Когда мы говорим о военном противостоянии России и её союзников с исламистами-радикалами на Ближнем Востоке, которое так или иначе перерастает в противостояние с другими важнейшими игроками региона — США, Израилем, иной раз и с Саудовской Аравией, мы почти никогда не берём во внимание Китай. Мы часто подчёркиваем важность сотрудничества с Турцией и Ираном — особенно в том, что касается борьбы с терроризмом и создания новых экономических правил, однако в ближайшей перспективе именно китайцы могут стать нашими главными фронтовыми партнёрами.

Обратите внимание, поставка российских систем ПВО С-300 правительству Асада хоть и меняет кардинально правила военной игры в регионе, но вызвала куда менее агрессивную реакцию Запада, чем поставка С-400 Китаю. Понятное дело, разница между классом этих ПВО колоссальная, однако именно на наше военное сотрудничество с китайцами у геополитических оппонентов какая-то особенная аллергия. В отношении Пекина американцы объявили ряд санкций, Китай же, в свою очередь, в ответ на эти действия закрыл порт Гонконга для американских военных кораблей.

Что стоит за этой пока что «мягкой» геополитической эскалацией? Почему коллективному Западу кажется таким опасным военное взаимодействие Москвы и Пекина?

На самом деле в новой боевой реальности, которая уже начинает формироваться, именно китайцы, на мой взгляд, должны стать нашими главными фронтовыми союзниками. С кем нам предстоит воевать? Да всё с тем же ИГ. Только уже не в пустынях Ближнего Востока. Очевидно, что дни террористов, которые с трудом контролируют несколько клочков пустынных территорий на границе Сирии и Ирака, так или иначе сочтены. Их монотонно, но верно уничтожают с одной стороны правительственные силы Асада, с другой — курдская группировка «Демократические силы Сирии». В ход идут бомбы российских ВКС, иранские ракеты; артиллерия и авиация западной коалиции тоже работают.

Однако истребление террористов в Сирии и Ираке отнюдь не означает, что оппонентам ИГ удалось окончательно и бесповоротно похоронить идею так называемого халифата. Этот проект провалился на Ближнем Востоке, но уже пытается состояться в других восточных регионах. Не секрет, что элитной части, если хотите, руководству террористов удалось эвакуироваться в Среднюю Азию. О переезде халифата в Афганистан открыто заявляли официальные лица и дипломатические представители целого ряда стран. В частности, спецпредставитель президента России по Афганистану Замир Кабулов буквально на днях рассказал о планах боевиков дестабилизировать обстановку в Центральной Азии — непосредственно у границ СНГ и государств, входящих в ОДКБ.

Я как-то писал, что террористы уже больше года назад начали накапливаться в афганских провинциях у границ с Таджикистаном. Если внимательно посмотреть на карту, то легко понять, что эти территории также близки и к китайской границе, причём к довольно специфическому китайскому региону, а именно к Уйгурии (Восточному Туркестану).

Официально он называется Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. Это самая большая по площади территориально-административная единица в Китае, но лидирует Уйгурия не только по этому показателю.

Большую часть населения здесь составляют уйгуры, которые исповедуют ислам. Таким образом, по различным оценкам, в этом китайском регионе проживают порядка 10 млн мусульман.

Учитывая, что уйгуры не являются этническими китайцами, там на протяжении последних десятков лет традиционно сильны сепаратистские настроения, которые по традиции замешаны на радикальном исламе. Более того, во время расцвета халифата на территории Сирии и Ирака сотни уйгуров отправились в ИГ.

Точных данных о том, сколько конкретно выходцев из китайского региона, граничащего с Афганистаном, переехали жить и воевать на Ближний Восток, в открытых источниках нет. Оценки военных аналитиков расходятся, разброс достаточно велик — от пяти сотен до нескольких тысяч.

Следы уйгурских боевиков в освобождённых от ИГ городах найти было несложно. Подобно боевикам с Северного Кавказа, они тоже оставляли на своих домах агрессивные надписи-граффити, но только в виде иероглифов. Мне неоднократно встречались такие уйгурские письмена в небольших населённых пунктах в восточной провинции Сирии — Эль-Холе, Аш-Шаддади, Дейр эз-Зоре.

Судя по тому, что несколько раз за последние пару лет в международных военных сводках мелькали сообщения о вводе китайского спецназа на территорию Афганистана, граничащую с Уйгурией, — для выполнения спецопераций по уничтожению экстремистов, их лагерей подготовки и перевалочных баз, — то вопрос борьбы с исламистами-радикалами, имеющими китайское гражданство, для официального Пекина стоит довольно остро. А с переездом халифата в Афганистан эта тема становится всё более актуальной и щепетильной.

Если обобщить вышесказанное и вспомнить недавние заявления секретаря Совбеза Патрушева о том, что Афганистан может ждать судьба Сирии со всеми вытекающими последствиями, то вполне логичным образом напрашивается вывод: в случае нападения ИГ или переименованного в другую структуру «халифата» на одну из среднеазиатских стран, плотно взаимодействующую с Россией, именно Китай наш главный легитимный союзник в борьбе с радикальным исламом и терроризмом. Мы уже перекроили карту влияния на Ближнем Востоке, заключив союзы с Турцией и Ираном, перехватив таким образом лидерство у США. Аналогичную перекройку мы способны сделать и в Азии, если сработаемся с Китаем. Понятное дело, Запад это не устраивает.

* «Исламское государство» (ИГ) — организация признана террористической по решению Верховного суда РФ от 29.12.2014.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram