«Саудовские и просалафитские лобби сегодня уже активно действуют в большинстве стран региона; по мнению критиков, некоторые правительственные указы и решения, принятые в последние годы в религиозной сфере, выглядят так, как будто бы их писали под диктовку салафитов или при тесной консультации с ними», — эксперт из Таджикистана Парвиз Муллоджанов, о геополитических аспектах салафизации в Центральной Азии, специально для CABAR.asia.
На протяжении более чем 70 лет советской истории среднеазиатский регион развивался фактически в отрыве и полной изоляции от всего остального мусульманского мира. Этот отрыв носил не только чисто географический, территориальный или политический характер; речь шла также об изоляции религиозной, духовной и идеологической. В то время как в мусульманских странах, за пределами «железного занавеса», активно проходил процесс модернизации религии, адаптации ее к новым вызовам и условиям современного мира, в Советском Союзе религиозные конфессии, включая ислам, боролись за свое выживание. Советская власть неуклонно следовала постулатам марксизма-ленинизма, согласно которым религия должна была полностью исчезнуть как социальное явление, уйти не только из сферы образования, права и политики, но и повседневной жизни простых людей. В результате, религиозная активность уходила в подполья, а к концу советского периода общество уже было вполне светским, отличаясь невысоким уровнем религиозности.
После распада Союза новые независимые республики стали уже напрямую устанавливать взаимоотношения со странами Ближнего и Среднего Востока, а также с зарубежными исламскими фондами и организациями. Данный процесс проходил по двум направлениям — во-первых, геополитическом, то есть по линии международных связей, установления дипломатических отношений, сотрудничества в экономической сфере и так далее. Во-вторых, происходило и активное идеологическое влияние, когда на территорию Средней Азии стали проникать и распространяться различные религиозные течения, весь набор религиозно-политических и философских воззрений, наработанных в странах зарубежного Востока за предыдущие десятилетия. И это было уже в основном одностороннее влияние, когда в качестве объекта выступали молодые независимые среднеазиатские государства, где после распада коммунистической идеологии появился идеологический вакуум. В этих условиях, постсоветские государства оказались не готовыми к такому внешнему воздействию, не смогли разобраться в специфике современного мусульманского мира, где геополитика и идеология оказались столь тесно переплетенными друг с другом. Между тем, именно в этой взаимосвязи между геополитикой и идеологией и кроется одна из основных причин неожиданного появления феномена религиозного экстремизма и фундаментализма в постсоветской Средней Азии. Соответственно, вопрос заключается в том, каким именно образом геополитическая и идеологическая ситуация на мусульманском Востоке сегодня оказывает влияние на положении дел на постсоветском пространстве и в регионе Средней Азии.
Геополитика и идеология на мусульманском Востоке
На протяжении всей новейшей истории мусульманский мир отличает растущая конфронтация между двумя геополитическими и идеологическими полюсами – Ираном и Саудовской Аравией. В последнее время появились и новые центры влияния, такие как Турция, Кувейт, а также Пакистан, которые в той или иной мере так же оказались в вовлеченными в это противостояние, выступая уже в качестве самостоятельных игроков. Конфронтация между саудовцами и иранцами первоначально носила скрытый характер, но в последнее десятилетие практически переросла в открытую холодную войну; взаимное ожесточение выросло до таких пределов, что стало самым негативным образом сказываться на стабильности во всем мусульманском мире в целом, и в странах, где мусульмане составляют сколько-нибудь значительный процент населения. Для того, чтобы понять причины и факторы раскола и степень их влияния на мусульманский мир, рассмотрим позиции и интересы каждого из этих двух геополитических полюсов в отдельности.
Саудовская Аравия
Безусловно, в мусульманском мире Саудовская Аравия является одним из основных геополитических игроков, как в силу своего экономического потенциала, так и контроля над основными святынями ислама. Немалую роль играет и тот факт, что большинство мусульман в мире являются суннитами, что изначально позволило Саудовской Аравии претендовать на лидирующую роль в мировой исламской общине.
Именно поэтому, с самого начала своего основания, внутренняя и внешняя политика Саудовской Аравии использовала в качестве основного инструмента религию, в форме ваххабизма – религиозно-политического течения, созданного в XVII в и названное по имени Мухамадда аль Ваххаба, одного из наиболее радикальных последователей салафизма. Сегодня ваххабизм является официальной идеологией Саудовской Аравии; по сути, он является своего рода «прирученной формой» салафизма, так как ваххабиты (в отличие от многих салафитов последней волны) признают лидерство правящей в стране династии Саудитов. Соотвественно, Саудиты всячески способствуют распространению ваххабизма за пределами страны, в других государствах, рассматривая его в качестве ключевого механизма по продвижению своих геополитических интересов и установления лидерства в исламском мире. При этом, в качестве своего основного противника и конкурента, Саудиты рассматривают даже не столько светские режимы, сколько другие исламские течения и организации – прежде всего шиитов, но в той же мере и традиционное суннитское духовенство, представителей других мазхабов (прежде всего, более умеренных ханафитов и шафиитов) , суфийские тарикаты, представителей политических исламских партий и так далее. Здесь, интересы Саудитов напрямую совпали с устремлениями большинства других группировок салафитов – как уже говорилось выше, вахабиты и салафиты опираются на одну и ту же идеологическую базу, их в равной степени отличают резкое неприятие других исламских течений. Неудивительно, что в конце концов, Саудиты перешли к широкой поддержке салафитского движения в целом, видя в нем идеологического союзника в борьбе против других исламских течений.
Поддерживая продвижение и укрепление салафизма во все мире, династия Саудитов решают в том числе и внутренние проблемы. Дело в том, что начале и середине XX в в Саудовской Аравии произошел ряд восстаний наиболее радикальной, революционной части салафитов, которые представляли серьезную угрозу для правящей династии. В этой связи, Саудиты приняли единственно верное решение – перенаправить революционную энергию наиболее радикальных фундаменталистов за рубеж, создать всемирное джихадистcкое движение — и, таким образом, обезопасить свое правление внутри страны и утвердить себя в качестве единозначного лидера в мусульманском мире.
Поэтому, с началом «нефтяной эры» и обретения Саудовской Аравией финансового могущества, десятки миллиардов долларов были потрачены на «салафизацию» исламской уммы и борьбу против других конкурирующих исламских течений и организаций. Для этого были созданы многочисленные фонды, банки и другие финансовые структуры, напрямую или опосредованно связанные с правящей династией. При этом значительные средства направляются не только на создание и прямую поддержку салафитских кружков и ячеек, но и на религиозное образование, пропаганду, организацию специальных курсов для молодежи и детей, распространение литературы, взятие под контроль мечетей и медресе и т.д.
Начиная с 1979 года, после исламской революции в Иране, внимание саудовских шейхов было перенесено на иранских шиитов. Помимо чисто идеологических причин, враждебность к Ирану объяснялась обострившейся после исламской революции конкуренцией между обеими странами за влияние в исламском мире. Кроме того, в самой Саудовской Аравии шииты составляют до четверти населения, причем они проживают в наиболее богатых нефтью районах. Власти Саудовской Аравии обвиняют Иран в поддержке местного шиитского меньшинства, прежде всего в Бахрейне и Йемене, где они составляют значительную часть населения. В результате, антишиитская риторика и пропаганда на протяжении последних двадцати лет приобретает доминирующее значение для Саудовской Аравии, а в противостояние между Саудитами и иранскими аятоллами оказывается втянутым все исламское сообщество.
В последнее десятилетие развитие салафистского движения фактически выходит из под контроля Саудитов; в результате, политический ислам сегодня разделился на три основные ветви:
а) политический исламизм, представители которого не отрицают сосуществования со светским государством, участие в выборах, легальной, открытой политической борьбе и т.д.;
б) салафитские организации, связанные с Саудитами (собственно «вахаббиты»), признающие их доминирующую роль в исламском мире;
в) так называемые «нео-фундаменталисты», наиболее экстремистки настроенные группировки, (Аль-Каеда, ИГИЛ, ИДУ), отрицающие все, что было создано после VII века н.э., периода «праведных халифов»: парламентскую систему, институт выборов, светское государство, современные научные дисциплины, включая исламскую философию, доисламскую историю, современную культуру (театр, музыку, пение) и т. д.;
есть также группы, которые официально дистанцируются от салафитов и политики, но исповедуют буквалистский подход к интерпретации Корана и Сунны; их позиции во многом идеологически сходятся с позициями нео-фундаменталистов.
В целом, в современном исламском движении инициатива все больше переходит в руки сторонников именно буквалистского подхода, отличающимся особенным радикализмом, нетерпимостью к другим религиям и исламским течениям, любым проявлениям инакомыслия, неприятием любых форм прогресса как несовместимых с исламом.
Исламская республика Иран
В сравнении с Саудовской Аравией, возможности иранского руководства в области геополитики и экспорте своего варианта «исламской революции» оказались очень ограниченными. Так, объявив войну как Западу (США) так и Востоку (СССР), иранский режим вскоре обнаружил себя практически в полной геополитической и экономической изоляции. В добавление всему, экономика страны серьезно пострадала в ходе последовавшей ирано-иракской войны; позже к этому добавились международные санкции, действие которых продолжалось дo 2016 г.
В этих условиях, иранская внешняя политика вынуждена была быть максимально прагматичной, когда на первое место выходили проблемы выхода из геополитической и экономической изоляции, а вопросы идеологического порядка отходили на второй план. Так, в 90-ых иранский режим был заинтересован в улучшении отношений с Россией, ибо речь шла о сотрудничестве в развитии его ядерной программы. Соответственно, уже в начале 90-ых Иран существенно ограничил поддержку таджикской оппозиции, а при первой же возможности объединил усилия с российским руководством по налаживанию мирного процесса в Таджикистане.
Кроме того, сыграло свою роль и то обстоятельство, что шииты составляют меньшинство как в исламском мире, как и в большей части мусульманских государств. В результате, за все годы, прошедшие после исламской революции, иранский режим так и не смог распространить свое влияние за пределы шиитской общины; да и большинство зарубежных шиитов не воспринимали лозунги исламской революции. Поэтому, в странах с преимущественно с суннитским населением, иранцы вынуждены были использовать другие инструменты для продвижения своих интересов, никак не связанные с религией. Например, в Таджикистане основной упор делался на общности языка, истории и культуры, на сотрудничество с национальной интеллигенцией, продвижении проектов в области экономики и энергетики. Несмотря на это, в целом, геополитические успехи иранцев в регионе Средней Азии до сих оставались очень скромными – в отличие от Саудовской Аравии, Турции и Кувейта.
В этой связи, основное направление иранской пропаганды сегодня заключается в недопущении изоляции Ирана от остального, суннитского исламского мира и борьбы с салафизмом, как основным инструментом влияния Саудитов. Поэтому, если Саудовская Аравия стремится обострить суннитско-шиитские отношения и таким образом, изолировать Иран, то стратегия иранского режима, наоборот, направлена на то, чтобы всячески снизить и смягчить имеющиеся противоречия, представив салафитов и ваххабитов врагом N1 как для суннитов, так и шиитов.
«Салафизация» Средней Азии и «мягкая сила» саудитов
Судя по всему, в этом противостоянии двух геополитических полюсов исламского мира, перевес по большей частью оказывается на стороне Саудовской Аравии. В этой связи, в регионе наблюдается достаточно противоречивая ситуация – с одной стороны, по данным ряда исследований, рост численности сторонников радикальных группировок в регионе относительно стабилизировался. Это позволило многим исследователям предположить, что опасность религиозного радикализма в регионе искусственно преувеличивается – во многом благодаря усилиям местных правительств, стремящихся таким образом, оправдать политику «жесткой руки» в отношении своих политических оппонентов. Но, другой стороны, согласно последним полевым исследованием, радикальные идеи салафитского характера сегодня все больше распространяются среди религиозной части населения.
На мой взгляд, данное противоречие объяснятся следующим образом. Наиболее радикально настроенные экстремистские организации сегодня действительно находятся под жестким контролем и вряд ли способны бросить вызов власти. В то же время, сегодня религиозная ситуация в регионе характеризуется ростом активности и влияния салафитской пропаганды. Это означает, что «мягкая сила» (пропагандистская машина) Саудитов оказалась более успешной; причем, ее эффективность можно объяснить следующим образом:
Во-первых, за последние годы изменилась сама стратегия ведения религиозной пропаганды, которая стала более гибкой, тонкой и многосторонней. Дело не только в более широком применении Интернета и современных технологий, но также и более глубоком знании местных реалий и специфики. Так, салафитские пропагандисты сегодня не выступают открыто против ханафитского мазхаба, которого исторически придерживаются практически все среднеазиатские мусульмане. Основная ставка делается на привнесение салафитских воззрений и идеологии внутрь ханафитского духовенства и постепенную радикализацию религиозного общества изнутри. Это осуществляется через выпускников спонсируемых саудовцами религиозных заведений, путем подготовки сети проповедников, проникновения и подкупом должностей имам-хатибов в мечетях, ведения пропаганды через Интернет, спутниковые теле и радиоканалы. Самым ярким примером такой пропаганды является вещавший из Лондона на персидском языке спутниковый канал «Висоле Хак», финансирование которого, по данным британской прессы, осуществлялось напрямую через Посольство Саудовской Аравии в Великобритании. В цикле своих передач посвященных специально Таджикистану, канал основное внимание уделял анти-шиитской и анти-иранской пропаганде, перемежая ее регулярными призывами к джихаду против таджикского правительства. Судя по всему, Таджикистан, в силу своей языковой и культурной близости к Ирану, расценивается саудовским руководством в качестве потенциально «слабого звена» в регионе; соответственно, отсюда и такое особое внимание к этой стране. В этой связи, примечательно, что цикл «таджикских передач» на канале был приостановлен вскоре после того, как отношения между Таджикистаном и Ираном вошли в период охлаждения.
Салафиты и саудовцы научились использовать в своих интересах различные исламские миссионерские организации; пользуясь тем, что процесс отбора проповедников во многих подобных организациях не отличается строгостью, представители салафитских организаций все чаще проникают в их структуры и проводят пропаганду своих идей под видом легальной миссионерской деятельности. В своих листовках и Интернет-ресурсах джихадистские организации призывают своих членов «вступать в легальные исламские общества вроде Джамоати Таблиг с тем, чтобы, с одной стороны, «раствориться в них», а с другой – иметь возможность влиять на их деятельность изнутри». При этом, любая критика или несогласие с салафитами трактуются как «куфр» (неверие) и шиитская пропаганда, а несогласное духовенство или просто критики обвиняются в шиизме, ширке (язычестве) или объявляется «агентами Ирана».
В ситуации, когда большая часть так называемых «открытых» салафитов находится на учете и «под колпаком» правоохранительных органов, такая стратегия, направленная на подрыв ханафитского и других традиционных мазхабов изнутри, оказывается наиболее эффективной. Действительно, в последнее время все чаще приходится слышать типичные призывы и лозунги салафитов из уст ведущих представителей духовенства, духовных управлений, которые официально считаются добропорядочными ханафитами. Это касается не только антишиитских высказываний, но и публичных выступлений против празднования Нового года, Навруза, дня рождения пророка, традиции давать национальные имена, музыки, пения, народных обычаев, адата, суфийской традиции, мазаров, ухода за могилами умерших родственников и т.д. В последнее время все чаще в проповедях ханафитского духовенства можно услышать расширенное использование такфира – обвинения в неверии, объявление немусульманином за малейший проступок или отклонение от правил. Между тем, согласно суннитской традиции человек, совершивший даже большие грехи, не становится неверующим, но становится грешным мусульманином (фасик). Обвинение же по малейшему поводу в неверии (куфре) является основным принципом и отличительными признаком салафизма и современных джихадистких организаций, таких как ИГИЛ или Джабхат- ан-нусра. Сюда же относится также и все более частое использование в проповедях хадисов, которые в исламской традиции считаются недостоверными; зато их свободно используют и трактуют в свою пользу салафиты и представители ханбалитского мазхаба. Список таких салафитских по своей сути высказываний и заявлений в Средней Азии постоянно множится и расширяется; это показывает, что салафитская идеология постепенно проникает в среду местного духовенства и религиозного общества в целом, радикализируя его изнутри, внося раскол и раздор между различными исламскими течениями, мазхабами и простыми мусульманами.
Другой причиной успеха салафисткой пропаганды в регионе является умелая и хорошо поставленная стратегия работы с властями, госорганами и чиновниками. В теории, салафизм отрицает любое сотрудничество со светским государством; на практике, сегодня упор делается на создание лобби в структурах власти, осуществляется манипулирование страхом чиновников перед исламизацией общества, проталкивание необходимых указов и решений в отношении конкурирующих с салафитами исламских организаций и обществ. Причем, как только государство предпринимает такие ограничительные меры в отношении религии или отдельных религиозных авторитетов, салафитские интернет-ресурсы и проповедники используют их в качестве аргументов в антиправительственной пропаганде, обвиняя местные власти в давлении на ислам и неверии.
Судя по всему, саудовские и просалафитские лобби сегодня уже активно действуют в большинстве стран региона; по мнению критиков, некоторые правительственные указы и решения, принятые в последние годы в религиозной сфере, выглядят так, как будто бы их писали под диктовку салафитов или при тесной консультации с ними. Представители традиционного ислама в регионе сегодня все чаще говорят о том, что салафитам удается провоцировать власти на репрессивные действия и указы, расправляться со своими наиболее активными критиками и потенциальными конкурентами руками госорганов. Это также становится возможным благодаря грамотной стратегии и правильно подобранным лозунгам – с одной стороны, на своих сайтах и в публичных высказываниях салафиты говорят о поддержке властей и политического руководства; с другой стороны, основное направление их деятельности сегодня заключается в подрыве авторитета традиционного, умеренного духовенства, которое они объявляют в конформизме и сотрудничестве с властями. Лозунги типа «в исламе нет партий», «нет мазхабов» или «власть от Аллаха», «нет суфиям, нет конформистам» очень хорошо воспринимаются чиновниками от религии, многие из которых в советское время преподавали научный атеизм или писали методички по борьбе с религией. Однако, на самом деле, такие лозунги находятся в рамках основополагающего ваххабисткого и салафитского идеологического принципа, выведенного еще Абдул Вахаббом, основателем ваххабизма: «один правитель, одна власть, одна мечеть»; проблема заключается в том, что в качестве правителя салафиты видят халифа (а не светского лидера), в качестве власти салафитский халифат без всяких партий и инакомыслия (а не национальное государство), а в качестве единой мечети учение салафитского толка. Все несогласные с этой формулой, по определению самого Абдул Ваххаба, должны быть приравнены к язычникам, они «должны были быть убиты, их жены и дочери подвергнуты насилию, а их имущество конфисковано». Уже при жизни Абдул Ваххаба была предпринята масштабная попытка претворить буквалистский подход в жизни – по его приказу, при захвате Медины и Мекки в 1804 году, были обвинены в неверии и казнены сотни местных жителей и представителей духовенства, разграблена могила Пророка Мухаммеда, разрушены могилы многих его сподвижников (асхабов); позже, в 1925 году, была разрушена и сожжена могила его матери, а сегодня наиболее радикально настроенные салафиты настаивают на разрушении могилы самого Пророка.
Сегодня схожей идеологической базы придерживаются практически все фундаменталистские течения и группировки – от так называемых «мирных» салафитов (или «мадхалитов») до ваххабитов и игиловцев. Разница между ними заключается лишь в тактике и стратегии, а так же в степени и времени применения насилия — джихадисты стоят за немедленный джихад и уничтожение всех несогласных (мы видим полное и буквалистcкое применение этого постулата со стороны ИГИЛ в Сирии), тогда как мадхалиты и хизбутовцы откладывают применение насилия (вооруженный захват власти и создание халифата) на период после успешной салафизации большей части общества. По мнению оппонентов, стратегия действий «мирных» выглядит следующим образом: «первая фаза — это захват культурно-образовательной сферы, второе — это захват сферы духовного управления, третье — это вхождение во власть, четвертое — это захват власти». Поэтому, с этой точки зрения, раздел салафитов на «мирных» и «немирных» носит весьма условный и временный характер.
В этом смысле современный салафизм — уже не столько религиозный, сколько политический проект, в рамках которого обществу предлагается политическая альтернатива существующей политической системе и коренная реформа общества. Проблема в том, что реформа, предлагаемая фундаменталистами, подразумевает не движение вперед, но поворот назад, к модели раннего средневековья. При этом, искомая модель строится на буквалистком/буквальном толковании Корана и Сунны, то есть отрицании исламской философии и традиции, сложившихся на протяжении последнего тысячелетия. В этом отрицании уже изначально заложен жесткий и непримиримый конфликт салафитов не только со светской частью общества, но и с большинством верующих мусульман. Особенно потенциально велика опасность подобного раскола в Таджикистане, где исламская традиция всегда была тесно связана с суфизмом, а часть нации традиционно исповедует исмаилизм.
Однако, основная опасность проникновения идеологии салафизма в регион заключается даже не в возможном расколе мусульманской общины, но в идеологическом подрыве, трансформации местного ханафитского мазхаба изнутри. В качестве примера такой внутренней трансформации можно привести движение Талибан в соседнем Афганистане, лидеры и сторонники которого до сих пор называют себя «истинными ханафитами». На деле же, по своей идеологии и поступкам (толкованию Корана и Сунны, запрету музыки, музыкальных инструментов, шахмат, интернета, разрушению доисламских памятников) многие талибы фактически уже не являются ханафитами в традиционном понимании этого термина, так как по большинству вопросов сходятся с наиболее радикально настроенными фундаменталистами. Более того, проблема в том, что подобные радикальные воззрения и буквалистский подход все больше распространяется в афганском обществе, за переделами непосредственно движения Талибан; все это расширяет социальную опору экстремистов в стране и подрывает основы традиционного умеренного ислама.
Что делать? Выводы и заключение
Сложившаяся ситуация говорит о том, что односторонняя ставка на силовые меры в противодействии религиозному экстремизму во многом уже достигла максимума своей эффективности. Благодаря силовому давлению власти региона сегодня успешно загнали наиболее одиозных экстремистов в подполье. Однако, в сфере идеологии ставка на силу не срабатывает, тогда как фокус деятельности радикальных организаций сегодня все более переносится в сферу идеологии и интернет пространство. В результате, мы видим, что в этой сфере радикальные организации находятся во многом на один шаг впереди своих идеологических противников и конкурентов.
В этих условиях, власти среднеазиатских республик должны также внести соответствующие изменения в свою стратегию и программу действий. Во-первых, властям необходимо сбалансировать свою религиозную политику, разработать комплексный подход, сконцентрировать основные усилия именно в сфере идеологии, интернета и IT технологий, в области превентивных действий. Во-вторых, необходимо оптимизировать внешнюю политику, (это касается, прежде всего, Таджикистана), отделить геополитику от идеологии, нейтрализовать воздействие саудовкого (то есть салафитского) лобби. В-третьих, необходимо вновь провести оценку реальной ситуации, с тем, чтобы выявить основные тренды и тенденции. К сожалению, на сегодняшний день ситуация развивается слишком быстро, так что исследователи и политики просто не успевают ее отслеживать. Уже на основе этого, правительствам региона следует выработать свою «мягкую силу», которая бы смогла бы успешно нейтрализовать воздействие пропагандисткой машины радикальных организаций.
Отдельно стоит вопрос о противодействии в области информационного пространства – было бы неправильным предоставлять салафитам, как внешним, так и внутренним, свободу действий в информационном пространстве и сфере образования. Давно известно, что тот, кто образовывает мусульман, кто формирует для них поток информации и знаний, тот и владеет их умами. Ситуация, когда сторонники и пропагандисты буквалистского подхода (неважно как они себя называют – «мирными салафитами» или ханафитами) занимают должности имам хатибов, преподавателей медресе или исламского университета, в корне неприемлема, так как создает угрозу реальной радикализации религиозной части общества.
В этой связи, власти и экспертное сообщество должны выработать ряд четких критериев для определения степени радикализма того или иного гражданина или организации. Именно такими критериями должны руководствоваться сотрудники правоохранительных и госорганов в своей деятельности. В противном случае, при отсутствии подобных критериев, простого мусульманина могут обвинить в приверженности к салафизму человека только лишь на основании его внешнего вида или стиля одежды. В результате, происходят такие эксцессы, как в Таджикистане, где работники полиции по своей инициативе задерживали на улице и насильно сбривали бороды «подозрительно» выглядевшим молодым людям. На самом деле, такая практика приводит к совсем обратному результату, а именно, к росту числа необоснованно пострадавших и расширению социальной базы салафитов.
Говоря о внешнем факторе, следует также учесть и тысячи выходцев из среднеазиатских республик, которые сегодня воюют на стороне ИГИЛ в Сирии и Ираке, а также в Северном Aфганистане в структурах Талибан. Можно с большой долей вероятности предположить, что рано или поздно хотя бы часть из них направится обратно в регион. Причем, в свете последних поражений ИГИЛ в Ираке, и недавнего заявления аль-Багдади, возможность их возвращения в ближайшие несколько лет выглядит все более вероятной. В этой связи, именно от властей региона, от адекватности проводимой ими политики, будет зависеть, окажутся ли экстремисты по своему возвращению в изоляции или же найдут себе идеологических союзников и широкую социальную базу в местной религиозной среде.
Правила комментирования
comments powered by Disqus