бывший глава британской МИ5 Джонатан Эванс: «Я абсолютно уверен, что Россия сделает все возможное, чтобы обеспечить себе присутствие во всех частях СНГ (Содружества Независимых Государств), и именно этим она сейчас и занимается».
Страны Центральной Азии слишком привыкли к тому, что их используют в качестве буфера для России — того, что Эванс называл «ее стратегическим кордоном вокруг себя», — чтобы их лидеры наивно доверяли предложениям Путина о дружбе. Узбекистан, например, традиционно опасается чрезмерной зависимости от военной помощи России или США, маневрируя между ними в зависимости от обстоятельств. «Изолированный и изоляционистский» Туркменистан, как выразилась Ольга Оликер, директор Международной кризисной группы по Европе и Центральной Азии, «предпочел бы, чтобы его люди голодали, чем находились бы слишком близко к кому-либо». Таджикистан, который тесно сотрудничает с Россией по вопросам национальной безопасности, делает это в силу необходимости: Талибан оказался для него реальной угрозой, поставляя боевиков оппозиционерам в ходе гражданской войны в стране. Другие же военные союзники у Таджикистана сейчас вряд ли найдутся.
Продолжение следует
Правила комментирования
comments powered by Disqus