Аналитики Фонда Карнеги за Международный Мир и Московского Центра Карнеги Александр Габуев и Темур Умаров прокомментировали ситуацию в Казахстане.

Ниже приводится их статья на тему «Нур-Султан без Назарбаева. О причинах и последствиях кризиса в Казахстане»:

«Протесты в Казахстане показали, что у сложившейся в Казахстане модели масса изъянов, которые ведут к накоплению недовольства у миллионов людей – тех, кто оказался обделен при разделе ресурсного пирога. Но эта модель настолько вросла в структуру экономики и политической жизни, что изменить ее новому лидеру вряд ли под силу, даже если бы он вдруг захотел это сделать

Совсем недавно, в 2021 году, Казахстан считался продвинутой автократией, на которую предлагали равняться другим республикам бывшего СССР, а казахский формат транзита власти вызывал живой интерес в Москве. Но все изменилось за первые несколько дней 2022 года: правящий режим столкнулся с массовыми беспорядками, самыми мощными за годы независимости, и был вынужден обратиться за помощью к ОДКБ, то есть к России. В хаосе событий сложно разобрать важные детали, но очевидно главное: эпохе Нурсултана Назарбаева в Казахстане пришел конец.

Газовый взрыв

Протесты начались с требований, далеких от политики. В первые дни 2022 года на западе Казахстана в Жанаозене (10 лет назад, в декабре 2011 года, власти жестко подавили там беспорядки нефтяников) и других городах Мангистауской области люди вышли на улицы, требуя снизить цены на газ. С нового года те взлетели в два раза из-за проведенных властью реформ – цены начал регулировать свободный рынок, а не правительство. Газ – чувствительная тема для западных районов Казахстана, где более 90% автотранспорта работает на сжиженном газе и 70% домохозяйств используют его для приготовления пищи. То, что стране угрожает топливный кризис, было понятно и до протестов – например, об этом летом 2021-го говорил президент Касым-Жомарт Токаев и поручал ведомствам предпринять необходимые меры.

С 3 января всего за сутки протесты не без помощи соцсетей распространились с запада на всю страну. Это тоже было предсказуемо – например, антикитайские протесты осенью 2019 года начались на приграничных с Китаем областях, но быстро разошлись по всей стране, причем к антикитайским лозунгам вскоре добавились политические. Так и сейчас газовые бунты в традиционно неспокойной Мангистауской области оказались лишь поводом для общенационального взрыва недовольства.

Коренная причина протестов в том, что за последние два года материальное положение значительной части казахского общества заметно ухудшилось. Достаточно посмотреть на официальные цифры инфляции: в 2020-м она составила 7,5%, а в 2021-м разогналась уже до 8,9%. Продовольственная инфляция еще выше: 11,3% в 2020-м и 10,9% за первые 11 месяцев прошлого года. Также в 2020 году рекордным стал объем кредитов, взятых физлицами: по сравнению с допандемийным 2019 годом закредитованность населения выросла в 2020-м на 12,3%.

Пандемия ударила по рынку труда. По данным экспресс-обзора ЕАЭС, число только официально зарегистрированных безработных за 2021 год выросло на 12%. Хуже всего дела у внутренних мигрантов – в основном молодых мужчин (средний возраст населения в Казахстане – менее 32 лет), приехавших из провинции на заработки в крупные города. Многие из них из-за жестких локдаунов лишились значительной части доходов. Одновременно падение цен на нефть в первой половине 2020-го снизило доходы бюджета, так что возможности правительства залить тлеющее недовольство деньгами тоже были ограничены.

Главное направление для внутренних мигрантов в Казахстане, помимо столицы Нур-Султана, – это Алма-Ата. Поэтому неудивительно, что именно она стала центром протестов. Кроме того, у города и раньше была протестная репутация – здесь много либерально настроенных студентов и гораздо меньше априори лояльных режиму горожан, чем в Нур-Султане, городе чиновников, силовиков и сотрудников госкомпаний. С 2018 года до июня 2021-го в Казахстане прошло более 1300 акций, и большинство из них как раз в Алма-Ате. Помимо протестов, по мере наплыва приезжих в городе росла преступность – за десять лет (2007–2017) количество зарегистрированных в Алма-Ате преступлений выросло в четыре раза.

Вероятно, именно большое количество озлобленных молодых мужчин, которым особо нечего терять, объясняет быструю радикализацию протеста и переход к насилию. Пока президент Токаев обращался к жанаозенцам и обещал решить их проблемы, в Алма-Ате росло напряжение. По городу то тут, то там шли потасовки силовиков с толпой, появились мародеры – видимо, в основном бедные и разъяренные молодые приезжие.

За дальнейшими событиями было сложно уследить – власти периодически отключали интернет и мобильную связь по всей стране, как писали сотовые операторы, «по причинам предотвращения терактов». В это время толпы людей в Алма-Ате грабили оружейные магазины и супермаркеты, потрошили банкоматы, поджигали машины, захватывали бронетехнику военных. Толпа ворвалась в акимат (администрацию), прокуратуру, студии телеканалов и другие учреждения (многие сейчас разграблены, разгромлены и сожжены). На несколько часов был захвачен и аэропорт Алма-Аты.

Радикалы были в меньшинстве – большинство протестующих пытались предотвратить насилие (не только в Алма-Ате, но и в других городах). Однако именно радикалы стали лицом протеста, что неудивительно, учитывая, что в руки к ним попало огнестрельное оружие. В соцсетях немало роликов, на которых протестующим буквально из багажника легковушки раздают автоматы. Не обошлось без погибших – пока речь идет о десятках.

Президент Токаев заявляет, что радикалы финансировались из-за рубежа, хотя и не обвиняет конкретные страны. Уже 6 января было объявлено о создании комиссии по расследованию нынешних событий, но она вряд ли даст объективный ответ на вопрос, были ли протесты полностью спонтанными или за ними стояли внутренние или внешние организаторы. Тональность выступлений президента, который в своем обращении к нации 7 января уже предвосхитил выводы расследования и обвинил в якобы хорошо скоординированных акциях некий единый командный центр и зарубежные силы, показывает, что выводы комиссии будут удобны для режима, а вернее – для самого Токаева, чья роль в системе власти Казахстана за эту неделю радикально изменилась.

Тандем, который лопнул

Ситуация в Казахстане еще может повернуть в разные стороны, но пока выглядит так, что больше всего от нынешнего кризиса выиграл президент Токаев. Еще пару дней назад он был лишь младшим участником управлявшего Казахстаном тандема, в котором бесспорным лидером был первый президент страны, 81-летний Нурсултан Назарбаев. 68-летний Токаев оказался на вершине формальной пирамиды власти в 2019 году в результате казахской операции «преемник», которую Назарбаев запустил вскоре после смерти президента соседнего Узбекистана Ислама Каримова в 2016 году.

Увидев воочию, чем оборачивается внезапная смерть авторитарного лидера для его наследия и семьи (одна дочь Каримова – Гульнара, попавшая под арест еще при отце, отбывает увеличивающийся срок в колонии, другая дочь – Лола – со своим мужем избавилась от всех крупных активов в Узбекистане и больше туда не возвращается), Назарбаев начал готовить контролируемую передачу власти. Первым шагом стало назначение на пост главы Комитета национальной безопасности (КНБ) Карима Масимова – самого доверенного и компетентного участника президентской команды, возглавлявшего до того многие годы правительство и администрацию президента.

Несмотря на доверие Назарбаева, сам Масимов не мог рассматриваться на роль преемника, поскольку общественное мнение в Казахстане убеждено, что он – уйгур, а не стопроцентный казах. Это делало его идеальным кандидатом на роль смотрящего за транзитом во главе самой мощной спецслужбы страны (КНБ в Казахстане является почти полным аналогом советского КГБ, сочетая функции российских ФСБ и СВР).

После долгих колебаний Назарбаев выбрал на роль преемника уже немолодого карьерного дипломата Токаева. Тоже полностью лояльный и интеллигентный, Токаев провел много лет вдали от Казахстана, а потому не имел собственной команды во власти, которая могла бы представлять угрозу для Назарбаева.

Шокировав нацию своим уходом с поста президента в 2019 году, Назарбаев сохранил в своих руках и формальные, и неформальные рычаги власти. Закон о статусе первого президента давал ему гарантии личной безопасности, а кресло председателя Совета безопасности наделяло огромными полномочиями – по сути, Назарбаев мог не только задавать стратегический курс, но и накладывать вето на многие решения своего преемника. Конструкцию дополняла фигура Масимова во главе КНБ и когорта других выдвиженцев Назарбаева, оставшихся на ключевых постах во власти.

Казахский тандем заработал без заметных для внешних наблюдателей кризисов. Хотя инсайдеры отмечали нарастающее напряжение между Ак-Ордой, где обосновались президент Токаев и его администрация, и библиотекой Назарбаева, куда переехали сам елбасы и его ближайшие помощники.

