Своим мнением поделился Евгений Савкович – профессор кафедры востоковедения Томского государственного университета, автор научных трудов о взаимоотношениях современного Китая и стран Центральной Азии.

– Евгений, то, что происходит в Синьцзяне, я имею в виду участившиеся теракты, это чисто внутренние дела Китая или звено в цепи похожих событий в Ираке, Афганистане, Таджикистане, Пакистане? Не является ли это выстраиванием дуги нестабильности вдоль границ региона? И как всё это может отразиться на Центральной Азии?

– Однозначно сказать сложно. Если раньше китайские спецслужбы приписывали себе какие-то цифры по раскрытию преступлений, обезвреживанию группировок, чтобы получить право расширить свои полномочия, увеличить финансирование, как это делают все спецслужбы мира, то теперь ясно видно: им сложно справиться с такими точечными атаками, как в Синьцзяне. Что касается мусульманских организаций, в Синьцзяне в том числе, какого-то радикального всплеска здесь не видно.

То есть говорить о том, что запад Поднебесной нестабилен, нельзя. Да, происходят теракты, акции протеста, но они никогда и не прекращались. Одно время был спад. Сейчас опять всплеск. Но свою территорию Китай уверенно контролирует.

– Все эти подпольные организации имеют исключительно местные корни или как-то связаны с другими организациями за рубежом, в частности исламистскими в Центральной Азии?

– Есть террористические группировки, названия которых мы узнаем только тогда, когда они берут на себя ответственность за теракты. Но для Китая это нехарактерно, едва ли дождешься, чтобы кто-то сказал: «Да, это мы взорвали, уничтожили». Соответственно, говорить об их связях с «товарищами по борьбе» в странах Центральной Азии довольно сложно. Но китайцы предпочитают даже говорить, что это действуют одиночки. Пекину выгодно создавать впечатление, что террористических организаций в стране нет, а есть лишь отдельные личности, которые собирают дома бомбы и потом взрывают их.

– И все-таки есть ли группировки, связанные с религиозными и террористическими организациями в странах Центральной Азии или Афганистане и Пакистане, с тем же Талибаном, например?

– Наверняка есть. Но вычислить их очень сложно. Что касается Талибана, то в Китае есть свои талибы. Они появились давно. Весь вопрос, как их контролировать.

– В Китае есть сторонники Талибана?

– Точнее сказать, не в Китае, а у Китая. Он проплачивал какие-то группы Талибана. Какую-то часть протестного уйгурского населения китайцы увели с внутреннего фронта на внешний, не афишируя открыто. Это было, безусловно, простое и временное решение. Зачем строить школы, поддерживать культуру малых народов, гораздо проще вытолкнуть их из страны. Но через какое-то время они начали возвращаться. Возвращаться с оружием. Для китайских властей это был шок.

– Не может случиться так, или уже случилось, что китайцы выталкивают недовольных в соседние страны Центральной Азии? Эти недовольные будут там накапливаться, появятся новые группировки, создастся критическая масса и…

– Да, такое возможно, если будет какая-то общая большая идея, за которую имеет смысл бороться и есть шанс победить.

– А как обстоит дело с идеей Уйгуристана, или Восточного Туркестана, куда апологеты этой идеи включают не только Синьцзян, но и часть территории Центральной Азии?

– Это всё никуда не делось. Мало того, Туркестан – это и территория стран Центральной Азии. Поэтому Китай настаивает в рамках ШОС, что уйгурские сепаратисты – враги общие. Есть китайское понятие трех зол: терроризм, сепаратизм и политический экстремизм. Россия поддерживает Китай в этом вопросе.

– Недавно в Бишкеке побывал один высокий чин из Пекина, который сказал, что китайский проект Шелкового пути является альтернативой Таможенному союзу и Киргизии было бы хорошо присоединиться к нему. Понятно, что такое предложение не пройдет. Тогда зачем оно было сделано? Это что – вброс, чтобы прощупать настроения? Или что-то еще? Может, это реальный проект, который Китай будет упрямо продвигать наперекор Таможенному союзу?

– Большие проблемы у Китая появились как раз в связи с созданием Таможенного союза. Пекин ранее предлагал создание зоны свободной торговли в рамках ШОС, параллельно развивая АСЕАН. Если бы так получилось, то Китай оказался бы в центре огромной торговой территории. Но для этого нужно заинтересовать, в частности, страны Центральной Азии. Пекин перестал давать им деньги просто так, выделяет только на инвестиционные проекты. Шелковый путь – во многом имиджевый проект, такая ретроидея.

В свою очередь, странам Таможенного союза нечего поставлять в Китай, кроме энергоносителей, это не рынок для их товаров. Для Китая сейчас, на мой взгляд, важно каким-то образом отвратить Киргизию и Таджикистан от Таможенного союза, сыграть на их экономических проблемах. Если получится, то на границах ТС появятся две черные дыры, два китайских плацдарма. У Пекина много денег, их нужно выводить из страны, вкладывать в реальные проекты. Не получится бороться с Таможенным союзом, тогда китайцы придумают еще что-то.

То, что обороты рынков Киргизии, того же «Дордоя», упали на 90% – а это китайские товары, совсем не важно для Китая, речь ведь идет о небольших деньгах. Китай не станет давать «портфельные» кредиты, он будет давать деньги только под реальные, конкретные проекты.

Кроме «дипломатии улыбок», Китай, когда нужно, руководствуется еще и принципом «холодная политика, горячая экономика», последний и реализуется в отношении, прежде всего, соседних государств. С Индией не получается, а со странами Центральной Азии – вполне. Повторюсь, денег у Китая много. Зная, что у Киргизии и Таджикистана есть огромные проблемы в экономике, Пекин вкладывает деньги в большие и малые проекты, осваивает территорию. Никаких политических телодвижений, только экономика. Прийти и остаться.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram