Каким образом явка 95% (3,8 млн проголосовавших) может сочетаться с почти миллионом таджикских трудовых мигрантов, находящихся в России. Понятно, что 95% – итог политический, а не арифметический. Правящему в Таджикистане режиму, архаичному по существу и феодально-клановому по устройству, очень важно иметь демократический декор.
«Чаноби Оли» по-таджикски, или «Ваше Превосходительство» по-русски – так уже много лет принято обращаться к президенту Таджикистана Эмомали Рахмону в официальной переписке и личном общении внутри родной страны.
Несколько проще, к примеру, «господин президент», к нему обращались главы иностранных государств в поздравительных телеграммах по случаю национальных праздников.
Теперь иностранным лидерам, очевидно, придется еще раз пересмотреть форму обращения к Эмомали Рахмону. После состоявшегося 22 мая в Таджикистане референдума о внесении поправок в Конституцию узаконенный титул Рахмона звучит просто: «Основатель мира и национального единства – лидер нации».
Поправок было много, около сорока, но только две из них имели важное значение, обе они – к статье 65, определяющей порядок выборов президента Таджикистана. Одна поправка позволяет лидеру нации выдвигать свою кандидатуру на выборах неограниченное количество раз, другая снизила возрастной ценз для кандидатов в президенты с 35 до 30 лет.
На первый взгляд одновременное принятие этих поправок выглядит противоречиво. Но если вспомнить, что речь идет о Таджикистане, все становится логично и даже элегантно. Перефразируя известный французский слоган, оповещающий о смене монарха, скажем так: «Лидер не умер, да здравствует президент!»
Запасной набор наследников
Стареющий президент Рахмон, которому в октябре исполнится 64 года (он на два дня старше своего российского коллеги, с чем связано много забавных протокольных историй), славится, тем не менее, своим отменным здоровьем и чадолюбием. Почти за четвертьвековое правление он увеличил свое потомство на три ребенка и довел общее количество наследников по прямой линии до девяти (два сына и семь дочерей). Несомненно, Рахмон готов осчастливить народ своим пожизненным лидерством.
Народ это знает, а может быть, только догадывается и благодарен Рахмону за заботу. Но знает или догадывается народ и о том, что лидер нации не вечен, поэтому теперь благодарен Рахмону еще и за то, что тот все продумал и на этот счет, заранее подстелив соломку. Старшего сына Рахмона зовут Рустам Эмомали, ему сейчас 29 лет, а значит, в 2020 году, когда народ снова будет выбирать главу государства, а президенту-отцу вдруг захочется остаться только «лидером нации», ему будет 33. То есть, чтобы он на законных основаниях мог стать президентом-сыном, нужно снизить возрастной ценз, ну хотя бы ровным счетом до 30 лет.
Догадывается ли об этом таджикский народ? Думаю, да. Но спрашивать его прямо о том, согласен ли он на подобную президентскую рокировку – отца поменять на сына, юридически, да и чисто по-человечески неудобно. Поэтому вопрос, поставленный на референдуме, звучит еще проще, чем титул нынешнего президента: «Принимаете ли вы изменения и дополнения, внесенные в Конституцию страны?» И ответить на него можно только «да» или «нет».
Нужно ли сомневаться, что, по данным таджикского ЦИК, почти 95% занесенных в списки избирателей правильно зачеркнули в бюллетенях «нет», оставив там «да».
Мы не будем здесь копаться в арифметических выкладках и выяснять, каким образом явка 95% (3,8 млн проголосовавших) может сочетаться с почти миллионом таджикских трудовых мигрантов, находящихся в России, где для них было открыто всего три избирательных участка: в Москве, Уфе и Екатеринбурге. Понятно, что 95% – итог политический, а не арифметический.
Правящему в Таджикистане режиму, как и туркменскому режиму, архаичным по существу, феодально-клановым по устройству, очень важно иметь демократический декор, как ни крути, а на дворе XXI век. Референдумы и устраиваемые иногда выборы – завитушки из набора такого декора.
После референдума можно ожидать всплеск интереса к личности Рустама Эмомали Рахмона, то есть к главной движущей силе «укрепления основ конституционного строя, гарантий защиты прав и свобод человека и гражданина», как сказано в постановлении Конституционного суда Таджикистана, представившего изменения в Основной закон республики.
Однако этот интерес будет чрезвычайно трудно удовлетворить. Рахмон-старший последовательно стремился провести сына по самым ответственным ступеням служения государству: Рустам занимал руководящие посты в таможенном ведомстве, а сейчас возглавляет агентство по борьбе с коррупцией и финансовую разведку. А еще несколько лет назад президентский сын был нападающим популярного футбольного клуба «Истиклол», забивал голы, а потом возглавил футбольную федерацию Таджикистана. Но никто никогда не видел его публичных выступлений или интервью, и невозможно сказать почему: то ли от робости, то ли от неумения связно выражать свои мысли.
Есть и еще одна страховка для обеспечения семейного правления рахмоновского клана: в начале года главой президентского аппарата назначена его дочь Озода Рахмон. У такой конфигурации распределения властных постов, как шутят в Таджикистане, есть одно важное преимущество: заседания Совета безопасности уже вполне можно проводить, не выходя из-за семейного стола.
После катастрофы
В целом изменения в политической структуре правящего режима приводят Таджикистан к традиционной структуре архаического полуфеодального правления, исторически привычного для жителей Средней Азии.
Хотя есть одно важное исключение: значительная часть таджикского населения, образованного и открытого миру, весьма сильно отличается от того образа, который, судя по всему, хотел бы видеть сам лидер нации. Поэтому, чтобы консолидировать соотечественников, он уже много лет навязывает им трагическое видение национальной катастрофы, в которую враги таджиков (так называемые исламо-демократы) ввергли таджикский народ в годы гражданской войны в середине 1990-х. А он, Эмомали Рахмон, стал их спасителем, добившись мирного соглашения с оппозицией в 1997 году, подписанного в Москве.
К сожалению, все эти легенды выглядели бы красиво и, возможно, даже достоверно, если бы до сих пор не были живы свидетели и активные участники тех драматических событий. Среди них есть не только лидеры таджикской оппозиции, – некоторые сидят в тюрьме уже второй десяток лет, – но и ближайшие соратники президента, бывший министр МВД Якуб Салимов или командующий национальной гвардией Гафур Мирзоев.
Также живы и известные российские дипломаты Анатолий Адамишин и Борис Пастухов, которые играли важную роль в усаживании воюющих таджиков за стол переговоров. И они тоже много могут рассказать и уже рассказывали, кто в Таджикистане хотел мира и на каких условиях, а кто – нет.
Мне довелось быть свидетелем почти всех раундов межтаджикских переговоров о мире, начиная с Ашхабада и Бишкека и заканчивая Мешхедом и Исламабадом. Видел я и первую встречу таджикского президента, тогда еще Эмомали Рахмонова, с лидером оппозиции Саидом Абдулло Нури в 1995-м в Кабуле. Поэтому не погрешу против истины, если скажу, что творцами мира в Таджикистане, положившего конец ужасной катастрофе гражданской войны, унесшей жизни не менее ста тысяч таджиков, были российские дипломаты, президент Узбекистана Ислам Каримов и руководство Ирана того времени.
Что касается самого таджикского лидера нации, то мне довелось близко наблюдать за тем, как он оказался на вершине власти в своей стране. В ноябре 1992 года я работал обозревателем журнала «Новое время» и освещал, как теперь говорят в Таджикистане, «историческую» 16-ю сессию Верховного Совета республики, где был принудительно отправлен в отставку предыдущий президент Рахмон Набиев. Чтобы сломить его сопротивление, просто устранили пост президента, а главой республики по согласованию с Москвой и Ташкентом стал сорокалетний Эмомали Шарипович Рахмонов, прослуживший до этого несколько недель председателем Кулябского облисполкома, а до этого – председателем колхоза.
Интересно, что на поиски кандидатуры нового таджикского руководителя был отряжен доверенный офицер ГРУ российского Генштаба Владимир Квачков, осужденный ныне за организацию покушения на Анатолия Чубайса. Несколько лет назад, еще до покушения, полковник весьма подробно рассказал в одном из интервью, как знаменитый таджикский рецидивист с двадцатитрехлетним тюремным стажем Сангак Сафаров представил ему толкового полевого командира прокоммунистического Народного фронта Таджикистана Рахмонова, воевавшего с оппозицией.
Дальше предстояло согласовать эту кандидатуру с Исламом Каримовым. Затем товарища Рахмонова избрали председателем Верховного Совета на той «исторической» сессии во Дворце культуры «Арбоб» под тогдашним Ленинабадом (ныне – Худжанд). Он вместе с двумя своими заместителями, избранными от узбекской диаспоры республики и автономии Горного Бадахшана, поднялся на сцену и стал с ними обсуждать будущую работу. Я поднялся вслед, чтобы сделать несколько снимков, – никто не мешал, охранников рядом не было.
Все три руководителя страны замерли по стойке «смирно» и перестали разговаривать, увидев направленный на них фотоаппарат, очевидно, боялись мне помешать. Тут у меня закончилась пленка, и я стал ее перезаряжать. Обнаружив заминку, товарищ Рахмонов спросил меня: «Можно?» Я разрешил.
Так состоялось мое знакомство с будущим «основателем мира и согласия» в Таджикистане.
Арийское мастерство
И я не удивляюсь, что много позже он повелел называть себя Его Превосходительством, а общаться с ним было разрешено лишь тем соотечественникам, кто мог похвастаться четко выраженной арийской внешностью (это стало известно несколько недель назад из скандального обращения к властям одной из женщин-таджичек, которая пожаловалась на ущемление ее права задать вопрос своему президенту). Принадлежность таджикского языка к индоевропейской арийской группе, а самих таджиков к арийцам превратилась со временем в один из краеугольных камней, на которых стараниями самого Рахмона и его окружения было заложено здание современной таджикской государственности.
Поэтому надо отдать должное бывшему колхозному председателю и полевому командиру, а до этого матросу-подводнику советского Тихоокеанского флота. Он сумел обнулить все гарантии, которые дал оппозиции при подписании с ней мирного соглашения. Он погасил все фронды и подавил перевороты, затеянные его бывшими сподвижниками. Он удачно избежал покушений, выдержал неприязнь могущественных соседей, победил в очном и заочном состязании с «великим таджиком» Ахмад Шахом Масудом. Он заставил российских пограничников уйти с таджико-афганской границы, и с тех пор наркотрафик через нее приносит неплохой доход теневому бизнесу республики, которому покровительствуют важные персоны в официальном Душанбе. Он сдерживает настойчивое стремление Москвы уговорить Таджикистан присоединиться к Евразийскому экономическому союзу и вообще смело демонстрирует самостоятельность и даже величие страны таджиков, что подкрепляется строительством самого высокого флагштока с самым большим государственным флагом в мире (зафиксировано Книгой рекордов Гиннесса). Про беломраморные президентские дворцы, которым могли бы позавидовать арабские шейхи, тут речи нет: народ должен почитать власть и ее бояться, а дворцы – символ этой власти.
Не стоит придавать особого значения тому, что более миллиона таджиков, чуть ли не каждый четвертый, а то и третий трудоспособный гражданин страны, вынуждены искать работу и средства для выживания семьи в России и Казахстане. Это входит в условия существования нынешнего режима, ведь Таджикистан на переднем крае борьбы с радикальным исламом, терроризмом, которыми кишит Афганистан, и республике надо помогать всеми возможными способами.
Рахмон искусно оберегает свой режим и умеет добиться помощи и привилегий от Китая, Запада и России, причем – одновременно. В этом, надо прямо признать, у него практически нет конкурентов.
В такой ситуации трудно отказать Его Превосходительству в готовности пожизненно служить таджикам и даже заставить всю свою огромную Семью заниматься этим делом. Таджики пока позволяют ему.
Правила комментирования
comments powered by Disqus