Совсем недавно глава государства еще раз выразил озабоченность по поводу деления казахов на “нагыз” и “шала”, а заодно призвал пресекать любые формы дискриминацию по языковому признаку. Однако вряд ли это способно остановить участников внутриказахского спора – в общественном сознании такое деление (другой вопрос – реальное или искусственно нагнетаемое) существует, и от него никуда не деться.

Причем создается ощущение, что конфронтация между двумя группами одного этноса только нарастает, и это ярко видно по дискуссиям в СМИ, особенно в казах­скоязычных. Central Asia Monitor, одно из немногих русскоязычных изданий, регулярно поднимающее на своих страницах нацио­нальный вопрос, пытается отслеживать эти процессы, разъяснять читателям позиции сторон, приглашая к разговору и общественных деятелей, и аналитиков. За это газету часто подвергают критике, обвиняя ее в том, что она только обостряет обстановку, вместо того чтобы сглаживать противоречия и острые углы. Но мы считаем, что раз проблема существует, то ее надо открыто обсуждать, а не замалчивать якобы из соображений политкорректности. Тем более когда речь идет о процессах, напрямую касающихся судьбы народа и страны.

Сегодня у нас в гостях эксперты, изучающие вопросы национального строительства. С ними мы решили поговорить о том, как изменились взаимоотношения между “нагыз” и “шала” казахами за последние годы и к чему могут привести внутриказахские разногласия.

Руслан Жангазы, политолог:

“Грани постепенно стираются”

На современном этапе процесс национального строительства в Казахстане носит незавершенный характер. Это социальное явление выражается в двух измерениях:

Во-первых, во внутриэтническом. Государствообразующая нация – казахи – сохраняют достаточно сильную жузовую, родоплеменную и региональную идентификацию. Это очень серьезная проблема в долгосрочной перспективе, поскольку данный тренд можно интерпретировать как неполное осознание казахами своего нового социального статуса – государствообразующей нации независимого государства. Конечно же, это связано с длительным прерыванием опыта государственности у казахов. Гуманитарные науки прибегают к термину “историческая память” – в нашем случае уместно говорить об “историческом забывании”. Психологи считают, что для готовности индивида к дальнейшему саморазвитию необходимо одновременное совпадение трех факторов: его должна не устраивать нынешняя жизненная ситуация, он должен видеть перспективы развития, и у него должен быть план действий. Так вот, чтобы казахи завершили процесс этноформирования до полноценной нации, на мой взгляд, нужны указанные условия.

Во-вторых, в межэтническом измерении. Полиэтничная нация предполагает высокий уровень социальной интеграции между различными этническими группами вокруг государствообразующей нации. Социологические исследования показывают, что по ряду параметров между основными этническими группами в Казахстане сохраняется “социальная дистанция”. В то же время следует отметить, что тренд развивается в сторону сокращения этой дистанции.

С учетом данных обстоятельств консолидация Казахстана в единую политическую общность не завершилась. На этом фоне произошел внутриэтнический, то есть внутриказахский, раскол по языковому признаку, так как именно языковые процессы в Казахстане крайне политизировались и выдвинулись на первый план в общественной жизни. И еще вопрос, какое из двух зол является меньшим – внутриэтнический раскол или межэтнический? В целом, на мой взгляд, разделение казахов на “нагыз” и “шала” стало объективным процессом национального развития.

В последнее время глава нашего государства берет во внимание “дуальный” в языковом плане характер нашего медиа­пространства и соответственно посылает разнонаправленные “месседжи” двум аудиториям. Примечательно и то, что казахскоязычные СМИ акцентируют внимание на тех словах президента, которые поддерживают укрепление позиций государственного языка, а русскоязычные – на цитировании им необходимости сохранения роли официального языка. Этот медийный феномен демонстрирует “защитную реакцию” двух языковых пространств.

В то же время не могу согласиться с тезисом о том, что непримиримость между этими группами растет. В целом, как я уже отмечал, социологические замеры обозначили тренд на интеграцию казахстанского общества, постепенное преодоление барьеров межэтнического недоверия.

Считаю, что разделение между “нагыз-казахами” и “шала-казахами” поначалу являлось некой экстраполяцией социокультурного противостояния между аулом и городом. Но сегодня город­ской казах – это необязательно “шала-казах”, то есть социокультурные грани постепенно стираются, идет процесс взаимопроникновения. Уверен, что в отдаленной перспективе время и пространство больше не будут определять языковую компетенцию казахов.

Мы должны понимать, что новое поколение граждан Казахстана долж­но вобрать в себя лучшие качества каждой из сторон – в совершенстве владеть казахским языком как “нагыз-казахи” и быть носителями современной урбанистической культуры как “шала-казахи”.

Я внимательно и с удовольствием слежу за интеллектуальной дискуссией, которая развернулась на страницах Central Asia Monitor. Считаю, что газета выполняет социально важную функцию, предоставляя экспертам возможность переосмыслить национальное строительство в Казахстане. Надеюсь, редакция и далее сохранит за газетой статус ведущей медиа­площадки для экспертной дискуссии.

Земфира Ержан, руководитель проекта “Кобланды” – наизусть”:

“Быть “шала казахом” – это участь всех без исключения современных казахов”

- Конечно, становится не очень приятно (а порой и тревожно), когда время от времени на страницах отечественных СМИ возникают дискуссии между представителями разных социально ориентированных групп казахов. Однако раз они есть, значит, существуют нерешенные проблемы. Языковая – одна из них.

С этой точки зрения такие внутриказахские пикировки следует рассматривать как своеобразную форму выражения социальной активности, нацеленную на то, чтобы постоянно держать в фокусе внимания наиболее актуальные для этноса вопросы. Собственно, это и есть попытки обретения современными казахами своей национальной идентичности. Об этом свидетельствуют и фигурирующие при этом обозначения “шала” и “нагыз”, которые должны рассматриваться в первую очередь как маркеры пути, который необходимо пройти казахам в поиске национального идеала: от незрелого (шала) – к истинному, достойному (нагыз).

Думаю, пора уже отказаться от наклеивания привычных ярлыков друг на друга и признать, что быть “шала казахом” – это участь всех без исключения современных казахов, независимо от места рождения и проживания, а также степени владения государственным языком.

Иначе – может ли кто-нибудь взять на себя смелость именовать себя “нагыз”, не будучи в силах справиться со злободневными проблемами казахского общества?

Историческое время, в которое нам выпало жить, – это “шалаказах­ское время”, время серьезного испытания для национальных ценностей и даже их девальвации. Оно требует объединения усилий, нацеленных на формирование активного, жизнеспособного национального идеала, способного обеспечить достойную жизнь этноса в современных условиях.

И только тот, кто сможет предложить и реализовать такой общенациональный проект, достоин претендовать на то, чтобы именовать себя “нагыз”.

А пока наши дискуссии никак не могут вырваться из узких рамок взаимных упреков, которые порядком набили оскомину. Направить бы эту энергию хотя бы на реальное решение языковой проблемы в Казахстане! Начать с малого – навести порядок в сфере городской визуальной информации. Как можно мириться с тем, что в Алматы, самом крупном мегаполисе Казахстана, практически невозможно найти билборд со слоганами, написанными на грамотном казахском языке?!

Пока мы эмоционально выясняем, кто в большей степени является патриотом Казахстана, казахский язык активно вытесняется из город­ской среды и заменяется на безобразный суррогат, выдаваемый за казахский язык. Разве это является нашей общей целью?

Дискуссии между так называемыми “шала” и “нагыз” на самом деле должны стать площадкой для выдвижения позитивных и конкретных предложений, нацеленных на улучшение морального климата в нашем обществе, сохранение и поддержание национальных ценностей, выработку стратегии по повышению конкурентоспособности казахстанцев.

Наконец, имеют ли право казахи, являющиеся в нашей стране государствообразующим этносом, забывать о необходимости консолидации общества? Сможем ли мы, привыкшие делиться по самым разным признакам, выполнить эту важнейшую историческую миссию?

Чокан Лаумулин, исследователь в Университете Кембриджа (Великобритания):

“Пора признать, что русский язык – неотъемлемая часть казахстанского общества и собственно казахов”

- На мой скромный взгляд, поводом для дискуссии выступает ситуация с состоянием государственного языка. Причем обе стороны не отрицают, что его нужно развивать и внедрять. И это естественно и нормально. Более того, в родном языке, родной культуре кроется преемственность и, соответственно, сила самой нации. Так что вопрос вертится вокруг того, как, какими методами, насколько безболезненно и в течение какого срока “ана тiлi” должен занять подобающее ему место, и что может приобрести или потерять нация в ходе этого процесса.

Безусловно, дискуссия нужна, но ее должны вести подготовленные специалисты, общественные деятели и ученые, в особенности лингвисты, и вести бережно. То, как это происходит сейчас, зачастую просто выливается в поток оскорблений в адрес оппонентов, и особенно этим, кажется, грешит ультра-”патриотически” настроенная часть публики – вот увидите, аргументы типа “мал” появятся и в комментах под этим материалом в Интернете. При этом ход дискуссии напоминает бег по замкнутому кругу, выход из которого возможен только через перемены в восприятии и мышлении, а достигнем мы этого через кризис или эволюционно – покажет время.

С момента получения независимости и до недавнего времени в обществе существовал поддерживаемый властью консенсус “незатрагивания” болезненного вопроса – выход за своеобразные “красные флажки” подавлялся в зародыше. Руководство страны хорошо усвоило печальный урок СССР, заключавшийся в том, что несколько голословных СМИ-крикунов при соответствующей поддержке сверху и извне смогли запустить процессы, которые расшатали и свалили целую супердержаву – что же тогда говорить о менее устойчивых странах? И остается только догадываться, что или кто стоит за сегодняшней политикой “отпускания вожжей”.

Одновременно соглашусь с теми аналитиками, которые говорят, что через приоткрытую форточку национализма полезло долго сдерживаемое определенное социальное недовольство – оно легло на хорошо подготовленную почву катастрофического снижения уровня образованности общества, граничащего сегодня зачастую с мракобесием.

Также можно предположить, что подоплекой является желание властей сбалансировать внеш­нюю политику в отношениях с северным соседом.

Внешние факторы играют колоссальную, если не определяющую роль в судьбе любой страны. Надо помнить, что сам независимый Казахстан появился именно в результате сочетания факторов внешних. Поэтому, как мне кажется, есть смысл задуматься о предмете нашего разговора с точки зрения и истории, и сегодняшней международной ситуации.

Если мы посмотрим на арену мировой борьбы в столетней перспективе (или ретроспективе – кому как нравится), то увидим, что в 1913-м судьбу мира вершили игроки в лице США, Британской империи, Франции, Германии, Италии, России, Японии и Австро-Венгрии. Посмотрев уже в 2013-м на состав группы G8, можно увидеть, что в нее входят США, Великобритания, Франция, Германия, Италия, РФ, Япония и Канада. То есть за исключением Австро-Венгрии, чье место заняла Канада, ситуация политически не сильно изменилась – борьба этих стран до сих пор, главным образом, определяет характер международных отношений: касается ли это изменения политико-экономической модели мира, перекройки политической карты или судеб миллиардов людей, двух сотен стран и пяти континентов. Однако глобальное поражение в 20-м веке Европы, к которой можно отнести и СССР как крайне левый проект европей­ской модели, привело к беспрецедентному смещению экономической силы в Азию в веке 21-м. На фоне продолжающейся экономической рецессии, охватившей западный мир, мировая экономика выросла за пять лет на 10 триллионов долларов (с 62-х до 72-х триллионов), и рост этот был обеспечен азиатскими странами, в том числе и Казахстаном.

Другими словами, в международном разделении труда и на арене бешеной исторической гонки среди беспощадной конкуренции нашей стране удалось найти свою успешную нишу в силу соз­дания некой успешной политики, которую я бы условно назвал “назарбаев-модернизмом”. И сегодня Казахстан ставит перед собой крайне амбициозные задачи во внешней и внутренней политике: вхождение в число 30 самых развитых стран, осуществление пятилетки индустриализации и внедрения инноваций. Безусловно, успешная реализация этих проектов позволит улучшить жизнь всех наших сограждан. Но это будет происходить не само по себе, а в ходе непрерывной борьбы, когда конкуренция порой ничем не отличается от войны.

Поэтому сегодня общественные ресурсы нам всем вместе и каждому в отдельности следует сконцентрировать на консолидации нации, ведь разделенным и движимым химерами обществом очень легко управлять извне – вся колониальная и неоколониальная политика зиждется на манипулировании националистами или религиозных и прочих радикалов всех мастей. Яркий тому пример – горест­ная участь бывших колоний в Африке, Латинской Америке и частично в Азии, мечущихся между причудливыми идеологиями или культами типа “вуду”. Поэтому внутриказахское деление, якобы движимое заботой о языке, а в реальности желанием или найти “козлов отпущения” за некоторые неудачи, или даже совершить фактически социальную революцию (а речь подспудно идет именно об этом!), ничем хорошим стране не грозит. Развитие языка требует не агрессии, а вдумчивой работы каждого казахстанца по его овладению и адаптации к современным условиям, ведь большинство из нас не ведет тот образ жизни, к которому привязаны образы казахского языка. Адептам форсированного внедрения языка следует уделять больше внимания его развитию с точки зрения расширения научной базы, но ведь никто из них ничего значимого на казахском сегодня не делает. А те, кто делают – абсолютно не придерживаются радикальных взглядов. Нельзя забывать и об огромном негативном эффекте, который оказывает давление этого “выноса сора из избы” на русскоязычные этнические группы, чей вклад в создание совокупного общественного продукта очень и очень велик.