Нынешние протесты кардинально изменили этот расклад. За пару дней президент Токаев сломал несущие опоры двоевластия. Сначала было уволено правительство Аскара Мамина, одного из тяжеловесов назарбаевской эпохи. Его отставки в Казахстане требовали давно, но Назарбаев сопротивлялся уходу своего протеже. Затем Токаев сам занял должность главы Совета безопасности, объявив об этом вскользь во время срочного обращения к народу: «Как глава государства и с сегодняшнего дня председатель Совета безопасности намерен действовать максимально жестко».

А 5 января по конструкции был нанесен последний удар, когда от должности был освобожден Карим Масимов. Новым председателем КНБ стал глава Госохраны (аналог ФСО) Ермек Сагимбаев, до прошлого лета возглавлявший службу безопасности президента Токаева. Уволен был и влиятельный замглавы КНБ Самат Абиш, племянник Назарбаева.

Убрав ключевые фигуры, Токаев продолжает зачистку назарбаевских кадров – 6 января поста лишился Кайрат Келимбетов, председатель Агентства по стратегическому планированию и реформам Казахстана, который в прошлом возглавлял фонд «Самрук-Казына», администрацию президента и Центробанк, а в последние годы трудился над воплощением мечты Назарбаева построить казахский Сингапур. Также за эти дни Казахстан покинули несколько частных самолетов. Сам экс-президент на публике пока не появлялся: последний раз его видели 28 декабря в Санкт-Петербурге на встрече с Владимиром Путиным, куда Назарбаев приезжал как почетный председатель ЕАЭС.

Однако то, что в итоге Токаев может оказаться главным бенефициаром кризиса, вовсе не означает, что он его организовал. Скорее президент воспользовался внезапно представившимся шансом консолидировать власть в своих руках. Кроме того, Токаев избавился от элементов эпохи Назарбаева, которые могли утянуть на дно и правящий режим, и государство. Одно из подтверждений того, что нынешний кризис стал для властей неожиданностью, – это решение Токаева позвать для наведения порядка союзников по ОДКБ, преимущественно российских силовиков.

Новый Казахстан

Власти Казахстана не смогли своими силами остановить беспорядки в больших городах, а потому возложили вину за происходящее на террористов и радикалов, подготовленных «внешними силами». Это позволило Токаеву обратиться за помощью к ОДКБ, и в ночь на 6 января организация ответила согласием. Уже через несколько часов первые борта с российскими, белорусскими, таджикскими и армянскими военными начали прибывать в Казахстан.

Обращение за внешней помощью для решения, по сути, внутреннего конфликта таит в себе немалые риски. Националистические настроения в казахском обществе крепнут год от года. Противники президента могли бы подать приглашение российских военных как попытку Токаева удержать свой режим на штыках оккупантов. Подобные комментарии уже звучат и в Казахстане, и в казахской диаспоре в России.

Можно только предполагать, что именно толкнуло Токаева на столь рискованный шаг. Возможно, глядя на кадры с деморализованными военными и полицейскими, в Ак-Орде засомневались, что у них достаточно лояльных силовиков, способных навести порядок, особенно в ходе смены руководства спецслужб. На этом фоне обращение за помощью к ОДКБ показалось меньшим риском, чем угроза потери контроля над Алма-Атой и другими крупными городами.

Сейчас складывается впечатление, что казахские силовики справляются с протестами сами. За эти дни толпа протестующих заметно поредела – напуганные насилием, люди укрылись по домам, а на улицах остались лишь по-настоящему отчаянные головорезы. Работать против меньшего количества вооруженных протестующих силовикам куда проще, чем против толп с безоружными женщинами и молодежью – и технически, и психологически.

Уже к вечеру 5 января власти отбили основные объекты по всей стране и проводили точечные зачистки в Алма-Ате и других крупных центрах протеста. Не исключено, что если бы решение обратиться к ОДКБ принимали чуть позже, то обращаться было бы уже не нужно. Если наметившаяся 6 января тенденция закрепится и местные силовики вернут правительству контроль над страной с минимальной помощью коллег из ОДКБ, нет сомнений, что российские и прочие военные быстро вернутся домой – как и было заявлено перед началом операции. По крайней мере, уже 7 января Токаев говорил, что военные ОДКБ займутся вспомогательными функциями охраны и прикрытия, а разбираться с «бандитами и террористами» будут исключительно местные кадры.

При таком раскладе в выигрыше останется и президент Токаев, и Москва. Казахский лидер продемонстрирует населению, элите, соседям и миру, что может выстроить прагматичные отношения с Кремлем, которые позволяют не только привлекать на помощь российских силовиков, но и возвращать их потом назад.

Москва же решит сразу несколько задач. Во-первых, сохранит дружественный режим в Казахстане, а это один из фундаментальных интересов российской внешней политики, и для его реализации все средства хороши. Если для этого не придется заплатить жизнью ни одного военнослужащего РФ – тем лучше. Во-вторых, поднимет авторитет ОДКБ, пошатнувшийся после недавних событий в Киргизии и Карабахе. Еще недавно многие думали, что организация и ее коллективные силы оперативного реагирования существуют только на бумаге, но теперь они покажут себя в действии. А формально многосторонний характер операции смотрится даже выигрышнее, чем если бы российским военным пришлось действовать в одиночку.

В-третьих, эффективная союзническая помощь и быстрый вывод войск укрепят позиции России среди нового поколения казахстанской бюрократии, на которое будет все больше опираться президент Токаев. Многие нынешние чиновники моложе 50 еще воспитаны в рамках постсоветской культуры, но учились уже на Западе или в Азии, а потому не считают Москву единственным приоритетным партнером. Наконец, успешная операция покажет, что только Россия может играть роль внешнего гаранта безопасности в Центральной Азии – и ни визиты американских генералов в регион, ни китайские заставы в глухих углах Таджикистана не смогут пока изменить эту реальность.

Что касается самого Казахстана, то главным итогом нынешних событий, как бы они ни завершились, становится окончание долгой эпохи Назарбаева. Неоднозначное наследие лидера, который возглавлял страну с советских времен и за 30 с лишним лет выстроил нынешнюю модель, еще предстоит оценить историкам. А для сегодняшнего и завтрашнего дня в этом наследии важны два элемента.

Прежде всего, выстроенная Назарбаевым система позволила поддержать общую монолитность элиты – при неизбежной борьбе за власть и деньги. В назарбаевский период были конфликты, и весьма серьезные, а бывший зять президента Рахат Алиев, поссорившись с тестем, погиб в камере венской тюрьмы при загадочных обстоятельствах. Тем не менее война всех против всех кажется сейчас менее вероятной, чем сравнительно плавный переход от системы, где в центре был Назарбаев, к системе, собранной вокруг Токаева. В конце концов, свой путь во власти почти все нынешние чиновники в ранге замминистра и выше начинали еще при елбасы.

Правда, в речи Токаева 7 января прозвучали упреки в адрес спецслужб, которые могут быть предвестником будущей атаки на отправленных в отставку Карима Масимова и Самата Абиша – об их судьбе после увольнения пока ничего не известно. Президент обвинил руководителей силового блока, не называя никого по имени, в том, что они упустили подготовку якобы заранее спланированного нападения боевиков на конституционный строй.

Впрочем, против зачистки близкого окружения елбасы может выступить Москва, учитывая, насколько плохим будет этот прецедент для постсоветских автократий. О роли прецедентов предстоит подумать и Токаеву – в 2029 году, когда будет заканчиваться его второй срок, президенту будет уже 75. Важным фактором тут могут стать теплые отношения Владимира Путина как с Нурсултаном Назарбаевым, так и лично с Каримом Масимовым (он был премьером Казахстана в то время, когда Путин возглавлял правительство РФ при Дмитрии Медведеве, и сыграл большую роль в создании ЕАЭС).

Во-вторых, протесты показали, что у сложившейся в Казахстане модели масса изъянов, которые ведут к накоплению недовольства у миллионов людей – тех, кто оказался обделен при разделе ресурсного пирога. Но эта модель настолько вросла в структуру экономики и политической жизни, что изменить ее новому лидеру вряд ли под силу, даже если бы он вдруг захотел это сделать.

Тем более что у нового руководства Казахстана вряд ли есть такое желание: централизованная сильная власть воспринимается как несущая опора страны, отказ от которой приведет сначала к превращению в аналог соседней Киргизии, а в будущем и к развалу страны. Как показывает опыт постсоветского пространства, протесты, подобные казахским, ведут не к реформам, а к ужесточению режимов – что в огромной России с ее имперским наследием, что в близкой к Европе Белоруссии. Токаев уже пообещал призвать к ответу не только террористов, но и «подстрекателей» к беспорядкам из числа либеральных активистов и пока еще свободных СМИ».