Детерминанты нового внешнеполитического курса КНР в отношении стран Центральной Азии невозможно рассматривать в отрыве от глобальной динамики политических и экономических процессов, а также внутренних условий развития Китая. В настоящее время определяющей геополитической тенденцией является процесс оформления новой архитектуры мирового порядка. Доминантой этого процесса выступают инициативы реализации трансконтинентальных интеграционных проектов, основой которых является реанимация сухопутного торгового сообщения между Европой и Азией.
Китайский проект «Экономического пояса Великого Шелкового Пути», о реализации которого было объявлено в 2013 г. в ходе визитов премьер-министра Ли Кэцяна и председателя КНР Си Цзинпиня в страны Юго-Восточной и Центральной Азии, в сравнении с американским проектом «Нового Шелкового Пути», европейскими CAREC и TRACECA, а также российским Евразийским Союзом, является самым «молодым» и во многих аспектах самым привлекательным для центральноазиатских республик. Аттрактивность данного проекта определяется следующими его характеристиками, которыми, вероятно, он был целенаправленно наделен, исходя из хода реализации проектов-конкурентов:
- во-первых, оформление сети зон свободной торговли в качестве опорных точек транспортно-логистической инфраструктуры, являющейся основой проекта «Экономического пояса Великого Шелкового Пути», которые могут сочетаться с членством того или иного государства в рамках других интеграционных образований [Реакция замещения. Китай становится новым «большим братом» для государств Центральной Азии // URL:http://3mv.ru/publ/reakcija_zameshhenija_kitaj_stanovitsja_novym_bolshim_bratom_dlja_gosudarstv_centralnoj_azii/3-1-0-13310 (9 декабря 2012)];
- во-вторых, предложения перевести торгово-экономическое взаимодействие на юаневую систему расчетов, что в условиях «долларового кризиса» выглядит привлекательным;
- в-третьих, отказ от институциализации выстраиваемых торгово-экономических отношений, не обязывающих придерживаться той или иной внешнеполитической линии [Новый Шелковый путь: стратегические интересы России и Китая. Интервью с Чжао Хуашеном // URL: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=2883#top (20 декабря 2013)];
- в-четвертых, устойчивое реноме КНР в качестве крупного регионального кредитора и инвестора [IndeoF.TheRiseofChinainCentralAsia //URL: http://temi.repubblica.it/limes-heartland/the-rise-of-china-in-central-asia/1928(20 августа 2012)].
Данные характеристики особенно выгодно отличают китайский проект в свете нестабильности в Афганистане — оси, вокруг которой должен формироваться американский «Шелковый Путь», курса на институциализацию отношений в рамках будущего Евразийского Союза, сокращающего пространство для внешнеполитического маневрирования центральноазиатских стран, и отсутствия достаточных материальных средств у переживающего финансово-экономический кризис ЕС для вложения в масштабные транспортно-энергетические проекты (наглядный пример − провал проекта NABUCCO). Более того, перспективы европейских проектов тесно связаны с заинтересованностью и вложений в них Пекина, который успешно синтезирует национальные интересы с предложениями своих европейских торгово-экономических партнеров, проводя курс на укрепление юаня и одновременно участвуя в транспортно-логистических проектах ЕС.
При этом впечатляющими выглядят масштабы финансирования и темпы реализации китайского «Экономического пояса Великого Шелкового Пути» − во время визитов Си Цзинпиня в центральноазиатские республики были подписаны многомиллиардные соглашения в транспортно-энергетической сфере. Кроме того, Пекин продолжает лоббировать последовательно торпедируемую РФ идею создания банка развития ШОС, на который Поднебесная готова выделить 10 млрд. долларов. И такие «щедрые» вливания и предложения новое руководство КНР делает на фоне замедления роста китайской экономики: с привычных 9-11% ВВП до нынешних 6-7% [Завадский М. Как лечить Китай // URL:http://expert.ru/expert/2012/42/kak-lechit-kitaj/ (20 октября 2012)].
Представляется, что данное поведение нового поколения китайских политиков обусловлено комплексом эндогенных и экзогенных факторов. К первым следует отнести стремление трансформировать существующую модель экономического развития страны в направлении сокращения экспортной зависимости. Китаю необходимо стимулировать внутреннюю систему спроса-предложения, чтобы уменьшить зависимость от катаклизмов мировой финансово-экономической конъюнктуры. Так для стабилизации первой волны кризиса в 2008-2009 гг. Пекин был вынужден принять пакет мер по поддержке ориентированных на экспорт отечественных производителей на сумму в 600 млрд. долларов [Завадский М.Как лечить Китай // URL: http://expert.ru/expert/2012/42/kak-lechit-kitaj/ (20 октября 2012)]. При этом по данным китайского подразделения швейцарского банка UBS, КНР располагает средствами для еще одного комплекса таких мер, но не использует их. В этом отношении представляется, что с одной стороны, Пекин хочет избежать «надувания кредитных пузырей», которые и привели к кризису в Европе и США, с другой — перераспределить свои капиталовложения.
В последнем случае, вероятно, наиболее перспективным направлением является инвестирование в транспортно-энергетические проекты в Центральной Азии, которые позволят ему:
- с одной стороны, экономически привязать стратегически важный с точки зрения экономики и безопасности регион и способствовать развитию своих западных провинций, которые могут превратиться в основных потребителей центральноазиатских углеводородов и импортеров готовой продукции.
- с другой стороны, снизить цены на необходимые китайской экономике ресурсы за счет роста конкуренции среди стран-поставщиков в силу временного ограничения своих сырьевых потребностей. В частности, Пекин вынужден покупать углеводородное сырье у РФ по рыночным ценам, а у Туркменистана и Казахстана — по более выгодному тарифу [Завадский М. Как лечить Китай // URL:http://expert.ru/expert/2012/42/kak-lechit-kitaj/ (20 октября 2012)], что в условиях нестабильности на Ближнем Востоке и в Северной Африке, откуда КНР получает более 50% всего объема энергоносителей, выступает одним из стимулов к расширению своего присутствия в Центральной Азии.
Между тем, проводимая в контексте стратегии снижения зависимости Китая от внешних условий политика по ужесточению трудового законодательства — определение предельной продолжительности трудовой недели, обязательное оформление трудового контракта, обязательные выплаты уволенным работникам — позволяет достигнуть китайскому руководству тройного эффекта:
во-первых, китайские экономические гиганты получают квалифицированную рабочую силу,
во-вторых, сокращается размах теневой экономики,
в-третьих, западные компании будут постепенно сворачивать производства ввиду удорожания рабочей силы, усиливая позиции китайских конкурентов. При этом, учитывая, что Пекин вкладывает инвестиции, в первую очередь, в трудоемкие инфраструктурные проекты внутренней (планы строительства внутригородских железнодорожный сетей) и внешней направленности (железная дорога «Китай − Киргизстан — Узбекистан») представляется, что, с одной стороны, в КНР, несмотря на общие показатели замедления экономического роста, будет снижаться уровень безработицы, с другой — будет закладываться основа планомерного демографического проникновения КНР в соседний регион.
Однако предложение министра общественной безопасности КНР Го Шенкуна на заседании глав председателей оборонных ведомств стран-участниц ШОС в Душанбе создать Центр ШОС по противодействию вызовам и угрозам безопасности, функционирование которого, по его мнению, следует организовать в формате оперативного обмена информацией между силовыми и правоохранительными ведомствами стран-участниц ШОС, а также регулярно проводимых совместных учений, свидетельствуют о том, что китайское руководство меняет свое представление об универсальности экономического инструментария во внешней политике.
Вероятно, непосредственным толчком к такому сдвигу во внешнеполитической риторике Пекина послужили следующие внешние детерминанты:
- во-первых, присоединение Крыма к России. КНР опасается, что существующее негласное соглашение о разделе зон влияния в Центральной Азии с Россией, в конечном итоге, на фоне оформления структур Евразийского Союза может привести к выпадению региона из ее сферы влияния.
- во-вторых, необходимость обеспечения КНР себя надежным тылом в Центральноазиатском регионе в свете наращивания военной мощи (в первую очередь, проявляющееся в форме развертывания системы опознавательной системы противовоздушной обороны [DealJ.N.ChineseDominanceIsn'tCertain // URL:http://nationalinterest.org/bookreview/chinese-dominance-isnt-certain-10314?page=show(25 апреля 2014)]) в Юго-Восточной Азии в связи с тенденцией к применению инструментов realpolitics в системе международных отношений (война в Ливии, Сирии, на Украине).
Между тем, существует и ряд внешних экономических предпосылок для усиления Китая в Центральной Азии, которые «рикошетом» привносятся конкуренцией в треугольнике Китай — Россия — США в других регионах мира. В качестве одной из таких предпосылок следует обозначить срыв проекта на общую сумму в 3 млрд. долларов по строительству глубоководного порта в Крыму в результате присоединения последнего к России. Данный порт представлял стратегическую важность для Китая, поскольку должен был превратиться в морской международный морской хаб на пути следования грузов с Востока в Европу в рамках «Экономического пояса Великого Шелкового Пути». С другой стороны, идет постепенная эскалация российско-китайской конкуренции в Арктике, что выступает дополнительным раздражителем в отношениях между Москвой и Пекином в регионе Центральной Азии, сухопутные пути через которую наряду с Северным морским путем представляют собой альтернативу существующему южному морскому сообщению Китая с Европой через Суэцкий канал [BlankS.EnterAsia: TheArcticHeatsUp // URL:http://www.worldaffairsjournal.org/article/enter-asia-arctic-heats (23 апреля 2014)]. При этом безоговорочное лидерство КНР именно в Центральноазиатском регионе может обеспечить ей независимость от России в ее взаимоотношениях с ЕС, так как Северный путь в силу географического положения РФ при любых раскладах будет связан с необходимостью договариваться об условиях его эксплуатации с Москвой. Вместе с тем в Юго-Восточной Азии США намерены через создание Транстихоокенского партнерства оформить экономическую блокаду КНР, что заставляет последнюю форсировать поиски альтернативных южным морским маршрутам путей сообщения с Европой.
Таким образом, новая политика Китая в Центральной Азии детерминирована рядом внешних и внутренних факторов. К внешним факторам следует отнести: эскалацию геополитической конкуренции в формате предлагаемых сухопутных транспортно-энергетических проектов, нестабильность в странах Ближнего Востока и Северной Африки — главных поставщиках энергоресурсов в КНР, события в Украине, результировавшие в присоединение Крыма — одной из важнейших транзитных территорий в китайском проекте возрождения Великого Шелкового пути, географические преимущества России в эксплуатации Северного морского пути, милитаризация Юго-Восточной Азии, а также планы США по экономической блокаде КНР в этом регионе. Внутренние факторы касаются стремления китайского руководства уменьшить зависимость экономики от мировой экономической конъюнктуры за счет сокращения экспорта и увеличения инвестирования во внутренние и внешние инфраструктурные проекты, «истощить» конкурентов китайских компаний, сокращая им доступ на свой внутренний рынок, и снизить цены на импортируемые ресурсы, инициируя усиление конкуренции между ними.
Наложение этих факторов определяет отличительные особенности предлагаемой КНР экономической интеграции Центральной Азии в рамках разработанного масштабного проекта «Экономического пояса Великого Шелкового Пути». Динамичное начало его реализации, а также проявляемая заинтересованность Пекина к обеспечению военной безопасности региона выступает индикатором того, что постепенно Китай будет превращаться в терминологии И. Канта в «вещь для нас», что было подготовлено предшествующим периодом накопления научно-исследовательской и финансовой базы в статусе «вещи в себе».
Правила комментирования
comments powered by Disqus