При всей моей любви к нашей традиционной культуре, которая все равно выступает основой мышления и источником силы, надо задуматься, до какой степени она способствует конкурентоспособности Казахстана на мировой арене. Давайте рассуждать прагматично. Еще раз подчерк­ну: казахский язык, язык наших предков, развивать надо. Но почему это развитие, в самых худших большевистских традициях, должно осуществляться за счет русского языка? Может, пора просто признать, что русский язык – неотъемлемая часть казахстанского общества и собственно казахов? Например, индусы, сделав английский своим языком, получили массу конкурентных преимуществ и при этом нисколько не поступились своей идентичностью. Что мы теряем? Ничего. Идентичность – гораздо более сложный вопрос, чем просто вопрос знания одного языка. Сейчас не время показывать “дет­ские” обиды, это неконструктивно для нас самих. Более того, демонстрация национальных обид и есть самый верный признак колониального мышления и уязвимости перед лицом грядущих изощренных вызовов. Дороги назад, в СССР, нет, и зачем отказываться от того, что уже оплачено всеми нами и оплачено сверхдорогой ценой? Или вы предлагаете отбросить интеллектуальные усилия и жертвы поколений, которые на протяжении всего бурного 20-го века наш народ отдал ради модернизации страны? Вы предлагаете вернуться в век 19-й или ранее, чтобы начать все сначала? Мы, наверное, слишком хорошо живем в иллюзорном мире, если кто-то всерьез полагает, что остальной мир будет терпеливо дожидаться, пока мы разберемся в своих комплексах. Иногда хочется заново перечитать наследие Умберто Эко, сумевшего вникнуть в мышление людей эпохи средневековья, – перечитать, чтобы лучше понять логику многих нынешних наших соотечественников: скорость, с которой нарастает архаизация, не может не пугать.

Что дает нам должное знание русского языка? Мы уже сегодня фактически играем для России роль, которую играют Канада для США, Швейцария – для Германии, Франции или Италии, Гонконг – для Китая. Ведь с географией и историей не поспоришь. Кстати, можно заметить, что уровень жизни в этих дву- или полиязычных странах выше, чем у их больших соседей. Неужели мы настолько слабы, что не сможем быть мультилинг­вистической нацией? Русский язык – это целая система образования, причем образования и поныне конкурентоспособного на глобальной арене. На днях в британской прессе был опубликован доклад Организации экономического сотрудничества и развития, согласно которому Россия признана самой образованной нацией в мире. За ней следуют Канада и Япония. США находятся на 5-м месте, Великобритания – на 7-м. На почетном четвертом месте – Израиль, и можно с уверенностью сказать, что так высоко он поднялся во многом благодаря миллиону выходцев из СССР.

Именно русский язык занимает второе место по количеству контента в Интернете. Нет нужды напоминать, что это один из пяти мировых официальных языков ООН. Миллионы иностранцев тратят годы и даже десятилетия, чтобы говорить и писать на нем хуже, чем миллионы казахстанцев, для которых русский – фактически второй или первый родной язык. Но любое богатство требует бережного и трепетного отношения – и такое конку­рент­ное мировое преимущество, такой естественный ресурс тоже надо лелеять. Недостаточно просто владеть языком на бытовом уровне – необходимо поддерживать грамотность и качество владения на таком уровне, чтобы стало возможным осуществить стоящие перед страной планы по индустриализации и развитию, которые потребуют ускоренного восстановления научной школы, инженерных, естественных и технических знаний. При всем уважении к англий­скому и признании необходимости его внедрения в силу того, что это самый богатый (больше миллиона слов) и распространенный язык в мире, надо понимать: потребуются, наверное, десятилетия, чтобы довести массовое знание английского в казахстанском обществе хотя бы до сегодняшнего уровня знания русского или казах­ского.

Нам необходимо найти способ совмещения наших традиционных ценностей с требованиями времени, ведь оно не ждет и не прощает ошибок. Кемедегінін жаны бір, ер бірлігі – ел тендігі.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram