Жизнь журналистки Елены Бондарь изменилась после того, как она вернулась с тренинга в Бишкеке в свой родной Ташкент – её сначала задержали в аэропорту, а несколько месяцев спустя начались преследования со стороны спецслужб.

Елена Бондарь рассказала в интервью Kloop.kg историю о том, с какими трудностями ей пришлось столкнуться в Узбекистане после того, как летом 2011 года она приняла участие в летней школе журналистики в Академии ОБСЕ в Бишкеке.

Её рассказ редакция приводит полностью и дословно:

«Я прилетела в Ташкент 22 августа 2011 года. При прохождении пограничного контроля – это был первый проверочный пункт – пограничник, едва взглянув на меня, взял мой паспорт. Время позднее, работа у них, скорее всего скучная.

Внезапно его лицо озарила лучезарная улыбка. Мне была непонятна его радость, ибо хотелось поскорее домой, отдохнуть от перелета и пообщаться с друзьями. Но паспорт пограничник возвращать мне не торопился. Он попросил подождать и ускользнул из будки контроля с моим паспортом в неприметную дверь слева от поста в Ташкентском международном аэропорту.

На мои вопросы о том, что случилось и почему мне не ставят печать, как остальным пассажирам, и не пропускают, никто мне не ответил.

Позже сотрудники пограничного контроля попросили меня пройти в пограничный КПП, по-прежнему не объясняя в чем дело и что не так. Меня провели в комнату с железными решетками и оставили дожидаться непонятно чего.

Я пыталась возмущаться и требовала объяснений, однако никому это не было интересно. Через некоторое время они попросили показать содержимое моего багажа. Парадокс! Я ведь его еще не получила, так как была задержана на самом первом пограничном паспортном контроле.

В сопровождении нескольких пограничников мы направились к ленте с багажом, взяли две мои сумки с вещами, и они начали осмотр. Пограничник попросил сотрудницу таможни искать электронные носители, что она и сделала. Их не интересовало больше ничего, кроме дисков и флэш-карт. Они изъяли эти вещи для проверки, завели снова меня в КПП и оставили дожидаться непонятно кого.

Спустя время приехал человек в гражданке с ноутбуком. Он просматривал все диски, флэшки. Там было много общих фотографий студентов из Академии ОБСЕ, подборка различных статей из заблокированных в Узбекистане интернет-изданий, а также моя статья по межэтнической теме под названием «Неравный доступ узбеков к правосудию в Кыргызстане».

Он скопировал все эти файлы себе на ноутбук, а затем мы направились к таможенному пункту, где я предъявила свою декларацию о наличии предметов, которые ввожу с собой в Узбекистан. Вдруг, человек в гражданке решил, что копий файлов недостаточно и надо бы забрать и сами носители.

Он начал давить на сотрудников таможни, они спорили между собой, и, как я поняла, никто не хотел брать на себя за это ответственность. И тут моя декларация пришлась им на пользу. К несчастью, я не указала крестиком в графе об электронных носителях, что таковые у меня имеются. Для справки: никто этого не делает при въезде, если не везут, к примеру, телефоны, камеры или что-то другое, на продажу. То есть свои личные вещи не декларируют. Хотя, согласно административному кодексу, надо бы.

И на этом основании они изъяли мои носители и впоследствии передали их в Центр мониторинга Узбекского агентства связи и информатизации (УзАСИ). Из аэропорта я вышла в тот день спустя 5 часов после прилета. Никакого протокола задержания составлено не было, оснований для задержания также, о них оставалось только догадываться.

Эксперты из Центра мониторинга УзАСИ должны были проверить информацию на электронных носителях по четырем статьям Уголовного Кодекса Республики Узбекистан: 159 – «Посягательство на конституционный строй Республики Узбекистан», 244-1 – «Изготовление или распространение материалов, содержащих угрозу общественной безопасности и общественному порядку», 244-2 – «Создание, руководство, участие в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях» и 244-3 – «Незаконное изготовление, хранение, ввоз или распространение материалов религиозного содержания».

 

Первые допросы

В течение последующей недели меня вызывали в таможенную службу Ташкентского международного аэропорта. Сначала пытались заманить туда под предлогом того, что собираются вернуть мне электронные носители. Я отказывалась, ссылаясь на нехватку свободного времени. После чего открыто заявили по телефону: «Вы сами приедете или за вами машину прислать?» Понятно, о какой машине шла речь. Так начались мои допросы.

Меня спрашивали о цели пребывания в Бишкеке, чем мы занимались в Академии ОБСЕ, давали ли нам темы преподаватели или мы сами выбирали, о чем будем писать и так далее. Я отвечала на все вопросы, помощница дознавателя документировала мою речь на компьютере, а затем выдала мою объяснительную на подпись.

Я читала ее крайне внимательно. Мое задержание там было представлено, как совершенно случайное: якобы при личном досмотре на таможне у меня обнаружили незадекларированные электронные носители, а затем изъяли их для проверки. То есть перевернули историю задержания с ног на голову.

Я отказывалась ее подписывать, но они давили психологически. По телефону мой адвокат поведал, что если я не согласна, то имею право не подписывать, что бы они там не говорили, как бы не угрожали. В итоге дознаватель сдался, и они напечатали мою версию произошедшего, под которой я поставила подпись. В дальнейшем, на всех встречах, куда меня вызывали, я везде появлялась с адвокатом, так как ситуация была небезопасной.

Хочу отметить, что похожий случай задержания произошел с узбекской журналисткой 21 декабря 2006 года, ее аналогично задержали в аэропорту по возвращению с конференции, проходившей в Бишкеке, а на электронных носителях, которые она везла, обнаружили «антиконституционную информацию». Она сбежала из Узбекистана, но в итоге ее обманным путем заманили в Узбекистан, арестовали, посадили и пытали в дальнейшем.

Мое дело с узбекской таможней закончилось 6 сентября [2011 года]. О результатах экспертизы ничего не сообщили, все носители вернули и заявили, что административное дело против меня возбуждено не будет. Полагаю, что огромную роль в этом сыграли средства массовой информации, которые пошагово освещали весь этот процесс. Шум в СМИ, пикет журналистов в мою защиту возле посольства Узбекистана в Кыргызстане и заявления международных правозащитных организаций помогли отстоять мои права и восстановить справедливость.

Однако преследования на этом не закончились. Как известно, в Узбекистане действует институт прописки, согласно которому каждый гражданин должен регистрироваться и проживать по определенному месту жительства. Если переезжаешь на новое жилье, нужно обязательно в течение трех рабочих дней пойти в паспортный стол и встать на учет. Я снимала жилье в столице.

По приезду из Бишкека жила у пожилой женщины в уютной квартире в центре города, но, как выяснилось позже, к ней пришел участковый и запугал. В начале сентября я вынуждена была съехать от нее. Сняла квартиру в другом месте, но видимо за мной следили. Не помню число, но вещи я перевезла в субботу вечером, в начале сентября.

 

Филиал ТюмГУ

В это время я активно сотрудничала с международным агентством «Фергана». На сайт стали поступать письма от некой Ольги Старковой, директора филиала Тюменского государственного университета. Там сообщалось, что филиал в Ташкенте незаконно хотят закрыть, что это якобы ущемление прав русских на образование и прочее подобное, с просьбами о помощи.

Информационный повод заключался в том, что этот филиал закрывают и нужно было выяснить почему это происходит. Главный редактор попросил меня выяснить, в чем там дело, и возможно мы бы дали какую-то статью об этом. Интересным оказалось, что ни в одном справочнике этот университет указан не был. Я с трудом нашла его через знакомых и меня согласились проводить туда.

Наступает понедельник, я еду к двум или трем часам дня на встречу с человеком, который и показал мне этот филиал. На филиал университета, хочу отметить, это похоже не было. Небольшой его кабинет из двух комнатушек находился на втором этаже какого-то здания, в дальнем конце коридора, вдоль него были расположены какие-то маленькие офисы неизвестных фирм.

Но директора звали Ольга Старкова, как и в письме в редакцию. Я сказала, что мне нужно с ней поговорить наедине. Она оставила меня дожидаться в кабинете, а сама занялась консультацией приходящих абитуриентов.

Пока я ждала ее, мне позвонила подруга, которая находилась в моей съемной квартире, сообщила, что пришли какие-то сотрудники паспортного стола и спрашивают мои данные. Ни о чем не подозревая тогда, я быстро продиктовала данные паспорта и вернулась к Ольге Старковой.

Ждала я ее несколько часов, пока не закончился весь поток студентов, абитуриентов. Она рассказывала им, что обучение проходит дистанционно, нужно оплатить лишь контракт, а через несколько лет все получают российские дипломы. Было забавно это слушать, ведь, насколько мне известно, в Узбекистане отменено уже давно заочное обучение, имеются официально зарегистрированные филиалы нескольких иностранных университетов, но о дистанционном обучении я слышала в тот день впервые.

Когда Старкова соизволила обратить на меня внимание, я ей сообщила, что являюсь журналистом информационного агентства «Фергана» и пришла по их просьбе, указанной в письме. Успела даже спросить, за что закрывают их филиал. Она была удивлена – оказалось, что никаких писем она не писала, а затем начала негативно отзываться об агентстве «Фергана», якобы «желтая пресса и пишут неправду». Мне не хотелось слушать эти ничем не подкрепленные доводы, и я собралась уходить.

На прощание спросила, легальны ли дипломы, которые они выдают? Старкова взбесилась от этого вопроса, стала кричать, что вызовет сотрудников Службы национальной безопасности, что я пришла без документов к ней и не имею права на это, что СНБ разберется.

Мне это все показалось странным, появилось подозрение, что ребят просто дурят, собирают с них деньги и выдают потом нелегальные дипломы. Но, чтобы так говорить, нужно это расследовать, и я ей сообщила, что, несмотря на отсутствие журналистского удостоверения (в Узбекистане запрещена деятельность неаккредитованных СМИ, международных организаций после событий 2005 года в Андижане), если что-то узнаю, все равно напишу статью, и ее личного разрешения для этого мне не требуется. На этой ноте мы расстались.

И я забыла про эту встречу, а так как информация с закрытием филиала не подтвердилась, то ничего я и не писала по этому поводу.

 

Постоянные переезды

Домой вернулась от нее я уже вечером. В квартиру постучался милиционер. Я открыла дверь, он представился участковым и вызвал меня и мою подругу в РОВД. Там нас расспрашивали, кто мы такие, почему находимся в этой квартире, записали наши данные и выдали по квитанции на оплату штрафа в размере одной минимальной заработной платы за незаконное проживание.

Замечу, что три рабочих дня после моего переезда туда, еще не прошли. Но нам выписали штраф. Это была вопиющая несправедливость со стороны правоохранительных органов и ничего с этим не сделаешь, никому ничего не докажешь.

На следующий день я позвонила владелице квартиры, попросила ее сходить вместе в паспортный стол и заполнить заявление о моей временной прописке по этому адресу. Так мы и поступили следующим утром.

В паспортном столе владелица – это была женщина преклонных лет – заполняла заявление, я стояла рядом. Паспортистка вдруг начала с ней следующий разговор: «А вы знаете, что она журналистка? Что ее СНБ преследует? А вас посадят из-за нее!» – говорила она, улыбаясь. Я переспросила: «Почему это СНБ преследует?»

Паспортистка ответила, что это, мол, у меня надо спросить. Добавила также: «Весь район на уши поставили СНБ». Несчастная женщина так и не дописала заявления. Ей было плохо, она вышла из кабинета, сказала, что потом поговорим, ей нужно прийти в себя, у нее поднялось давление.

Я в шоке побрела в квартиру. В этот момент мне позвонила женщина, у которой я жила до этого, сказала, что ей очень жаль, что пришлось меня выпроводить, что ее заставили, угрожали проблемами с СНБ. До меня дошло, кто были эти посетители из «паспортного стола», почему внезапно пришли участковые и незаконно выписали штраф, а какая-то паспортистка, которую я даже не знаю, заявляет мне о преследованиях.

И если до этого я опасалась, что против меня сфабрикуют уголовное дело на основании информации, содержащейся в электронных носителях, то когда их вернули, думалось, что оставили в покое. Теперь было ясно, что ни о каком покое речи не шло!

СНБ таким образом заблокировали мне доступ к съему жилья. Получается, они постоянно следили за моими передвижениями. Я переехала еще в одну квартиру в очередной раз, выбросила свою телефонную сим-карту, не включала свет до 10-11 вечера, чтобы никто не заметил моего присутствия, не пришли милиционеры, не выписали мне очередного штрафа только уже в более крупном размере.

Через несколько дней ко мне в гости приехала подруга со своей мамой, вечером я и она ушли по своим делам, а ее мать осталась. Когда я вернулась, постучалась, она открыла. На пороге стоял милиционер, а мать подруги оправдывалась, что не живет там.

