Один из бывших политзаключенных туркменской тюрьмы «Овадан Депе», рассказал «Азаттыку» об условиях содержания в самом закрытом исправительном учреждении страны.
Если едете из Ашхабада в сторону Ташауза, что на границе с Узбекистаном, то где-то через 30 километров окажетесь у «Овадан Депе». С туркменского словосочетание переводится как «Красивый холм», но именно там находится, возможно, одна из самых закрытых тюрем Туркменистана, а может, и всей Центральной Азии.
В этой тюрьме предприниматель и поэт Акмухаммет Байханов, ныне живущий в Турции, пробыл в заключении несколько месяцев. По его словам, он сидел в общей камере с шестью другими политзаключенными. Стены камер высотой где-то от двух до трех метров заканчивались узкими щелями под потолком. Оттуда свет-то пробивался еле-еле, а о свежем воздухе приходилось только мечтать.
Некоторые правозащитники предполагают, что бесследно изчезнувшие 10 лет назад около 60 участников так называемой попытки переворота режима президентаСапармурада Ниязова в 2002 году, возможно, сидят как раз в «Овадан Депе».
Байханов слышал, что высота стен камер для осужденных пожизненно была всего полтора метра. По его словам, в строительстве использовались только железо и бетон, деревянные элементы были под запретом. Страшно представить, каково сидеть в таких камерах зимой, когда температура воздуха опускается ниже -25 градусов.
Как рассказывает ныне 57-летний Байханов, чтобы попасть в «Овадан депе», нужно свернуть с дороги, и по проезду 6 километров пройти через три поста. Сама тюрьма находится в низине, в окружении холмов. Ее здание похоже на букву «Ж».
Начиная с 2000-го, Байханов четыре года просидел в «Овадан Депе» и еще трех тюрьмах родного Туркменистана за то, что не доложил в соответствующие органы о встрече с оппозиционным лидером в Москве.
В интервью «Азаттыку» он рассказал, как попал в «Овадан Депе» и как всего пару лет назад ему удалось вырваться из солнечного Туркменистана.
— Сначала расскажите, пожалуйста, за что вы туда попали?
— В начале 2000-х я занимался бизнесом. Головная фирма находилась в Германии, я же был ее представителем в странах Центральной Азии, СНГ и Турции. Уже в 2003 году наш бизнес потихоньку стал набирать обороты. По первому контракту с находящегося под Ашхабадом джинсового комплекса была отправлена первая партия товара, вторая сделка — по закупке авиационного керосина марки ТС-1. На бирже Туркменистана я поинтересовался об условиях закупки. Выяснил, что если кто-то покупает керосин для России, ему надо иметь договор с транспортной компанией РФ с разрешением его транспортировки по согласованному коридору. У нас был клиент на закупку, я и занялся этим делом плотно. Мне несколько раз пришлось летать в Москву, искать подходы к транспортной компании.
Вопрос оказался не из легких. Я сообщил турецкому партнеру из Москвы, что имеются такие-то проблемы, тот в ответ пообещал, что мне перезвонит его знакомый и поможет решить этот вопрос. Действительно, вскоре мне позвонил человек и представился Авды Кулиевым, бывшим министром иностранных дел Туркменистана. После мы встречались с ним несколько раз, действительно он пытался помочь нашей компании, но не получилось. У нас с ним никаких разговоров о политике президента Туркменистана не было. Просто он спросил, как в Туркмении жизнь. И все. После, в конце апреля 2003-го, я приехал в Ашхабад, а 18 июня меня там арестовали. Когда я спросил о причине ареста, то ответ был такой: «Вы встречались в Москве с человеком, которого давно разыскивает Министерство национальной безопасности Туркменистана, и приехав, не сообщили нам об этом». Они назвали Авды Кулиева. Вот за что я попал в застенки Министерства Нацбезопасности Туркменистана (бывший КГБ).
— По какой статье вас осудили и на какие сроки?
— Меня осудили по статье 210 ч.1 («За недонесение») УК Туркменистана, то есть якобы встречавшись с врагом народа Авды Кулиевым, я по приезду в Ашхабад не донес об этом в КГБ.
Под следствием меня держали очень долго, до 10 сентября. Осудили на 5 лет лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима. Почему так много? Позже выяснилось, что по данной статье максимальный срок составляет 3 года. Но президент Сапармурат Ниязов срочно созвал в городе Туркменбаши (Красноводск) «Халк маслахаты» (Народный совет), который рассмотрел единственный вопрос — по изменению сроков наказания по статье 210 ч.1 УК Туркменистана. Там было единогласно принято увеличение срока с 3 до 5 лет. Это решение было неконституционным, напротив, это был произвол диктаторского режима Ниязова.
На суде у меня не было адвоката, предварительно меня заставили написать расписку, что я в адвокате не нуждаюсь. Через сутки ранним утром меня вывели во двор СИЗО КГБ, заковали в наручники, час возили по городу из одного конца в другой. Далее погрузили без наручников в «воронок» как обычных зеков: воров, насильников и рецидивистов. Затем нас пересадили в поезд и повезли в тедженскую тюрьму предварительного содержания. Еще на следствии в КГБ мне обещали, что я выйду быстро, с первой же амнистией. Но этого не произошло, поэтому через четыре месяца я оказался в зоне общего режима близ города Сеиди Лебапского велаята. Там тоже были политические заключенные, нам всем запретили свидания с родственниками и передачи от них.
— Запретили только вам или всем? А по телефону вы могли общаться с близкими?
— Только политзаключенным. Насколько мне известно, тогда всех политзаключенных держали отдельно от основной массы. А по телефону с родственниками разговаривать было запрещено. По-моему, в тюрьмах Туркмении до сих пор не разрешают этого.
— А подкупить тюремную стражу? Например, предложив деньги или попросив передать письмо?
— Мы всякий раз искали такие возможности. С осени 2005 года диктатор решил изменить режим нашего содержания с общего на закрытый. В августе ожидалась амнистия, так как приехал какой-то комиссар по вопросам политзаключенных. Но гостю подарили породистую туркменскую лошадь и он уехал, а мы остались в тюрьме… С декабря 2005-го началось такое, что в страшном сне не приснится. Сначала у нас отняли все, что мы припасли на зиму, а потом одного за другим отправляли на 5 суток в карцер, несмотря на ходода, издевались, заставляли стричься налысо. Тогда я нашел подход к охранникам и передал письмо, адресованное ООН, ОБСЕ, Амнисти Интернэшнл, посольствам США, Англии, Франции, Германии в Ашхабаде, общественным организациям Фридом Хаус, Хьюман Райт-Вотч и Международной Хельсинской Федерации по правам человека. Письма писал, находясь в карцере. Когда меня затемно выводили во двор, я их закапывал возле туалета в песке, чтобы во время шмона их не нашли офицеры. А как только появлялась возможность, через охранника письма отправлял адресатам. Сейчас черновики тех писем всегда при мне, ведь благодаря им о нас узнал весь мир, что помогло моему досрочному освобождению. 9 августа 2007 года нас, одиннадцать политзаключенных, осужденные по статье 210, освободили.
Тех писем я много написал, борясь не только за свои, но и права всех, с кем вместе сидел, тех, кто умер в мучениях — о каждом полизаключенном. Кроме писем я писал и стихи. Их тысячи — о философии, жизни, людях с разными характерами, о любви, печали… В стихах я высмеивал тот режим и его вассалов. Также мною написано три романа, два о диктаторском режиме, третий — о сегодняшнем мракобесии.
Спустя три месяца после смерти Ниязова нас из тюрьмы «Авдышукур» в Чарджоу (Туркменабат) перевели в «Овадан Депе» под Ашхабадом. Именно оттуда я и освободился через полгода. Прежде всего благодаря моим письмам и содействию посольств и международных общественных организаций.
— Когда вы уехали из Туркмении?
— После освобождения еще пять лет я был невыездным. Спецслужбы за мной вели слежку. Писал письма с просьбой выехать за пределы страны, но каждый раз получал ответ: «Ваша просьба оставлена без удовлетворения». Так более десяти лет был лишен общения с семьей. В конце ноября 2012 года меня вызвали в миграционную службу, вели со мной беседы, чтобы я не встречался с людьми, не угодными стране, вновь переписали имена всех моих близких и родственников. А 12 декабря я смог вылететь в Москву.
Вернувшись в Туркмению, я застал снос поселка Берзенги, где имел большой дом. Представители властей потребовали добровольно снести мое жилище. Никакой компенсации за дом мне не полагалось.
6 марта 2013 года я забрал свою собаку по кличке Друг и на своем джипе пересек пост на границе Туркменистана с Ираном, далее четверо суток ехал по берегу Средиземного моря в Анталию. Сейчас я нахожусь под защитой ООН, рядом со мной брат, который из-за моего статуса политзаключенного потерял работу в ТРТ (Турецкий ТВ канал).
— Мы не знаем судеб других участников переворота 2002 года. А вас выпустили. Можно сказать, вам повезло или идет смягчение режима?
— У меня статья была полегче. С другой стороны, я не относился ни к одной группе оппозиционеров. Как бы не старались следователи КГБ при обыске моего дома, они не обнаружили ни листовок, ни денег, а об оружии и речи нет. А тех, якобы напавших на президентский кортеж 25 ноября 2002 года, задержали с оружием. Но я считаю, что это все было организовано с участием самого диктатора Ниязова. Для чего? Просто, чтобы кого-то закрыть, причем надолго, чтобы другим было неповадно… А затем, ужесточив режим, отомстить всем, кто не согласен с его «башизмом».
— Сколько вам лет? Чем вы занимались с советское время?
— Мне 57 лет. После окончания Харьковского инженерно-экономического института в 1979 году приехал в Туркменистан и трудовую деятельность начал в сфере пищевой промышленности, от простого инженера вырос до генерального директора Ашхабадского кондитерского комбината «Ударник» (позже переименован в «Гундогар»). Сейчас комбината нет, его снесли, тем самым ликвидированы тысячи рабочих мест.
— Значит, вам известны хорошие рецепты восточных сладостей?
— Да, конечно, были, ведь тогда там работали хорошие специалисты, окончившие центральные вузы Советского Союза. Из-за хорошего качества производимой продукции нас называли «сникерсами». В 1995 году я защитил диссертацию по теме совершенствования сырьевой базы того комбината, который производил прекрасные восточные сладости.
Сейчас живу в городе Кемере, что в провинции Анталия.
Правила комментирования
comments powered by Disqus