Необходимо отметить, что тема 33 ОИП – одна из самых малоизученных, начиная с оргштатной расстановки, местонахождению бойцов в ночь на 22 июня 1941 г, командованием в ходе боев и т.д.
– На 22 июня 1941 г. 33 отдельный инженерный полк размещался на территории Брестской крепости. Накануне Великой Отечественной войны полк находился в стадии переформирования его из 140 отдельного инженерного батальона. Из справки ЦА МО СССР: «Сообщаю, что 140 отд. инженерный батальон обращен на формирование 33 отд. инженерного полка в феврале 1941 г. во исполнении директивы Генерального штаба № Орг./5/520666 от 30 января 1941 г.». 33 ОИП находился в подчинении командования Западного Особого военного округа. Подразделения полка занимали часть оборонительной двухэтажной казармы на территории Цитадели, размещавшейся слева от Брестских (Трёхарочных) ворот. Точных сведений о том, какие подразделения размещались в этой части казармы нет. По воспоминаниям бывшего сержанта 33 ОИП Долотова Ивана Ивановича на первом этаже казармы размещались столовая и кухня, школа младших командиров (или полковая школа), мостовая рота, дорожная рота, санчасть; на втором этаже хранилось знамя полка, находилась комната дежурного по штабу, комната писарей, штаб полка, комната командиров и дежурных по части, кабинет командира части и комиссара, помещения 75 отдельного разведбатальона, караульное помещение, гауптвахта (какой части принадлежала гауптвахта и караульное помещение неизвестно).
Некоторые подразделения 33 ОИП размещались также и на территории Кобринского укрепления в казематах земляного вала на правом берегу правого рукава р. Мухавец. По воспоминаниям бывшего ст. сержанта 33 ОИП Ильина Федора Федоровича в казематах земляного вала находились помещения склада, ларька, казармы химроты, гараж, каптерка старшины хозроты, помещения автовзвода. Между земляным валом и берегом р. Мухавец размещался палаточный лагерь взводов приписного состава 33 ОИП. Здесь же, на этом берегу Мухавца, ближе к мосту находилось и помещение полковой библиотеки.
Оставшиеся в живых воины 33 ОИП вспоминают, что у здания Белого дворца накануне войны были деревянные постройки. В одной из них жили несколько семей командиров 33 ОИП и находилась казарма хозвзвода полка. Другую занимала конюшня. [4]
21 июня 1941 г.
Саркисян Асканаз Аветикович, ефрейтор 33 ОИП
– По увольнительной данной мне и моему другу политруком в субботу 21 июня, мы погуляли в городе до поздней ночи. Во дворе крепости красноармейцам показывали кинофильм. Побывав на одном сеансе (кажется, демонстрировали фильм «Амангельды»), я поднялся на верхний этаж в спальное помещение, улегся на койку и сразу заснул. На заре разбудил страшный гром [10-1].
22 июня 1941 г.
На основании справки Мемориального комплекса, воспоминаний оставшихся в живых бойцов 33 ОИП, опубликованных книг исследователей Брестской крепости сделана реконструкция событий 33 ОИП.
– На территории крепости оставалось 4,5-5 тысяч бойцов и командиров, которые и составили «бессмертный гарнизон» [11-1].
Существуют и иные мнения. Но возьмем за основу данные исследователя В. Бешанова.
Ранним утром 22 июня 1941 г. части 45 пехотной немецкой дивизии начали вторжение в крепость. В результате массированного артиллерийского обстрела всё рушилось и горело. Многие погибли, не успев встать со своих кроватей. Трудно было понять, что случилось, не верилось, что началась война. [4]
…Почти одновременно три роты немецкого батальона Праксы промчались через Западный остров и, обходя отдельные очаги сопротивления, вышли к Тереспольским воротам, заняли прилегающие помещения кольцевой казармы, в том числе и электростанцию, и проникли в Цитадель.
…Часть немцев, закрепившись в клубе, столовой комсостава (бывший дом ксендза) и отсеке столовой 33-го инженерного полка, открыла убийственный огонь по Трехарочному мосту и двору Цитадели, где метались безоружные, ничего не понимающие красноармейцы [11-2].
Рядом со столовой находится санчасть, где в это время лежит джамбулский парень Жайлау Борибаев, вероятно, сразу же попавший в плен.
Борибаев Жайлау – 1919-1985, с. Мамай Луговской р-н Джамбулская обл. Призван в 1940 г. Джамбулская обл. Рядовой, хозяйственный взвод, 33 ОИП. Пленен в БК. Жив. Вернулся домой в 1946 г. [12].
Но, несмотря на захлестнувший Центральный остров хаос:
…играют построение в коридоре казармы 33-го инженерного полка: «Всем распоряжались младшие командиры-комсомольцы. Строй был шумный. Состав красноармейцев делился на группы, которые занимали оборону у окон. Вооружены были только винтовками с примкнутыми штыками и без патронов» [11-3].
В других документах читаем:
– Дежурным по части в ночь на 22 июня был младший лейтенант Коротков Игнатий Ефстафьевич… Он выстроил в коридоре всех, кто оказался на этот час в казарме. Из построившихся красноармейцев быстро выбирали неодетых и полуодетых и отсылали в комнаты для приведения в себя в порядок. Всем распоряжались младшие командиры-комсомольцы. Строй был шумный. Красноармейцев разбивали на группы, занимали оборону у окон и дверей. Вооружены были только винтовками со штыками. Но без патронов. В казармах со стороны Мухавца появились первые раненые и убитые. С противоположного берега фашисты стреляли по окнам из автоматов. [4].
Грицаненко Виталий Яковлевич, на 22.06.41 г. – мл. сержант, командир отделения: «Наш взвод находился в момент начала войны в деревянном здании около Белого Дворца. Мы все повскакивали. Около помещения у нас была пирамида с оружием, и мы разобрали винтовки. Наша деревянная казарма была под обстрелом. Не помню, кто нам подал команду начать оборону на площади, сзади казармы. Но мы находились в обороне на том месте около часа, потом кто-то подал команду перейти в зимнюю казарму» [13]
Придя в себя, красноармейцы вооружались, организовывались в группы для того, чтобы оказывать сопротивление противнику, прорвавшемуся на территорию крепости. Это происходило в районе казармы 33 ОИП, слева от Трёхарочных ворот, в районе Белого дворца и на Кобринском укреплении. [4].
Саркисян Асканаз Аветикович, ефрейтор 33 ОИП
– Я сразу понял, что началась война. Побежал к пирамиде, схватил винтовку с патронами и выскочил во двор. Здесь творилось ужасное.
Казармы, орудийные парки, стоянки автомашин и танков, склады, конюшни, штабные помещения враг беспрерывно осыпал сотнями снарядов. С ревом налетали бомбардировщики и сбрасывали на крепость град бомб. Из пустовавших отсеков «кольцевых казарм», куда успели проникнуть фашисты, они начали вести по нам автоматный и винтовочный огонь.
Может быть, они проникли в крепость с вечера. По крайней мере, красноармейцы позже говорили, что среди смотревших кино были очень подозрительные люди, чисто говорившие по-русски и одетые в нашу форму. Правда это или нет – не знаю.
В первый час нападения на крепость в ней погибло очень много бойцов из-за того, что наших командиров не было на месте и некому было организовать оборону. А комсоставский дом в Цитадели загорелся в первые же минуты боев. Через плотный заградительный огонь, который фашисты устроили возле выходов из крепости, в этот трудный час к нам прорвался замполитрука Попов. Прошел он через Главные ворота. Быстро собрав бойцов роты, он повел нас на первый этаж и расставил у амбразур, бойниц и широких окон, поставив боевую задачу: не дать врагу проникнуть в Цитадель через Тройные ворота.
Мост через рукав реки Мухавец, находившийся в 5-6 метрах от выхода из Главных ворот, был у нас весь на виду. От занятых нами позиций до моста было метров тридцать. У широкого боевого проема с пулеметом ППД расположился мой друг Савин. Старшина разрешил стрелять только в случае появления целей. Красноармейцы, стоявшие у бойниц, нервничали и стреляли плохо: это ведь был их первый бой. И вдруг к мосту устремилось около взвода фашистов. Приближались они почти бегом, но довольно стройно. Савин нетерпеливо схватился за затвор.
– Савин, спокойно, – сказал я ему. – Дай им дойти до середины моста.
У соседних бойниц с наведенными винтовками застыли бойцы. Старшина смотрел в бойницу. И как только последний фашист вступил на настил моста, он скомандовал: «Огонь!»
Властно, настойчиво заговорил пулемет, заполняя старую казарму оглушительным грохотом. Из бойниц и амбразур захлопали частые винтовочные выстрелы. Немногие фашисты успели убежать. На настиле осталась куча врагов в куцых зеленовато-мышиного цвета мундирах.
Радоваться маленькой победе пришлось недолго. Фашисты нащупали окно, из которого бил наш пулемет. Принялись методично обстреливать из орудий боевые проемы и бойницы. Залетевшим в окно снарядом убило и ранило несколько бойцов. Группа наших перебралась в другой отсек, не выпуская из-под своего наблюдения мост через Мухавец.
Раненых мы сносили в подвал. Во время налетов бомбардировщиков мы и сами спускались туда. Когда затихал рев самолетов, вновь занимали места у окон и бойниц.
Укрытому за стеной был не так страшен артиллерийский огонь. Наружные стены «кольцевых казарм» имели толщину до полуметра, так что у лежавшего у окна невысокого бойца ноги даже не свешивались – он умещался на ширине стены. Но авиабомбы в полтонны весом, сброшенные на крышу казармы, разваливали стены здания целыми кусками [10-2].
Грицаненко Виталий Яковлевич вспоминает:
– С боеприпасами было очень тяжело, не каждому хватало даже винтовки. «У нас было мало патронов, да и вообще, кроме винтовок, у нас ничего не было. Потом мы достали гранаты и патроны. Около Белого дворца стояли машины-амфибии. Когда начался бой, около техники никого не оказалось. Но среди наших нашелся один тракторист, и он как-то сумел к машинам пробраться, завел одну машину и поехал в склад боеприпасов, и он вместе еще с одним привез нам несколько ящиков гранат и патронов, хлеб и консервы» [13].
Около 5.00. «Вдоль дороги, ведущей к 84-му полку, ходили три броневика из 75-го Отдельного разведывательного батальона. Следуя один за другим, они двигались то вперед, то задним ходом. Из башен торчали небольшие пушки» [7-2, 8-3].
Попытка бойцов 33-го инженерного полка выбить немцев из помещений столовой и кухни, расположенных на первом этаже казармы и примыкавших к правому проему Трехарочных ворот не дала результатов.
Особенно упорное и организованное сопротивление оказали воины 33 ОИП в районе своей казармы на территории Цитадели. На этом участке командование принял помощник начальника штаба 33 ОИП ст. лейтенант Щербаков Николай Фёдорович и командир хоз. взвода мл. лейтенант Прусаков Василий Иванович. Уже в первый день войны вместе с бойцами 84, 333 и 44 стрелковых полков в атаке на красноармейский клуб участвовали воины 33 ОИП под командованием ст. лейтенанта Н.Ф. Щербакова. Наступали отрядами по 25-30 человек. Потери погибшими и ранеными дошли до 60% личного состава [4].
22 июня – приписной состав. На Северном острове (соединен с Центральным островом посредством Трехарочного моста, который вел к Трехарочным воротам цитадели)…на 22.06.41 г. находились:
Рота приписного состава 33-го инженерного полка. В двух отсеках горжевой казармы и 3-4 палатках, к востоку от моста.
Действительно, в полку было большое количество приписного состава из Брестской и Белостокской областей, возможно, около 500 человек, а может быть и более. С началом войны кто не хотел сдаться – те перебежали в Цитадель. Об этих событиях есть воспоминания замполитрука приписного состава Никитина А.М.
– Из Цитадели доносился гул и сильная стрельба.
Сложилась тяжелая обстановка. Не было патронов. Кружилась голова, тошнило. Дым въедался в глаза, они слезились и больно было смотреть (уже много позже я узнал, что немцы забрасывали в обороняемые помещения шашки с отравляющими веществами; очевидно, в наш каземат была заброшена такая шашка; дым был едкий и густой). На некоторое время я закрыл глаза, опустил голову на пол. Вдруг меня начал толкать в бок один из прибежавших к нам, что-то мне говорил, но я не слышал. Тогда он начал мне объяснять знаками, что оставаться здесь больше нельзя. Бесшумно начали выползать из каземата, я с трудом приподнялся и пополз за остальными. На дворе уже было совсем светло.
Мы решили пробираться в Цитадель: ведь там наши товарищи, там боеприпасы. У нас – ни одного патрона. Ползем к Трехарочным воротам. Уже просматривается мост. Но дорога простреливается. Рядом оказался спуск в подвал. Решили там дожидаться сумерек. В темноте легче преодолеть этот опасный рубеж.
Темнело... Стрельба продолжалась со всех сторон. Высоко в небе вспыхивали осветительные ракеты. Плотно прижимаясь к камням, мы добрались до берега Мухавца. Раздалась автоматная очередь, пули звонко ударялись о камни. Мы плотнее прижались к земле. Один из нас пополз к воде и минут через десять вернулся. У него в руках фляга с водой, мы поочередно жадно начали пить.
В кольцевых казармах усилилась стрельба. Мелькали вспышки ружейных залпов. С валов Кобринского укрепления раздавались пулеметные очереди. Судя по огню, на валах было много гитлеровцев, и дорога сильно простреливалась. Поэтому мы решили переползти дорогу, преодолеть вал, пробираться к выходу из крепости.
Дорогу пересекли благополучно. Начали подыматься на вал. Ползли, царапались о кусты и колючки. Взрыв!.. Нас ослепило огнем. Я покатился вниз, потерял сознание... [14].
Здание Белого Дворца обороняли группы бойцов из 75-го разведывательного батальона, полковой школы 455-го стрелкового, 84-го стрелкового и 33-го инженерного полков. Взаимодействуя с защитниками других зданий, они срывали попытки врага ворваться в Цитадель со стороны развилки реки Мухавец [15].
22 июня лишь одному казахстанцу из 33 ОИП удалось прорваться из крепости и впоследствии воевать на фронте. Это рядовой, и.о. ст. врача 33 ОИП Нигматуллин Мир-Якуб Асиевич.
Джамбулец Джанысбаев Бектай был одним из прорвавшихся из крепости и плененным 22 июня.
Этим же днем погиб Абдыкадыр Шалов, джамбулец, рядовой, шофер транспортной роты 33 ОИП. Очевидец гибели А. Шалова рядовой С. Туребеков.
22 июня погиб джамбулец Жексембиев Жаркинбек, ст. сержант. По версии МК БКГ он погиб у Брестских (Трёхарочных) ворот в период обороны.
Однако есть устные воспоминания Закена Сыргабаева, что Жексимбиев погиб возле конюшни, записанные в советское время исследователем Б. Али.
Подтверждение гибели Ж. Жексембиева имеется, но место указывается разное, однако очевидно, что погиб он в крепости, так же, как и Есжанов Серикбай, поскольку по этому бойцу есть письменные свидетельства о его гибели в крепости З. Сыргабаева, находящиеся в архиве МК БКГ.
Таким образом, можно отметить, что ст. сержант Ж. Жексембиев, рядовые С. Есжанов, З. Сыргабаев воевали в крепости в казармах 33 ОИП.
Пленены в крепости 22 июня рядовые 33 ОИП – казахстанцы Сыргабаев Закен Дуйсенбаевич, Сулейманов Нави Сулейманович.
Джанысбаев (Жанысбаев) Бектай – 1919-1978, с. Амангельды Свердловский р-н Джамбулская обл. Призван 1939 г. Джамбулская обл., образов. 5 классов, член ВЛКСМ, учитель. После войны проживал в Джамбулской обл. Рядовой 33 ОИП. 22.06.41. прорвался из БК. Пленен. Освобожден в 1945 г. Жив.
Жексембиев Жаркинбек – 1918 (1914) г.р., уроженец с. Андас Меркенского района Джамбульской области, казах. Призван в ряды РККА Меркенским РВК в 1940 г., учитель, член ВКП(б). На 22.06.1941 г. – ст. сержант, сапер 33 ОИП. Войну встретил в крепости, погиб у Брестских (Трёхарочных) ворот в период обороны (возле конюшни – очевидец З.Сыргабаев).
Есжанов Серикбай – 1916 г.р., Меркенский р-н Джамбулская обл. Призыв 1940 г. Джамбулская обл. Рядовой 33 ОИП. Погиб в БК. Очевидец З. Сыргабаев.
Нигматуллин Мир-Якуб Асиевич - 1913-2005 гг., уроженец а. Шунтай Джаныбекского р-на, Уральская обл., казах. Призван – в ноябре 1940 г. Туркестанским РВК Чимкенсткая обл. После войны проживал в г. Алма-Ата. Рядовой, и.о.ст.врач. 33 ОИП. 22.06.41. прорвался из БК. Воевал на фронте. Жив.
Сыргабаев Закен Дуйсенбаевич - 1918 г.р., п. Жданова Меркенский р-н Джамбулская обл. Призван 1940 г. Меркенским РВК Джамбулской обл. Рядовой, 33 ОИП. 22.06. пленен в БК. Жив.
Сулейманов Нави Сулейманович - 1918 г.р., с. Мамыртубук Бескарагайский р-н Семипалатинская обл. Призыв 1940 г. Семипалатинская обл. Рядовой 33 ОИП. 22.06. пленен в БК. 6.5. 1942 г. погиб. Kriegsgefengenen-Stammlager.
23 июня 1941 г.
«В ночь на 23 июня Лерман с бойцами снял с подбитого невдалеке броневика пушку и снаряды и решил использовать эту «артиллерию» в атаке на столовую. Утром принялись за дело. Стреляли из пушки по окнам кухни и столовой» [7-2].
Исследователь Р. Алиев анализирует:
– Во-первых, Долотов сам в этом мероприятии не участвовал и пишет, скорее всего, об услышанном намерении от Лермана или другого бойца. А затем слышал стрельбу из орудия по столовой. И затем, в своих воспоминаниях, увязал эти события вместе.
В действительности же дело могло обстоять следующим образом: приступив к исполнению своего намерения, Лерман быстро убедился в бессмысленности снятия орудия из БА. Хоть в башне БА-10 и имелся специальный люк для демонтажа орудия, но сама эта операция отнюдь не проста (вес орудия 313 кг), требует использования инструментов, а в условиях темноты, постоянной угрозы обстрела становилась и вовсе невозможной. И (самое главное) даже чудом вынув орудие из башни бронеавтомобиля и каким-то образом, укрепив его в кирпичах, более одного (а скорее всего ни одного) выстрела произвести бы не удалось – учитывая силу отдачи орудия при выстреле (величина силы отдачи 45-мм орудия 20К мне неизвестна, но (для сравнения) усилия отдачи 23-мм орудия ВЯ-23 на штурмовике Ил-2 составила 5500 кг) и неработающих противооткатных устройствах. В общем, поняв бессмысленность этой затеи, Лерман поступил проще. Забравшись в БА-10, подбитый у стены казармы 33-го инженерного полка, он открыл огонь из орудия, видимо, тоже бронебойными снарядами, по окнам столовой, но «весь израсходованный запас снарядов никакого результата не дал, так как все снаряды попадали в боковую стену оконного проема» [7-2].
Так как огонь велся под острым углом, бронебойные снаряды рикошетировали. Что и подтверждается фотографией подбитого у казармы инженерного полка БА-10, башня которого развернута как раз в сторону помещения столовой [7-3].
Исследователь В. Бешанов описывает бой группы сержанта Лермана.
– Группа сержанта Лермана с самого утра, установив пушку за круглой уборной (солидное кирпичное сооружение, на дореволюционных планах обозначенное как «каменное отхожее место»), пыталась выкурить врага из помещения столовой инженерного полка. «Стреляли по окнам кухни и столовой. Весь израсходованный запас снарядов никакого результата не дал, так как все снаряды попадали в боковую стену оконного проема. Прямой атакой немцев выбить было тоже невозможно: окна помещения были заделаны железными решетками». И действительно, атака, проведенная после полудня вдоль наружной стены со стороны Мухавца, также сорвалась. Наконец, к 19 часам проблему удалось решить. Одни бойцы проломили в стене дыру из коридора казармы в кухню, другие на полу помещения штаба, находившегося этажом выше, взорвали две связки гранат. После короткой схватки часть немцев была уничтожена, а несколько человек взяты в плен. Путь к Трехарочному мосту был открыт. [11-4].
Саркисян Асканаз Аветикович, ефрейтор 33 ОИП:
– На второй день боев мой друг Савин был убит. Я взял его пулемет, дав себе слово отомстить за него. Дальнейшие события, начиная с третьего дня войны, я помню плохо. Мы страдали от мучительной жажды. Из Мухавца достать воду было невозможно: берег днем и ночью находился под неусыпным надзором фашистов, и при появлении у воды нашего человека его ждали автоматные очереди [10-3].
Журавлев Федор Филиппович, рядовой, курсант и секретарь партбюро полковой школы 33 ОИП, вспоминает:
– Мы размещались в здании полковой школы на первом и втором этажах, рядом со столовой. Немцы, занявшие столовую, имели ручные рации, вели себя шумно, передавали сведения о крепости своему командованию, просили подкрепления. Надо было немедленно уничтожить их, и мы решили сделать так: пробить со второго этажа дыру и забросать их прежде всего гранатами. В числе других выполнявших это задание, были комсомолец Петр Босов, Иван Иванов, и Анатолий Костюкович. Мы пробили железобетонное перекрытие потолка и забросали фашистов связками гранат. Потом с группой наших бойцов ворвались на кухню столовой, где возле котлов стоял ящик с жиром; видимо повар еще не успел заправить суп. Немцы, оставшиеся в живых, спустились в подвал, там завязался рукопашный бой с нашими поварами и бойцами, которые были в наряде на кухне. Мы поспешили им на помощь. Пленные гитлеровцы при допросе сказали, что вошли во время бомбежки со стороны Буга через проложенный там понтонный мост.
Примерно в 10-11 часов утра через этот же мост к нам во двор ворвались три немецких танка. Фашистский офицер открыл люк танка, поднялся и в бинокль начал наблюдать за окнами казармы второго этажа. Я и Виктор Костюкович, служивший в отделе вещевого снабжения, в это время находились в кабинете замполита нашего полка т. Жука, на втором этаже; танк остановился как раз против нас. Не сговариваясь, я и Костюкович одновременно выстрелили. Офицер был убит. Танк мгновенно развернулся по фронту и стал стрелять по нашей казарме. Мы спрятались между окон. Один снаряд угодил в простенок, где стоял Виктор Костюкович, пробил полуметровую стену, и вся масса кирпича обрушилась на моего товарища. Виктор был убит, а я оглушен. Скоро бойцы вытащили меня к дверям на воздух.
…В столовой собралось много бойцов. Мы решили послать один взвод через мост на связь с теми, кто сражался за рекою. Но из 20 человек вернулось только трое. Сколько мы не пытались перейти мост – сделать это нам не удавалось: фашисты перекрестным огнем срезали наших бойцов. Боеприпасы иссякали, поэтому мы решили идти на прорыв: под прикрытием пулемета форсировать рукав Мухавца. Цель наша была проста: выйти из крепости и соединиться со своими. Немцы сразу же открыли ураганный огонь из автоматов, пулеметов. Пули густо ложились на воду, большая часть товарищей погибла. Но и те, кому посчастливилось перебраться на другой берег, долго не могли даже подняться [16].
Согласно донесениям генерала Шлипера, вечером после прекращения артиллерийского огня, в плен сдалось около 1900 человек. Таким образом, гарнизон уменьшился почти наполовину, многие участки просто стало некому защищать [11-5]. По другой версии – в плен сдалось 1800 человек [17].
Сдались приписники, призванные в начале июня из западных районов страны для переподготовки, молодежь, не принявшая присяги, и те, кто раньше служил в польской армии. Участники обороны вспоминают «западников» с неприязнью и прямо говорят об измене.
Поскольку в то время создавалась сага о массовом героизме, писать о том, что одни советские люди «стреляли в затылки» другим советским людям, было не принято, поэтому во многих воспоминаниях фигурируют мифические «фашистские диверсанты» в красноармейской форме [11-5].
Ефим Фомин в этот день перенес свой командный пункт из подвала Инженерного управления в казарму 33-го инженерного полка. Сюда постепенно переместились защитники Холмских ворот. [11-6]
Еще одно подтверждение о переносе своего командного пункта Е. Фоминым в казармы 33 ОИП находим в книге В. Князюка. Однако он пишет, что это действие происходило в ночь на 24 июня.
– В ночь на 24 июня гитлеровцы подтянули батареи к насыпи Южного острова и прямой наводкой ударили по казармам. Полуразрушенное здание ходило ходуном, и комиссар Фомин приказал отходить к казарме 33-го инженерного полка [17].
23 июня был пленен в Брестской крепости рядовой 33 ОИП Сейтказы Туребеков (Турбеков).
Туребеков (Турбеков) Сейтказы Туребекович – 1918 г.р., Жанааркинский р-н Джезказганская обл. Призван Джамбулским ГВК в 1940 г., член ВЛКСМ, образование – 4 кл. Рядовой 33 ОИП. 23.06. пленен в БК. Вернулся на родину. Жив.
24 июня 1941 г.
Саркисян Асканаз Аветикович, ефрейтор 33 ОИП:
К третьему дню войны вся территория Цитадели была очищена от просочившихся врагов. Вблизи нашей казармы, около Главных ворот обосновался штаб по общему руководству обороной. Во главе обороны стали мужественные командиры – капитан Зубачев и комиссар Фомин [10-3].
А. Виноградов:
24 июня через рядового Васильковского удалось нам связаться с полковым комиссаром Фоминым, который руководил в то время обороной левого фланга, то есть в казарме 33-го инженерного полка [8-4].
Утром, используя временное затишье, капитан Зубачев и лейтенант Виноградов перебрались в казарму 33-го инженерного полка, где встретились с Фоминым:
«Собрались в небольшой комнате с оконными проемами в сторону Мухавца. Мы все познакомились. Фомин потребовал, чтобы предъявили документы. Я был в полной форме с орденом Красной Звезды на груди. Внешний вид у нас был настолько необычным, что узнать даже знакомые лица затруднялись: воспаленные глаза, покрытое толстым слоем пыли и копоти обмундирование».
Приказано:
Немедленное более организованное оперативное руководство обороной, поставлены задачи и к 18.00. 24.06. прибыть к Фомину с докладом.
Затем на крепость вновь посыпались тяжелые снаряды.
Эпизод дня 24 июня. И. Долотов вспоминает:
«Помню, как один худой веснушчатый паренек-красноармеец с остроносым лицом лежал на груде матрацев у окна и время от времени прикладывался к прицелу самой обычной винтовки (винтовка Мосина образца 1891/30 гг.), даже не снабженной оптическим прицелом. Как-то я обнаружил фашиста, приспособившегося за толстым деревом на валу за Мухавцом. Враг был хорошо замаскирован. Он вырубил в стволе у самой земли треугольник и стрелял, не высовываясь из-за дерева. Я указал на него красноармейцу, хотя, откровенно говоря, сомневался, что боец без оптического прицела уничтожит этого фрица. Но он сказал, что на этом расстоянии можно и так попасть. И действительно, спустя некоторое время снайпер прицелился и выстрелил. Сейчас же за стволом дерева взметнулось и рухнуло тело врага. Мы все были поражены мастерством этого неказистого на вид паренька» [7-2,8-5].
Потом в подвале отсека, примыкавшего к Брестским воротам, состоялось еще одно совещание командиров и политработнков [11-7].
24 июня в одном из казематов казармы состоялось совещание командиров и политработников, на котором было решено создать штаб обороны Цитадели. Командиром был назначен капитан Зубачёв Иван Николаевич, помощник командира 44 стрелкового полка по хозчасти, заместителем командира – полковой комиссар 84 стрелкового полка Фомин Ефим Моисеевич. На этом же совещании был выработан Приказ № 1, определены дальнейшие задачи обороны: объединить разрозненные группы защитников и предпринять попытки выхода из крепости. Прорывы, как правило, оказывались неудачными [4].
Так под диктовку Фомина и Зубачева лейтенант Виноградов написал теперь уже широко известный исторический документ – Приказ № 1. В нем упоминался и 33 инженерный полк:
– … Всем командирам оставшихся частей 84 сп, 455 сп, 333 сп, 33 инженерного полка, 132 отд. бат-на войск НКВД учесть бойцов по списочному составу, средних и младших командиров, сформировать роту в составе 4-х взводов – 3 стр. и 1 пулеметного. Боевой приказ поступит после поступления списков и окончательной организации подразделений… [19]
Исследователь Р. Алиев делает анализ документа:
– Фомин находился в казарме 33-го инженерного полка, где и был обнаружен Документ. С большей долей вероятности можно говорить, что Текст написан в том же помещении 33 ип, где и был впоследствии найден.
В Документе слова о немедленном выходе зачеркнуты и заменены на «организованного боевого действия». Означает ли это, что положение еще не было критическим, или автор понимал, что собравшиеся в казарме 33 ип в основной своей массе покидать подвалы не расположены? Как знать. Но получилось именно так. Основная часть оборонявшихся там огнем прорыв группы Виноградова поддержала, но сами не пошли. Не пошли солдаты или командиры, кто теперь расскажет? Оставшиеся продержались до 26 июня, когда после подрыва немецкими саперами стен казармы 33 ип, были взяты в плен защитники последнего крупного участка обороны цитадели.
С уверенностью можно говорить лишь об установлении взаимодействия между собравшимися в казармах 455 сп и 33 ип, что и позволило обеспечить огневую поддержку прорыва. Но ничто не подтверждает факта наличия единого действенного командования [8-6].
Вечером 24 июня в штаб 12 корпуса полетела радиограмма командования 45-й дивизии: «Брестская крепость взята». Согласно донесениям полков было захвачено 1250 пленных.
Но в 33-м инженерном еще держалась группа Фомина-Зубачева. И какие-то группы русских на Центральном острове «вели оживленный огонь», удерживая «отдельные части домов». Еще сражался Восточный форт, огрызались огнем из казематов пекарни. Крепость вела бой [11-8].
Ночью еще одну отчаянную попытку прорваться предприняла группа комиссара Фомина. Прорыв не удался.
По-видимому, к 24 июня обстановка на территории Центрального укрепления сложилась очень тяжелая. Поэтому штаб обороны Цитадели, организованный 24 июня, принял решение осуществить прорыв из Цитадели всех оставшихся здесь сил. Начало прорыву должна была проложить группа добровольцев под руководством начхима 455 сп, лейтенанта Виноградова Анатолия Александровича. Местом прорыва были выбраны Брестские (Трехарочные) ворота. Лишь единицы из воинов 33 ОИП вспоминают об этой группе прорыва, среди них Журавлев Федор Филиппович, бывший курсант полковой школы (называл ошибочно дату 26-27 июня) и Попов Алексей Васильевич, бывший замполит электрозавода. Попов Алексей Васильевич в своих воспоминаниях говорит о том, что он входил в группу лейтенанта Виноградова, но называет совершенно другой день и время прорыва: «Прибывший на усиление командования пехотный мл. лейтенант Виноградов, после безуспешных вылазок на разведку, принял решение идти на прорыв. была организована добровольная группа прорыва, которая насчитывала около 300 человек, куда вошел и я. 24 июня в 18.00. форсировали реку Мухавец, выбили засевшие группы немцев и пошли на Кобринские ворота. Выбили немцев у ворот, взяли их и вырвались за вал. Немцы оставили (я видел) 35-мм пушку и отступили. Выйдя на ровное место к мосту, немцы атаковали нас бронемашинами, раздробили на части и ликвидировали. Отсутствие патронов послужило причиной поражения группы, где находился я» [22].
Журавлев Федор Филиппович из крепости прорвался с группой бойцов 33 ОИП. Он вспоминает, что это было 26 или 27 июня. (Журавлев ошибается. События происходили 24 июня – авт.). С группой лейтенанта Виноградова они встретились уже позже, вырвавшись из Цитадели: «Это было 26-27 июня 1941 г., примерно в 12 часов дня. В юго-восточную часть Кобринского укрепления мы пробрались только к 6 вечера; на разных участках крепости шли большие ожесточенные бои. Со мной все время продвигались в группе наши коммунисты и комсомольцы полковой школы. Добравшись до моста через Мухавец мы встретили группу бойцов, которыми командовал лейтенант Анатолий Виноградов. Собралось нас примерно до 200 и более человек.
Попытка прорыва группы под руководством лейтенанта Виноградова оказалось неудачной, многие были пленены. Свой последний бой в крепости Журавлей Федор Филиппович описывает таким образом: «Под громовое «ура!» бойцы устремились в атаку. Немцы, видя такой натиск, отступили и открыли по нам ожесточенный автоматный, пулеметный, минометный огонь, в общем, со всех видов оружия. В то время мы имели с немцами 8 и более рукопашных атак. Гитлеровцы, видя такой упорный натиск после артподготовки пустили танки, стремясь задушить осажденных. Тоже им не помогло. Они сделали еще часовую артподготовку. Мы дрались яростно. У нас ряды боевых друзей все редели. И тут меня оглушило артснарядом, тяжело ранило в ногу, а друга по службе Петра Босова тяжело ранило в руку [23]. После этих событий 25 июня Журавлев Ф. Ф. вместе с П. Босовым и др. бойцами был пленен фашистами.
24 июня был пленен семипалатинец, рядовой 33 ОИП Белов Василий Никитьевич.
Белов Василий Никитьевич - 1918 г.р., с. Большой Букан Кокпектинский р-н Семипалатинская обл. Призыв 1940 г. Семипалатинская обл. Рядовой 33 ОИП. 24.06. пленен в БК. 13.10. 1941 г. погиб. Frontstalag 307.
25 июня 1941 г.
Кутюхин Максим Григорьевич, на 22.06.41. лейтенант, командир взвода 33 ОИП: «25 июня в помещении казармы появился плотного сложения, невысокого роста полковой комиссар Фомин и капитан-артиллерист, прибывали бойцы. Фомин собрал нас всех на 1 этаже в середине здания у лестницы и сказал, что надо как-то организоваться. Решили организовываться небольшими группами, так, чтоб в группах были пулеметчики и установить связь между отрядами, сражавшимися на другом берегу Мухавца» [20].
Вечером 25 июня было решено провести разведку боем с целью прорыва из крепости. Одним из командиров групп прорыва был назначен ст. лейтенант Щербаков Николай Федорович. Поводом для этого послужили звуки ожесточенного боя в стороне Бреста (как оказалось впоследствии, бой в стороне города был обороной Восточного форта крепости). Разведку предполагалось сделать ночью на 26 июня в направлении Кобринских ворот. Участник этого прорыва Долотов Иван Иванович вспоминает: «В этот вечер около Фомина собрались кое-кто из командиров. Обсуждалась возможность прорыва из крепости. Некоторые сослались на вероятный успех группы сержанта Лермана, ушедшей накануне. Решили создать три ударные группы по 30-40 человек каждая и выходить в сторону Кобринских ворот. Начались приготовления. Так как мост все время обстреливался, то некоторые выбрали иной путь форсировать Мухавец вплавь. Плыть в обмундировании и с оружием тяжело, поэтому из обломков и стульев, из остатков дверей, рам и других деревянных частей делали плотики.
В 12 часов ночи тронулись. Фомин на прорыв не ходил. Я бежал с группой, которая прорывалась по мосту. Внезапно кругом стало светло как днем. Немцы обнаружили нашу переправу, поднялась ожесточенная стрельба. Я упал. Вокруг меня лежали трупы.
Где-то справа за пекарней слышались крики вперемежку с автоматной стрельбой и гранатными взрывами, доносились отдельные винтовочные выстрелы. Вскоре появились бойцы, бегущие обратно. Прорыв не удался. По одному, по два возвращались красноармейцы в казарму. Стало ясно, что наших поблизости нет. Многие из прорыва не вернулись».
Необходимо отметить разночтения в воспоминаниях. Об этом прорыве упоминают и в ночь на 25 июня, и в ночь на 26 июня. Мы остановились на версии справки МК БКГ. Исследователь В. Бешанов описывает по воспоминаниям этот прорыв как в ночь на 25.06. [10-6] – в других документах этот прорыв идет в ночь на 26.06. [21].
Долотов Иван Иванович в составе маленькой группы бойцов вернулся назад в казарму. Не вернулся командир этой группы прорыва Щербаков Николай Федорович, возможно, он погиб в этом бою…
Саркисян Асканаз Аветикович, ефрейтор 33 ОИП:
В подвале здания, где была наша столовая, мы попробовали вырыть колодец. Добрались до воды, но накапливалось ее немного, и она была на вкус очень плохая. Помню, в этом же подвале под каменную плиту я уложил свой комсомольский билет.
От страшной жажды лица бойцов исхудали. Щеки заросли густой щетиной, глаза ввалились, а б
Правила комментирования
comments powered by Disqus