Я решила уйти оттуда, спросила, дома ли подруга, она ответила, что нет, а я развернулась, сказав, что зайду позже и стала спускаться. Милиционер пустился бегом за мной, догнал, стал спрашивать, кто я и зачем пришла. У него не было законных оснований меня задерживать и даже спрашивать мои документы, я назвала ему другое имя и сказала, что просто пришла в гости к подруге.

Затем прошли еще дни без света по вечерам и ночам, бежать было некуда, они выслеживали меня везде, несколько раз потом также стучались в дверь, но я не открывала и оставила и эту квартиру.

Ночевала потом у знакомых и друзей по паре дней, чувствовала настигший психоз и безвыходность ситуации. А потом это стало образом жизни – я жила у своих друзей-коллег по очереди, вплоть до побега из Ташкента, у них меня почему-то не трогали.

Также привычными, но по-прежнему возмутительными, стали многочасовые задержания. Это какой-то черный список, задерживали всегда меня одну со всего рейса на пограничном контроле – в аэропорту допросы, досмотры. Электронные носители я уже с собой не возила, чтобы им нечего было изымать.

Меняла телефонные сим-карты, но через время меня все равно атаковали звонки от разных людей порой с непонятными угрозами от них на узбекском языке, некоторые из них были пьяными, звонить могли иногда раз по пятьдесят, и чтобы прекратить это, нужно было выключать телефон.

Все это время я писала различные статьи для «Ферганы» на самые разные темы. Научилась, одним словом, не обращать внимания на жуткие условия, которые спецслужбы для меня создали. Ну что еще может быть хуже?

 

Суд

Видимо это поняли и мои враги. В середине марта 2012 года я получила повестку из ГУВД Ташкента, с требованием явиться к ним в связи с поступившим на меня заявлением. Там не сообщалось, по какому делу, за что и кто заявитель, хотя эта информация должна по закону быть указана.

Личных врагов у меня не было, я мирный человек и не нарушаю законов. В ГУВД выяснилось, что заявление поступило от Ольги Старковой, однако в чем суть претензий, мне не разъяснили, так как документы у них еще не были готовы. Перенесли встречу на другой день. В следующий раз я уже пришла с адвокатом, так как было ясно, что уже готово сфабрикованное дело.

Нас ознакомили с заявлением, где Старкова сообщает, что на сайтах ferghana.ru и uznews.net регулярно публиковались комментарии под статьями от ее имени о закрытии филиала ТюмГУ в Ташкенте, информация нелестного содержания в адрес политики узбекского государства и тому подобное и все под ником «Ольга Старкова».

В заявлении она утверждала, что она эти комментарии не писала, а, якобы, их писала журналистка Елена Бондарь. Связала это с моим визитом в их офис в сентябре прошлого года, сообщила, что я, якобы, угрожала непременно написать от ее имени интервью, порочащее узбекский народ и разжигала, таким образом, межэтническую рознь.

На основании этого бреда, непонятно по чьей указке написанного, в ГУВД мне предъявили обвинение в разжигании межэтнической розни. В уголовном и административном кодексах Узбекистана имеются статьи похожего содержания, различна только мера наказания. Дознаватель надавил на меня психологически, сказал, что если расскажу всю правду, то дело будет административным. Если не буду помогать следствию, то уголовным.

Благо, рядом был мой адвокат, который разъяснил мне, что я являюсь в данном случае обвиняемой и имею полное право не отвечать на вопросы.

Так мы и сделали. Несмотря на все угрозы и попытки дознавателя выудить информацию, мы писали, что я не хочу отвечать на тот или иной вопрос, так как считаю, что это может мне повредить. Как в американских детективах: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас». В моем случае мы пытались донести сотруднику правоохранительных органов о возможном вреде для меня всего, что я могу сказать.

Из требований дознавателей стало ясно, что службы решили убить двух зайцев одним выстрелом. С одной стороны, они получили неизвестным мне образом лживое и клевещущее заявление от Старковой против меня, с другой хотели получить похожий ляп против нее и ее организации. Мы с адвокатом, по крайней мере, не дали им такой возможности хотя бы со своей стороны.

Следующий звонок от дознавателя поступил около девяти вечера 5 апреля 2012-го. Я забыла дома телефон, а когда вернулась, было уже поздно, был пропущенный незнакомый номер. Я перезвонила.

Дознаватель сообщил, как само собой разумеющееся: «Елена, у вас завтра суд в 16.00 в Юнус-Абадском районном суде». Добавлю полное название: Юнус-Абадский районный суд по уголовным делам.

Административное ли дело или уголовное – ничего не было известно. То есть, собирать ли мне сумку с зубной пастой, щеткой и постельным бельем или не в этот раз? Коллеги меня поддержали в тот день, многие пришли к зданию суда, но их не пустили. В качестве наблюдателей на слушании были только сотрудники посольств США и Великобритании.

Началось судилище. Мои объяснения никого не интересовали. Просьбы моего адвоката перенести слушание на другой день, так как мы даже не были ознакомлены с делом, судья отклонил. Дал нам полчаса для ознакомления, но многие документы были на узбекском языке и по закону мы имели право все же перенести суд, чтобы сделать профессиональный независимый перевод на русский язык.

В этом тоже благополучно было отказано. Все это время был настоящий театр, где Ольга Старкова, а также ее помощник-свидетель и начальник Павел Сафин с душераздирающей интонацией рассказывали суду содержание их заявлений с выдуманными фактами против меня, бились в какой-то истерике с высказываниями: «Избавьте нас от этого зла!», указывая на меня пальцами. А я сидела в растерянности и наблюдала за этим всем каламбуром.

Судья объявил приговор в конце секунд за десять, признав меня виновной по статье 184-3 Кодекса об Административной ответственности Республики Узбекистан («Изготовление, хранение или распространение материалов, пропагандирующих национальную, расовую, этническую или религиозную вражду») и приговорил к выплате штрафа в 6 292 000 сумов (примерно 150 тысяч кыргызских сомов).

К слову, заявление Старковой, написанное в феврале 2012 года, согласно законодательству, считалось недействительным, так как к административной ответственности нарушителя можно привлекать только в течение двух месяцев со дня совершения правонарушения. Но все это дело было высосано из пальца с целью давления на меня, ни о какой справедливости здесь говорить нельзя.

Затем на меня давили судебные исполнители, чтобы в течение недели выплатила штраф, угрожали моей семье конфискацией имущества. Я оплатила его, мне помогла зарубежная организация, специализирующаяся на помощи журналистам, попавшим в беду.

 

Эмиграция

Но мы не сдавались, тем не менее, подавали с адвокатом апелляционные жалобы в вышестоящие судебные органы, но судьи оставляли в силе приговор первой инстанции. В конце мая я получила очередное уведомление об отказе, и оставался только верховный суд из инстанций. И тут я обнаружила на сайтах новую волну комментариев под ником «Ольга Старкова», в авторстве которых меня незаконно признало узбекское правосудие.

Содержание в новых комментариях уже было жестче, там были открытые оскорбления в адрес президента [Ислама Каримова] и членов его семьи, и другая информация, которую при случае можно квалифицировать под ту или иную статью уголовного кодекса.

Не дожидаясь, пока меня арестуют, я решила покинуть Узбекистан. Границу переходила легальным способом. Меня задержали на пограничном контроле при предъявлении паспорта. Завели в КПП, досматривали мои вещи, раздели меня, заставили делать приседания в таком виде. Это все было отвратительно, а самым страшным была неизвестность, есть ли уже на меня уголовное дело, выпустят ли меня из страны или прямо с границы отвезут в тюрьму.

Над этим вопросом кто-то сверху также думал более пяти часов, а я сидела в это время в КПП на границе. Но все, же поступил звонок, зашла сотрудница пограничного контроля и сообщила, что я могу забрать свои вещи. Меня выпустили.

Я приехала в Бишкек, попала при въезде в страну в автомобильную аварию, сломала ребра, которые долгое время жутко болели. Но могу сказать, при всех злоключениях, преследованиях и судебных каламбурах, меня не сломали. Я делала в Узбекистане то, во что я верила и это было превыше моего социального и психологического комфорта.

У меня здесь все отлично, вдыхаю воздух свободы, политической и гражданской активности, наслаждаюсь великолепием кыргызстанских пейзажей. Смущают только зимние морозы, я житель теплой страны, люблю солнце. А в целом, Кыргызстан – чудесная страна.

Но, уехав из Узбекистана, Узбекистан из меня никуда не уехал. Я люблю узбекский народ, национальную еду и историю региона с потрясающими памятниками культуры. Надеюсь, светлое будущее в этой стране когда-нибудь наступит, сменится режим на более демократичный, будут соблюдаться законы, уважаться конституция, а журналисты смогут без опасений за свою жизнь и личную свободу, писать правдивые статьи».

Автор: Диана Рахманова

Источник: http://kloop.kg

Фото: orfsk.ru

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram