Рост радикальных настроений, слабая экономика и нарастающий авторитаризм — три фактора риска, которые могут помешать развитию российско-таджикского сотрудничества.

Отношения России и Таджикистана в последние годы достигли высокого стратегического уровня. Полным ходом идет перевооружение 201-й российской военной базы, проведена модернизация оптико-электронного комплекса контроля космического пространства «Окно», достигнуты и реализуются важные договоренности о подготовке и оснащении таджикской армии и обустройстве границы. Безусловно, значительный вклад в прогресс двусторонних отношений внесло действующее руководство Таджикистана, и это необходимо отметить.

Вместе с тем в самой республике все отчетливее развиваются тенденции, которые не могут не вызывать беспокойства, поскольку в перспективе при негативном стечении обстоятельств они могут поставить под удар саму современную таджикскую государственность, а значит, и российские стратегические интересы на южной окраине ОДКБ.

Первая среди них — рост популярности идеологии радикальных исламистских религиозно-политических течений, в первую очередь связанных с так называемым «Исламским государством», и увеличение числа их сторонников. Точное количество таковых в республике подсчитать не представляется возможным, но показательно, что только с начала 2015 года таджикские власти закрыли 1032 нелегальных мечети. Наиболее громким случаем вербовки в ряды боевиков в последнее время стал переход на сторону ИГ 40-летнего командира ОМОН МВД Таджикистана полковника Гулмурода Халимова, ранее тайно выехавшего в Сирию.

Всего, по данным таджикских спецслужб на август 2015 года, в зону боевых действий на Ближнем Востоке отправилось 520 таджикистанцев, многие с семьями. Из них 150 уже нет в живых. Но эти цифры представляются явно заниженными. Если учесть даже открытые сообщения ближневосточной и западной прессы о задержанных или замеченных на границе Сирии и Турции таджиках, их число получится в разы большее. Появляются первые сообщения и о планировании радикалами террористических атак в самом Таджикистане: в июле 2015 года правоохранительными органами республики арестованы сторонники ИГ, которые, по данным местных силовиков, готовили взрывы в четырех регионах страны у отделов милиции и в местах массового скопления людей.

Ситуацию осложняет и то, как развиваются события по ту сторону границы, в Афганистане. Таджикское погранведомство приводит данные о скоплении в приграничных с республикой афганских провинциях Кундуз и Бадахшан боевиков численностью свыше 1500 человек, включая членов «Талибана», ИГ, а также террористических организаций центральноазиатского происхождения, таких как «Джамоат Ансоруллох» и «Исламское движение Узбекистана». Последнее осенью 2014 года присоединилось к ИГ. Все они ведут активные боевые действия против афганских правительственных сил, то и дело устанавливая контроль над отдельными уездами и предпринимая попытки штурма крупных административных центров приграничных с Таджикистаном провинций. При этом в их рядах немало таджиков, а таджикско-афганская граница, за исключением отдельных пунктов, практически не оборудована.

Другая проблема, с которой сталкивается Таджикистан, состоит во все более заметном ухудшении ситуации в национальной экономике. Республика многие годы остается одной из беднейших на пространстве бывшего СНГ. Хотя ее экономическое отставание изначально обусловлено объективными причинами (затянувшейся гражданской войной 1992−1997 годов, транспортной изоляцией, сложным высокогорным рельефом, отсутствием углеводородов и т.д.), следует признать, что с момента обретения независимости здесь было сделано до обидного мало для реанимации собственной национальной промышленности и сельского хозяйства. В том числе испорчены отношения с крупными российскими частными инвесторами, а в обычаи делового оборота прочно вошли коррупция и клановость.

В Таджикистане утвердилась экономическая модель, построенная на получении дешевых кредитов и грантов от мировых финансовых институтов и Китая, а также высвобождении масс дешевой рабочей силы в Россию. Большинству экономистов понятно, что такая модель является порочной и неустойчивой, поскольку сильно зависит от внешних факторов и, прежде всего, от состояния российской экономики. Подтверждением сказанному служат наблюдаемые сегодня в республике процессы. Из-за удешевления рубля и ужесточения миграционных правил в РФ произошло резкое сокращение денежных переводов таджикских трудовых мигрантов из России, которые представляют собой основной источник денежных средств для экономики страны и формируют до 40−50% ее ВВП. По информации Национального банка Таджикистана, в первом полугодии 2015 года переводы просели на 32%. Но не исключено, что падение было более существенным (в первом квартале 2015 года Центробанк РФ зафиксировал сокращение сразу на 87%).

Как результат — в Таджикистане снизился потребительский спрос и покупательная способность населения, растут невыплаты по кредитам, в первом полугодии внешнеторговый оборот сократился на 22% (в основном импорт иностранной продукции). Сопоставимо снизился курс национальной валюты (сомони) к доллару США. И хотя официальная риторика по-прежнему декларирует стабильность экономики Таджикистана, о серьезности негативных трендов здесь говорит тот факт, что Душанбе активно ищет внешнее финансирование. Ведутся переговоры о получении у Китая кредита в размере $500 млн (при общем объеме внешнего долга Таджикистана в $2,1 млрд) для поддержания платежного баланса и национальной валюты. Аналогичные переговоры, но на меньшие суммы, инициированы с крупными международными банками. В целом очевидна хрупкость экономической модели Таджикистана, не имеющей в ее нынешнем виде прочного внутреннего фундамента, что ставит под вопрос и стабильность самого общества и государства.

Наконец, в республике принят и планомерно реализуется курс на централизацию и усиление авторитарных начал в политической системе. Опасаясь уголовного преследования, страну покинул лидер главной оппозиционной Партии исламского возрождения Таджикистана Мухиддин Кабири, утративший по результатам парламентских выборов 1 марта 2015 года депутатский статус. Не исключено, что и сама партия, против которой в лояльных властям СМИ развернута масштабная информационная кампания, будет закрыта до конца года (например, по причине несоблюдения требований закона о наличии отделений в половине районов Таджикистана). Такой сценарий коренным образом преобразит политическую жизнь страны. Более мелкие и несистемные оппозиционные структуры не в счет — они практически полностью ликвидированы или вытеснены в маргинальную область.

Это тот случай, когда, казалось бы, правильные намерения по укреплению властных институтов могут привести к обратным последствиям: лишая людей альтернативы в виде в целом умеренной, хорошо известной и с большим трудом инкорпорированной в публичное поле исламской оппозиции, власти выталкивают часть общества (особенно молодежь) в руки радикальных исламистских структур, призывающих к вооруженной борьбе. Не испытывая особых симпатий к Партии исламского возрождения (ПИВТ) как основного приемника Объединенной таджикской оппозиции, на совести которой есть жертвы и среди русского населения республики, тем не менее следует признать, что в последние годы умеренное крыло ПИВТ, которое как раз и связывают с именем Кабири и которое до известной степени конкурировало за электорат не только с правительством, но и с радикальным исламизмом, играло роль такой приемлемой альтернативы для значительного числа граждан Таджикистана.

Несмотря на внешнее спокойствие, республика, как уже неоднократно бывало в ее новейшей истории, вновь оказывается в зоне риска. Драматизировать ситуацию рано, но настало время откровенно говорить о существующих проблемах и совместно думать над их решением с тем, чтобы не допустить превращения страны в очередную горячую точку на карте мира.