Известные узбекистанские правозащитники Агзам Тургунов, Дильмурод Сайид и Агзам Фармонов готовят проект полной реабилитации сотен граждан, несправедливо осужденных и отбывающих различные сроки в колониях республики. На сегодняшний день они собрали материалы по людям, либо еще отбывающим наказание, либо уже выпущенным на свободу. В сферу особенного внимания правозащитников попало более двадцати таких граждан. По мнению инициаторов проекта, для изучения и пересмотра сфабрикованных уголовных дел необходимо создать во всех регионах республики специальные комиссии. Председатели этих комиссий должны будут отчитываться о проделанной работе перед генпрокурором, а тот – непосредственно перед президентом Узбекистана.
Всех незаконно осужденных в Узбекистане правозащитники условно разделили на три группы: обвиненных по политическим, религиозным или экономическим мотивам. При этом формально в глазах судебной власти все они являются уголовниками. Например, и Тургунов, и Сайид (Саидов), и Фармонов были осуждены по одной и той же «дежурной» 165 статье Уголовного кодекса – «Вымогательство».
«Живым отсюда не выйдете!»
«Раньше по 165 статье посадить было очень легко: просто находили человека, который писал заявление. Этого было вполне достаточно, так что сценарий у всех нас одинаковый», – говорит Тургунов.
В качестве примера правозащитник рассказал некоторые подробности своего собственного дела.
«В июле 2008 года для участия в рассмотрении уголовного дела меня пригласил в Нукус бывший ректор Каракалпакского университета Утениязов. Его сына Омонбая, декана одного из факультетов этого вуза, судили за получение взятки. Я доказал, что состава преступления нет. Омонбая должны были оправдать, но судья не стал выносить решение, а зачем-то объявил недельный перерыв», – вспоминает Агзам Тургунов.
Параллельно он участвовал в бракоразводном процессе: один хороший знакомый попросил защищать в суде его сестру. Этот суд Тургунов выиграл, то есть отсудил для женщины то имущество, которое было ей положено по закону.
«И вот 11 июля, – продолжает правозащитник, – меня пригласил в чайхану Утениязов. Я приехал, чтобы дать ему несколько советов по делу его сына. И тут в чайхану вдруг заходит Ойбек – бывший муж сестры моего приятеля, тот самый, что проиграл дело. Конечно же, он должен был иметь на меня зуб. Совершенно неожиданно он вываливает из принесенного с собой пакета деньги, говоря: «Агзам-ака, это вам». Я ему: «Не нужны мне твои деньги, забери и потрать их на свою семью». Собрал деньги и отдал ему пакет обратно. После чего поднялся, чтобы идти домой. И тут на меня наваливаются человек 10-15 сотрудников милиции, а подоспевший районный прокурор заявляет, что я получил взятку».
Однако к тому моменту Ойбек со своим пакетом уже вышел из помещения. Но милиционеры, видимо, этого не знали. Они начали фотографировать Тургунова и его пакет, в котором находились продукты. По требованию прокурора он вытащил продукты и выложил их на стол.
«Все удивились, – продолжает правозащитник, – стали спрашивать, где деньги? Я: «Какие деньги?» Они: «Вот только что вам принесли же». Я: «Принесли и унесли». Тут они побежали за Ойбеком, вернули его и говорят: «Где деньги?» Он им: «Вот они». И дает свой пакет. Эти деньги, 500 тысяч сумов, тут же разложили на столе, подсветили синим фонарем, и на каждой пачке проявилась надпись на узбекском – «взятка»…
Однако силовики плохо подготовились к провокации. Вскоре стало ясно, что инкриминировать Тургунову взятку нельзя, так как он не является должностным лицом. И тогда дело переквалифицировали на «Вымогательство».
«Они вызвали Ойбека, – говорит Тургунов, – и продиктовали ему заявление. Согласно этому заявлению, с конца мая до 10 июля я якобы неоднократно звонил ему и требовал денег, угрожая поджечь его дом и убить его брата, а его самого утопить в Амударье».
Тургунову и Ойбеку 13 июля устроили очную ставку. У Ойбека к Тургунову вопросов не оказалось, а вот у правозащитника к провокатору вопросов было множество.
«Я его спросил: «Ты меня знаешь?» Он ответил: «Да, вы участвовали в нашем бракоразводном процессе». Я: «Ты писал против меня заявление?» Он: «Да, писал». Я дал ему чистый лист бумаги и попросил снова написать то, что писал ранее. И он надолго задумался. Как выяснилось, он даже не помнил, что было в этом его заявлении. Спрашиваю: «Я звонил тебе?» Он говорит: «Нет, ни разу». Я: «А может быть, я просил у тебя денег через кого-то?» «Нет, – говорит, – вообще не просили». «Я тебе через кого-то угрожал?», – продолжаю. «Нет, не угрожали», – отвечает».
На следующий день правозащитнику дали на подпись обвинение, с которым он должен был ознакомиться. В этой бумаге были приведены измышления о якобы имевших место с его стороны вымогательстве и угрозах. Тургунов был изумлен таким бесстыдным поворотом сюжета.
«Я говорю следователю: «Вы же вчера присутствовали на очной ставке и все слышали. Какое еще вымогательство?» А он мне: «Вы со мной не спорьте! Мы за вами два года ходили, чтобы привлечь вас к ответственности, и теперь вы отсюда живым не выйдете». Я начинаю писать объяснительную, что вину свою не признаю, а в этот момент сзади кто-то стал лить мне на шею и спину кипяток…»
Позже у Тургунова были еще две очные ставки, однако протоколы о них в деле отсутствуют. Тургунов на суде спросил у следователя, куда делись протоколы? И тот ответил, что они не были составлены, поскольку обвиняемый якобы отказался говорить. Судья подтвердила слова следователя, заявив, что, если обвиняемый отказывается отвечать, то протокол не составляется.
«Я сказал судье: «Возьмите уголовно-процессуальный кодекс и почитайте: протокол составляется в любом случае. Какое у вас образование, если вы не знаете законов?» Потом я попросил затребовать в АТС и сотовой компании детализацию звонков Ойбека, из которой было бы видно, звонил я ему хотя бы раз или нет. На это судья ответила: «Это к делу не относится». Я говорю прокурору: «Объясните судье, что именно относится к делу, раз она не знакома с основами юриспруденции». На что прокурор повторяет слова судьи: «Она правильно говорит – это к делу не относится». Я говорю: «Опомнитесь! Истец указал в своем заявлении, что я вымогал у него деньги, угрожая ему по телефону. Из-за этого телефонного звонка вы меня посадили, и это к делу не относится? Докажите факт наличия хотя бы одного такого звонка, и я тогда не буду спорить!»
Однако и судья, и прокурор стояли на своем: звонил обвиняемый пострадавшему или не звонил – к делу это не относится.
«Я потом говорю судье: «Я не спрашиваю, какого цвета и размера ваш бюстгальтер. Если бы я про это спросил, это действительно к делу не имело бы никакого отношения – это ваше личное дело». Говорю прокурору: «Я вас не спрашиваю, в каком размере вы каждое утро получаете взятки от участковых, сколько вы имеете от каждого контрабандиста, который из Туркмении сюда перевозит бензин, потому что это действительно к данному делу не относится. Но как может не относиться к делу тот факт, что я Ойбеку ни разу не звонил? Я уже знаю, что вы хотите меня посадить любым способом – у вас есть такое указание. Но вы тогда доказывайте мою вину так, чтобы хотя бы присутствующие здесь вам поверили». В итоге прокурор попросил 14 лет, а судья проявила «милосердие» и дала всего 10».
В связи с этой историей Тургунов вспомнил и переделал старый советский анекдот.
Заходит в камеру молодой парень. Находящиеся там рецидивисты, которые сидят по 10-12 лет, спрашивают: «Сколько тебе дали?» Он говорит: «15 лет». «За что?» – «Ни за что». «Ты врешь, – говорят. – Ни за что в Узбекистане дают только 10 лет, а тебе дали 15 – значит, ты точно в чем-то виновен».
Цена реабилитации
О традициях ведения «заказных» дел в узбекистанских судах рассказывает Дильмурод Сайид.
«Раньше по таким делам для узбекистанских судов достаточно было обвинительного заключения следователя. Что бы он там ни написал, сколько бы судебное следствие ни продолжалось, текст приговора обычно на 90 процентов повторял обвинительное заключение. Оно буквально переписывалось в суде: в приговоре не только предложения и слова, но даже и орфографические ошибки были те же, что и в заключении. А ведь такой подход противоречит 112 статье Конституции о независимости судов».
Журналист и правозащитник полагает, что именно поэтому сейчас появилась острая необходимость в создании во всех областях республики специальных комиссий, которые бы занимались реабилитацией осужденных по сфабрикованным делам.
«Такие спецкомиссии могут быть приравнены к судам присяжных, – говорит Сайид. – В них нужно включить и аккредитованные в Узбекистане международные организации, и правозащитников: и конкретно нас, прошедших через ад колоний, и журналистов, и судей с прокурорами и адвокатами. А обязанность руководить всеми этими комиссиями надо возложить на генерального прокурора республики – с тем, чтобы он напрямую отчитывался президенту Мирзиёеву. Потому что в противном случае ни один судья или прокурор не возьмет на себя ответственность за чью-либо реабилитацию».
Первые шаги в этом направлении уже сделаны: 10 марта текущего года Агзам Тургунов письменно обратился к президенту Шавкату Мирзиёеву с просьбой о реабилитации. К обращению он приложил подробное описание своего дела с указанием всех нарушенных статей УК и УПК Узбекистана. На днях он получил ответ, причем не из Аппарата президента, а из Верховного суда. Вот что пишет заместитель председателя судебной коллегии по уголовным делам Назаров.
«Ваше обращение рассмотрено в Верховном суде. На основании 498 и 510 УПК по приговорам и определениям в надзорном порядке обращения и жалобы может направлять только сам осужденный или его адвокат».
Похоже, что господин Назаров даже не понял, что Тургунов и есть тот самый осужденный, который может направлять обращения и жалобы по своему делу.
«И вот такие неграмотные представители власти предоставляют нашему президенту ложные отчеты о том, что их работа кипит и все идет по закону, – возмущается Тургунов. – И ведь наш президент таким назаровым доверяет».
Его поддерживает Дильмурод Сайид.
«Речь идет не только о нас, но и о других сидящих или отсидевших большие сроки. Десятки человек умерли в заключении, но мы знаем далеко не обо всех подобных случаях. И именно такие комиссии, кроме реабилитации живых, должны поднять дела всех погибших в колониях и вернуть им добрые имена. Это вопрос чести, и не только нашей, но и наших детей и внуков».
Конечно, создание таких спецкомиссий – дело чрезвычайно важное и актуальное. Однако есть тут фактор, который может торпедировать все предприятие. Работа этих комиссий потребует существенных бюджетных расходов, поскольку всем реабилитированным необходимо будет возместить материальный и моральный ущерб. А по закону такое возмещение будет возложено на государство, а не на тех конкретных лиц, по чьей вине был осужден человек.
«Материальный ущерб подсчитать не трудно, – говорит Тургунов. – Сколько мои родственники потратили на адвокатов, сколько я в среднем мог ежемесячно зарабатывать, пока сидел – и так далее. Но главное в этом деле – моральный ущерб: каким пыткам и другим издевательствам я ежедневно подвергался, пока долгих десять лет был отлучен от своей семьи! За это вполне можно было бы потребовать половину бюджета страны. А Дильмурод? Пока он отбывал срок, он потерял семью – жену и дочь. Разве можно эту потерю как-то оценить или возместить? Другое дело, что сейчас ни о каком материальном возмещении мы не говорим. Главное для нас – наша честь. И превыше всего для нас – восстановить свое честное имя».
Правила комментирования
comments powered by Disqus