Как Астана должна реагировать на внешнеполитические вызовы современности? Какой урок Казахстану преподают события на Украине и присоединение Крыма к России? Что такое «третий путь» в государственной политике, возможен ли он? Над этими и другими вопросами размышляет политик, лидер «Казахского Национального Конгресса» Адил Тойганбаев.
- В Казахстане - новое правительство. Ждут ли нас какие-то перемены, кроме кадровых?
- Смена кабинета принципиально ничего не изменит - ни стратегически, ни тактически. В условиях президентской республики у правительства один руководитель, и это точно не премьер. Что же касается персональных замен, то они даже не символичны. Фактически произошла не полноценная отставка правительства, а плановая командная ротация. Абсолютно техническая, что следует из оценок, данных уходящему премьеру. Это не ротация команд, а ротация внутри команды - не перемена лиц, а перемена мест. Такие у нас происходят периодически, и это точно не новость.
- Политическая весна-2014 бросила вызов Казахстану: стране, жестко ориентированной на спокойствие, стабильность, неторопливость. Кровавые революции и примеры вооруженной анархии, распад существующей системы государственных границ, международных обязательств - готовы ли мы ко всему этому?
- Подспудно мы десятилетиями готовились к другому - что наша стабильность окажется вечной. Выстроенная система не выдерживает экстремальных нагрузок, не воспринимает резких перемен, даже беспощадных суждений. Она слишком центристская для такого рискованного времени, и спокойствие ее граничит с неадекватностью. Мы долгое время оставались в ситуации безвременья просто потому, что рядом с нами не происходило ничего стремительного. То есть не преодолевали вызовы, а просто жили в их отсутствие.
Конечно, наш политический класс не готов к сегодняшней ситуации. Но это не снимает с него ответственность, скорее наоборот. Он сделал себя безальтернативным и теперь в ответе за все происходящее. Никакой запасной команды нет, никто не придет его выручать, даже консультаций от специалистов по экстремальным ситуациям ему ждать особо неоткуда. Но он обязан справляться. Ничего, так бывает - те, кто не верит в извержение вулканов и землетрясения, не утруждает себя специальной подготовкой, иногда оказываются способны справляться со стихией. Обучаться в режиме реального времени, реальной ситуации.
- У вас, мягко говоря, скептический взгляд на нашу власть.
- Я просто не преувеличиваю ничьи способности.
- Хорошо, а можно было ожидать более активных действий, ярких и запоминающихся инициатив в истории с Украиной и Крымом? Что, по Вашему, наше руководство сделало не так? И в чем, напротив, поступило верно и взвешенно? Правильным ли было неучастие в голосовании ООН? Отказ от официального признания Крыма частью РФ?
- Если о признании произошедшего - то такого рода признания никому не нужны, они юридически ничтожны. Если была бы претензия на появление нового независимого государства, по примеру Южной Осетии и Абхазии, можно признавать или не признавать его существование. Но изменение границ соседнего государства не требует нашей дипломатической реакции.
Руководство Казахстана максимально использовало свою репутацию центриста и проводника стабильности. Оно связано с РФ союзническими отношениями в экономической, военной и стратегической сфере, и это диктует определенную линию поведения. Мы не нейтральное государство, и бессмысленно было бы имитировать реакцию нейтрального государства. Официально высказываться в поддержку произошедших изменений опять же было бы поспешно для страны, не имеющей достаточного иммунитета от проблем вроде украинской. Ведь не то фатально, что передвинулись географические границы. А то, что сместились границы допустимого и недопустимого в политике, непредсказуемо поменялись правила игры.
В национальной стратегии у государства должна быть настойчивая, наступательная роль. Создавать свою повестку дня, а не реагировать на чужую. Тот, кто реагирует, у него уже опоздание на один ход. Так и внешняя политика обязана быть мотивирована собственной логикой. Общих фраз о мире и согласии недостаточно.
- Что мы не сказали из того, что было необходимо сказать, на Ваш взгляд?
- Не было четкой демонстрации причин нашего неравнодушия. То, что на постсоветском пространстве фактически обесценены нормы легитимности (пересмотрены, как минимум) - это касается всех, но это недостаточно конкретно.
У нас есть свои причины быть неравнодушными. У нас несколько сотен тысяч граждан украинского происхождения, причем многие из них - потомки тех, кто оказался в Казахстане по политическим мотивам. Как и Шевченко, кстати. Потомки репрессированных из той же Галичины. В нашей гражданской нации достаточно украинцев и в нашей истории значима их роль. Поэтому мы можем и должны говорить от их лица тоже, а не просто рассуждать со стороны о правовых абстракциях. Этот конфликт имеет к нам прямое отношение.
Мы стараемся поддерживать рабочие, действенные отношения с украинскими диаспорными организациями в Казахстане и доводить до всех однозначное понимание: страна с мощным украинским компонентом имеет право на свое видение проблемы. И это - только минимум того, на чем необходимо настаивать. А если говорить о максимуме, то нам необходимо участвовать в решении конфликта. И не просто по праву третьей страны, готовой организовать переговоры на ничейной территории. При этом представители украинских организаций уже обратились к Президенту. Это качественный аргумент для ответственной внешней политики многонациональной страны - если под многонациональностью понимать не заклинания в советском стиле, а практические реалии.
- В чем могла бы заключаться примиряющая роль Казахстана в российско-украинских спорах?
- Для начала в том, чтобы все заинтересованные стороны приняли очень важную позицию: никакая проблема не решается произволом. Если обесценились старые представления о легитимности, о пределах допустимого в межгосударственных отношениях, необходимо определяться с новыми принципами. Необходим пакт, очерчивающий новые принципы межгосударственных отношений. Если система таких отношений внутри СНГ оказалась фиктивной - это если называть вещи своими именами - необходима новая система. А результативный диалог начинается там, где каждая из заинтересованных сторон берет на себя какие-то внятные обязательства, отказывается от пропагандистского запала и пытается рассуждать трезво.
Это - в итоге. Но сперва должен найтись кто-то, способный так поставить вопрос и сформулировать такие правила. Наше дело - не банальное посредничество, а предложение новых методологических решений, радикальная антиконфликтная терапия. Вопрос не в том, что стороны относятся друг к другу непримиримо (допустим, что это так), а в том, что они не отмечают Общие ценности, только на основе которых возможно добрососедство и совместная работа в дальнейшем.
Трудный период в отношениях Киева и Москвы будет закончен. Но сейчас усилия к этому прикладывают Соединенные Штаты и в меньшей мере Евросоюз. А решить все можно было бы в рамках СНГ и подобных ему организаций. Если уж мы совместно с Россией настаиваем, что наши форматы надежнее и эффективнее. Вот и был бы шанс убедиться, так ли это на деле. И роль Казахстана как континентального модератора могла бы получить первое историческое подтверждение.
Есть как минимум одно позитивное обстоятельство: сохранение единого информационного пространства, в котором подобные миротворческие инициативы возможно предлагать и обосновывать. Впрочем, часто его хотят использовать монопольно. Я имею в виду как монополию вещающих ресурсов, так и (что тревожнее) попытку монополии на объективную истину. Результат такой недальновидности предсказуем. Так и сейчас, Украина из этого информационного пространства уже самоудалилась.
- Можно сказать, что мы уже потеряли что-то существенное от этого кризиса?
- Разве что собственные иллюзии, что не так уж плохо. Но есть одна конфликтная линия, крайне нежелательная для СНГ и для нас особенно. Это перспектива усиления санкций против РФ и ее союзников и переход от персональных мер к общегражданским. Изменение визовой политики западных стран. Если мы потеряем возможность смотреть и видеть мир, то это будет полноценная культурная антиперспектива. Отдельные политики скажут, что это несущественно, но тем хуже для них. Для наших партнеров на Западе такое решение было бы ошибкой, для казахов - значимой проблемой.
- Чем еще крымский кризис примечателен или даже опасен для нас? Сейчас ведутся разговоры, что Казахстан чуть ли не следующий на очереди, что мы можем потерять часть своей территории по этому сценарию. Насколько это вероятно?
- О своих вариантах пусть рассуждают противники Казахстана, это их право. И их дело, откровенно говоря. Зачем нам обсуждать чужие задумки и чужие возможности? Вряд ли мы можем оценить их лучше, чем они сами могли бы это сделать. Наше дело - строить собственные планы, умножать собственные силы, а не фантазировать о посторонних.
Выводы из крымского кризиса для нас находятся совсем в другой плоскости. Совсем не в рассуждениях на тему «если бы» и «может быть».
Если государственность легко ставится под сомнение, я имею в виду институты власти - парламенты, президенты, границы и юрисдикции, надо определиться, что можно этому действенно противопоставить. Сознательно не останавливаюсь на том, кто именно поставил эту государственность под сомнение. Исторически это маловажно уже. Одни скажут - оккупанты и аннексия виноваты, другие - революционеры развязали путч и довели дело до анархии, насилия и девальвации государства. Важно, что такая оценка есть - было государство, а стало нечто неопределенное, судьбу которого пытаются решать другие.
Вывод здесь прост. К сожалению, мы часто принимаем за государство государственные институты: различные скипетры, пограничные линии и министерские портфели. Часто называем «государством» обслуживающий чиновничий аппарат. Но у такого «государства» есть масса слабых сторон. Например, однажды утром оно может просто исчезнуть. Убежать. Притвориться больным и недееспособным. Нет? Так вот перед нами пример Януковича, вот пример действий украинского государства в Крыму.
Государство настоящее там, где оно воплощает право народа. К этому стремится любое демократическое движение. Цель одна: непосредственное народовластие. И возможно оно, как показывает опыт, только если нация вооружена.
Иногда случается, что власть пытается мыслить здраво и у нее что-то приблизительно получается, когда есть адекватные реакции на требования людей. Но обычно все-таки бывает наоборот. Власть замыкается в себе и уверена, что сама знает, «как лучше». Исключить такую проблему, вылечить от любой забывчивости, способна только вооруженная нация.
Это глобальная оценка, она не привязана ни к каким политическим симпатиям, ни к каким конкретным ситуациям. Все, кто настроены на свершение, подтвердят, что оно нереально там, где нет вооруженной нации.
Вот близкий по времени украинский пример. Юрий Луценко, один из наиболее искренних народных вождей Майдана, говорит - именно вооруженный народ смог заставить с собой считаться. Власть, тяжело больная собственным величием, оступилась и рассыпалась. Но ровно то же скажут сторонники отделения Крыма: только наличие вооруженной крымской самообороны придало абстрактным настроениям на полуострове волевую политическую форму. Эти люди оказались услышанными - уж точно.
Так что политические предпочтения непринципиальны. И особенно это актуально в нашей стране. С нашими предпосылками к разобщению, сословной изоляции. Огромными территориями и расстояниями и далеко не лучшей демографией. Кто будет лучше контролировать такую страну? Несколько десятков людей из «корпорации власть», которым мы поручим нас охранять и вообще заботиться о нас, или непосредственно миллионы реальных граждан? Мы видим, как сыпятся структуры, внушавшие еще вчера страх и почтение - армии, милиции, президентские администрации. Они демонстрируют силу ровно до того, как встречаются с превосходящей силой. Но народ надежнее удерживает суверенитет в собственных руках, не допуская посредников и доверителей.
Это не исключает все обыденные инструменты власти - полицию, регулярную армию. Но создает под ними основу, стойкую к самым жестким потрясениям.
- У нас дело развивается в обратном направлении. Я имею в виду инициативы, связанные с введением запрета на травматику.
- Подобные вещи исключают случайные совпадения. И это точно интереснее, чем обсуждение геополитических итогов крымского конфликта. Попытка не дать свободным людям состояться как свободный народ - на фоне всех угроз, которые вы перечисляли, это так «своевременно».
- Украина и Крым, как Вы говорите, - не единственный пример обострения внешнеполитических угроз для нас…
- Турция не менее важна. Мы с неизбежностью моделируем собственное будущее на примерах наших соседей. Бюрократия старается использовать российский опыт, а на антиправительственных митингах поднимают украинские флаги. Стороны света становятся для нас идеологическими символами во внутренних спорах. Это не очень хорошо, поскольку во многом свидетельствует о нашей несамостоятельности… зато это - честно.
Турция становится еще одной стороной нашей проблемы. Фактически она оказалась на переднем крае противостояния идеологии свободы и идеологии ползучей тоталитарности. Мы на постсоветском пространстве неслучайно очень непосредственно, искренне реагируем на любые «оранжевые» революции, как будто это случается с нами. Мы словно ведем внутренний счет: кого прибыло в каком лагере. И хотя знаки предпочтения у нас разные, искренность все равно одна и та же.
- Откровенно пристрастное отношение к Эрдогану Вы не скрываете. Он для Вас не просто заурядный правитель, отчаянно цепляющийся за власть? И, думаете, уже не так успешно, как раньше?
- Нет, не заурядный. Он очень интересный как политический тип, харизматичный и менеджерски эффективный. Но он воплощает идею, и не просто идею, что с однажды приобретенной властью трудно расставаться. Тут сложнее, конечно.
Эрдоган и его однопартийцы - это «третий путь». Для меня это химера, утверждающая какой-то вариант развития, помимо Цивилизации и Отсталости. Очень популярная идея у диктаторов, не готовых признавать, что вариантов только два. Как у Каддафи, Ким Чен Ира, Чавеса или Туркменбаши. Исторически очевидно, что всякий «третий путь», начиная с гитлеровского, всегда приводит к отчаянию и одичанию. Но соблазн «особенного развития» все равно никуда не уходит, наверное, он откликается на что-то неизменное в природе человека.
Эрдогановский проект поначалу был умеренным и респектабельным примером «третьепутизма», кого-то убедил и у нас в Казахстане. Сейчас он больше напоминает привычную обветшавшую диктатуру и звездный час его позади: режим больше ставит на запретительство, а не на харизму, это верный признак уверенного движения к закату. И откат популярности правящей партии на пять процентов на недавних муниципальных выборах уже показывает, что избрание Эрдогана президентом в августе в первом туре проблемно, а во втором и вовсе невозможно, учитывая нулевой коалиционный потенциал его клерикалов.
Я с симпатией отношусь к турецкому народу, но не скрою, что для меня турецкий опыт в первую очередь важен как демонстрация казахам - как не надо поступать, как не надо упускать свой исторический шанс, как не надо тратить десятилетие на пустое хождение по спирали. А так - вывод прежний: либо развитие, либо деградация. «Третьи пути» придумываются просто для обмана наивных.
- Я заметил, что «картинка» украинских событий идеально подходит для недавней Вашей реплики о конце эпохи золотых унитазов. Вся эта кричащая роскошь дворцов Януковича и Пшонки…
- Несомненно, время ломает не конкретные диктатуры, оно ломает целый политический стиль. И одышливая неумеренность, и дешевые понты - отличительные признаки такого стиля. Наверное, лекарством от абсолютной власти должны стать незыблемые регулирующие процедуры с одной стороны (временное ограничение на пребывание в ней), и селекционные воспитательные меры - с другой. Ничего не получится, если не заниматься напрямую человеческой природой. А так - отношение к жертвам абсолютной власти должно быть сострадательным, конечно. Как ко всем больным. Просто не надо забывать: некоторых больных мы должны изолировать.
Правила комментирования
comments powered by Disqus