В настоящее время внешняя политика Киргизии после двадцатилетнего периода многовекторного курса стала принимать более ясные очертания, проявляющиеся не только в выборе стратегического партнера, но и в постепенном осознании необходимости отстаивания своих национальных интересов и реструктуризации импортно-реэкспортной модели экономической системы. Трансформации внешнеэкономической риторики республики обусловлены тремя факторами: во-первых, истощением производственных мощностей советского периода, во-вторых, низкой рентабельностью импортно-реэкспортной деятельности граждан в аспекте доходной части бюджета, в-третьих, закрытием казахстанского и российского рынков для реэкспортируемых из Киргизии китайских товаров. Последнее следует рассматривать в связи с оформлением Таможенного союза Республики Беларусь, Республики Казахстан и Российской Федерации, нацеленного на реиндустриализацию экономик стран-членов и повышение степени их конкурентоспособности на мировом рынке. Таким образом, республика оказалась зажатой, с одной стороны, необходимостью сохранить рабочие места в сфере торговли во избежание социальной напряженности, что предполагает сохранение существующего уровня проникновения китайских товаров на внутренний рынок, с другой — необходимостью обеспечить рынок сбыта китайской продукции. Принимая во внимание потенциал аграрного сектора и швейной промышленности, а также проанализировав данные об удельном весестран ТС в импортно-экспортных операциях, составляющий соответственно 44,7% и 44,9%, руководство республики сделало ставку на открытие рынков сбыта товаров и более тесное сотрудничество с РФ, в том числе в рамках ТС.

Сегодня Россия обозначается в качестве стратегического партнера Киргизии, а ее вступление в ТС названо приоритетной целью. На этом фоне РФ в полной мере использует механизмы «мягкой силы» для вовлечения Киргизии в сферу своих интересов. В частности, лишь за последние годы российской стороной осуществлено списание долга в размере $489 млн, предоставление гуманитарной помощи в 2010-2012 гг. на сумму свыше $45 млн. В 2013 году выделен грант в объеме $25 млн и 20 тысяч тонн зерна. Кроме того, достигнута договоренность об инвестициях в гидроэнергетический сектор (строительство Камбаратинской ГЭС 1 и Верхне-Нарынского каскада ГЭС) в объеме около $2,5 млрд. Вместе с тем в целях обеспечения благоприятных условий вхождения республики в евразийские структуры РФ не только взяла на себя финансовые обязательства (выделение безвозмездного гранта в размере $200 млн на финансирование мероприятий, предусмотренных «дорожной картой» по присоединению Киргизии к ТС; создание Фонда развития), но и предоставила беспрецедентную возможность экспорта плодоовощной и мясной продукции киргизских производителей, сняв все нетарифные запреты.

При этом сотрудничество с Россией для Киргизии привлекательно и в идеологическом аспекте. Российская концепция суверенной демократии предполагает самостоятельное определение государством сроков и масштабов демократизации своей политической системы с учетом местных особенностей без вмешательства внешних акторов, исходя из своих интересов, что импонирует руководству республики. Во-первых, Киргизия не отказывается от курса на построение демократии, что имеет особую значимость в силу распространенного представления об универсальности как в политическом, так и в морально-этическом отношении демократических принципов, демонстративное неприятие которых может иметь негативные последствия для государства. Во-вторых, республика имеет возможность избавиться от внешнего диктата и проводить самостоятельную внутреннюю и, соответственно, внешнюю политику.

В свою очередь, для России особую важность в сотрудничестве с республикой представляет военная сфера в силу географической близости Киргизии к одному из центров евразийской нестабильности — Афганистану, а также ее геополитического статуса буферной зоны, который определяет повышенный интерес к Киргизии многих внешних акторов, в том числе непосредственных конкурентов РФ — США и КНР. В связи с этим РФ стремится оказать помощь республике в деле поддержания боеспособности ее вооруженных сил через их перевооружение на сумму $1,1 млрд. Кроме того, на неформальном саммите глав ОДКБ в мае 2013 года было принято решение о необходимости ускорения обеспечения КСОР ОДКБ современными образцами российского вооружения и техники и об усилении военного потенциала российской авиабазы в Канте в свете открытия в Узбекистане регионального представительства НАТО.

Вместе с тем республика еще не полностью отказалась от практики удовлетворения своих прагматичных интересов за счет многостороннего сотрудничества. Так, несмотря на озвученную цель интеграции в евразийские структуры, Киргизия не отказывается и от китайского проекта «Экономического пояса Великого Шелкового Пути», подписывая многомиллиардные соглашения в транспортно-энергетической сфере с КНР: строительство части газопровода «Туркменистан — Китай», реконструкция Бишкекской ТЭЦ, строительство альтернативной дороги «Север — Юг». При этом следует отметить, что Бишкек поддерживает ряд китайских проектов, которые напрямую противоречат интересам его стратегического партнера — России в аспекте целесообразности и эффективности функционирования Евразийского экономического союза. Во-первых, это поддержка последовательно торпедируемой Россией китайской инициативы создания банка и счета ШОС, во-вторых, подписание инвестиционных соглашений с китайскими компаниями по модернизации аэропортов ОАО «Международный аэропорт Манас». Данная линия поведения Киргизии вписывается в концепцию прагматичных интересов республики. В частности, одним из решающих факторов предпочтения российской «Роснефти» китайских Beijing Urban Construction Group и China Machinery Engineering Corporation стал объем предлагаемых инвестиций ($1 млрд и $1,3 млрд соответственно), а также предполагаемые долевые пропорции в проекте (51% и 49% соответственно).

В целом стратегия Пекина по экономической привязке Центральной Азии, в частности Киргизии, не обусловленная никакими идеологическими императивами и фактически неограниченная в финансовом отношении (золотовалютные резервы Китая превышают $3 трлн, а России — всего около $510 млрд; прямые инвестиции КНР в Киргизию в период 2005-2010 гг. выросли почти в 16 раз, а российские за тот же период − в 12 раз), учитывая сложную социально-экономическую ситуацию в стране, имеет высокие конкурентные возможности по сравнению с российским проектом Евразийского экономического союза.

Кроме того, преимуществом Китая является планомерное наращивание им с момента распада СССР двустороннего экономического сотрудничества с Киргизией, прежде всего в сфере реэкспорта китайских готовых товаров в направлении Казахстана, Узбекистана и России. Для обслуживания товарных потоков в республике была создана крупнейшая логистическая система Центрально-Азиатского региона − торговые центры «Дордой» в северном направлении и «Кара-Суу» в южном. Успешность работы этих центров обусловлена тем, что это было выгодно и странам — поставщикам товаров, и странам — получателям товаров — для одних отличным рынком сбыта, для других колоссальными неучтенными доходами.

При этом экономическая плоскость была той нишей, которую в 1990-х гг. не освоили ни США, ни РФ. Последняя проводила прозападный внешнеполитический курс и фактически прекратила все экономические отношения со странами региона. В свою очередь, для США требования реструктуризации экономики имели целью не расширение торгово-экономических связей с центральноазиатской республикой, не имеющей углеводородного потенциала, а финансовую эксплуатацию через систему кредитования. Кроме того, в начале 1990-х гг. резко обострились отношения Киргизии с соседними республиками, что на фоне экономических систем, являвшихся структурными элементами советской экономики, в основе которой лежал принцип перераспределения ресурсов, товаров и дотаций, привело к необходимости поиска внешнеторгового партнера — поставщика готовой продукции. Таким образом, в начале 1990-х гг. Китай выступил для республики своеобразной «подушкой безопасности» для поддержания социально-экономической стабильности.

В свете обозначенного Киргизией курса на евразийскую интеграцию, предполагающую реиндустриализацию экономики страны, наибольшим транзитным шоком для республики станет отказ от реэкспортной тактики. В свою очередь, для КНР потеря транзитной территории Киргизии в экономическом плане не представляет большой проблемы на фоне активного строительства Международного центра приграничного сотрудничества «Хоргос» на китайско-казахстанской границе, однако в геополитическом контексте выход Киргизии из орбиты влияния КНР является тактическим проигрышем, который может иметь долгосрочные последствия. В силу этого Пекин пытается сделать свой геополитический проект «Экономического пояса Великого Шелкового Пути» наиболее гибким, способным, с одной стороны, сосуществовать с другими проектами, с другой — способствовать продвижению своих национальных интересов.

В частности, «Экономический пояс Великого Шелкового Пути» органично сочетается с западноевропейской программой CAREC, нацеленной на создание сухопутных торговых путей между Юго-Восточной Азией и Европой, минуя РФ, что, в свою очередь, также не противоречит и американскому «Новому Шелковому Пути». Вместе с тем декларируется возможность существования сети зон свободной торговли в качестве опорных точек транспортно-логистической инфраструктуры, являющейся основой проекта, с членством Киргизии в Евразийском экономическом союзе. Таким образом, участие республики в геопроекте КНР может превратить её в центр геополитической конкуренции.

Резюмируя проведенный анализ внешнеполитических тактик республики в отношении России и Китая, следует отметить, что в настоящее время Киргизия, несмотря на определение России в качестве стратегического партнера, не отказывается и от участия в китайском проекте «Экономического пояса Великого Шелкового Пути» (строительство железной дороги, газопровода, инвестиционный проект в отношении ОАО «Международный аэропорт Манас»). В свою очередь, демонстрируя гибкость во внешней политике, республика превращается в заложника возможного геополитического противостояния между КНР и РФ, так как, несмотря на существующее пространство для сотрудничества, в масштабности и противоположной интеграционной риторике российского и китайского проектов (РФ — развитие производства, реиндустриализация в странах интегрируемого пространства; КНР — консервирование за странами ЦА статуса транзитного торгового коридора для своих товаров) заложен конкурентный потенциал.

В этих условиях, принимая во внимание официально обозначенный руководством Киргизии курс на интеграцию в евразийские структуры, представляется, что России следует как можно активнее использовать потенциал инструментов «мягкой силы» по распространению своего влияния. Это, прежде всего, предоставление гуманитарной помощи, культивирование изучения русского языка среди мигрантов, реализация программ по поддержке соотечественников, развитие сети НПО, инвестиции в стратегически важные объекты, поскольку успех интеграционных процессов во многом зависит от крепких культурных связей, которые цементируют политическое и экономическое взаимодействие, переводя их на новый уровень. По этой причине одной из важных вех сотрудничества является необходимость развития русского языка, создание дополнительных условий для его распространения. Это тем более важно с учетом того, что в центрально-азиатских странах существует реальная потребность в его изучении. Поэтому в настоящее время жизненно важным является сохранить за Россией роль центра образования и обучения, что будет способствовать более успешной реализации проекта Евразийского союза.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram