Одной из самых острых и постоянно будируемых тем общественно-политической жизни Казахстана является языковая. А точнее, проблема, связанная с тем, что сфера применения государственного языка продолжает оставаться достаточно узкой.
Многие объясняют такую ситуацию и нежелание значительной части граждан страны изучать казахский его невостребованностью в ряде важных сфер (вследствие отсутствия или явной недостаточности необходимой научной, технической и прочей литературы на этом языке). А также тем, что он в этом плане все еще остается неконкурентоспособным по сравнению с русским.
Мы попросили известных отечественных экспертов поделиться своим видением путей решения этой проблемы, адресовав им следующие вопросы:
- Как можно изменить ситуацию? Что для этого требуется в первую очередь? Политическая воля? Революционная модернизация казахского языка? Или что-то еще?
- Кто этим должен заниматься в первую очередь? Государство, общество, национальная интеллигенция, энтузиасты?
- Вообще, насколько это реально и сколько времени займет?
Земфира Ержан, главный редактор kieli7su.kz:
«Проблема в нежелании казахов быть ответственными за свой язык»
1. Постоянная же актуализация и эксплуатация таких взглядов есть, по сути, примитивная казуистика, манипулирующая, как шариком-маликом, причиной и следствием. Любому понятно, что казахский язык не учат не потому, что он обладает какими-то особыми непрестижными характеристиками.
Дело в другом – из-за нежелания заниматься проблемами казахского языка его откровенно шельмуют, старательно и последовательно создавая ему крайне неприглядный имидж.
Приведу такое сравнение. Представим национальный язык в виде некого архитектурного строения, которое серьезно пострадало вследствие неких неблагоприятных условий. Если насущной задачей является его восстановление, то, извините, какое отношение к этому могут иметь непрекращающиеся стенания о том, что в нем разрушены коммуникации; что оно, мол, неважно смотрится на фоне иных роскошных сооружений?!
И без того очевидно, что дела плохи. Сейчас важно приложить все усилия к тому, чтобы вернуть утраченное. И заодно следовало бы перестать обращать внимание на набившие оскомину «страшилки» о казахском языке, которые и будируются в расчете на то, чтобы заболтать проблему.
Так что в преамбуле к списку «что делать для улучшения ситуации» я бы обозначила – уметь различать доброжелателей и недоброжелателей казахского языка. Первые – это те, кто, так сказать, по кирпичику собирает разрушенные стены. Вторые – те, кто занимается, говоря языком советской пропаганды, идеологической диверсией, обесценивая огромную историческую ответственность, которая стоит перед нашими современниками, а именно: необходимость проделать грандиозную работу по восстановлению пространства национального языка.
А дальше - по пунктам. В первую очередь (при формировании культурной и языковой политики) следует иметь четкое представление о том, какому историческому этапу соответствуют перипетии нашей нынешней языковой ситуации. Нравится нам это или нет, но придется признать, что она демонстрирует все составляющие постколониальности, базирующейся на недоверии к собственной культуре, языку, неверии в их будущее.
Во-вторых, нужно более корректно оценить степень потерь казахского языка в ХХ веке. Основной недостаток языковой политики в Казахстане, нацеленной на поддержку государственного языка, видится в том, что она не учитывает масштаб понесенного им ущерба, который выражается в катастрофическом сокращении числа носителей казахского, негативных процессах его лингвистической деградации.
Центральным ядром языковой стратегии Казахстана должно стать признание того, что язык находится в зоне риска, и, именно исходя из этого, необходимо выстраивать систему мер по его защите и развитию.
В-третьих, единственным потенциальным ресурсом, способным сегодня положительно повлиять на витальность казахского языка, является политическая воля. Однако неизвестно, будет ли использован этот потенциал.
В ситуации, когда профессиональное гуманитарное сообщество не имеет возможностей влиять на языковое планирование, реализация эффективных комплексных и научно обоснованных подходов в этой сфере вряд ли осуществима.
К понятию же «революционная модернизация казахского языка» я отношусь с большим опасением, поскольку считаю недопустимым искусственное вмешательство в органичную природу языка.
2. Занимаясь изучением языковой ситуации в стране на протяжении длительного времени, я пришла к выводу, что в Казахстане так и не сложилась сколько-нибудь серьезная и представительная социальная группа, которая чувствовала бы свою ответственность за состояние государственного языка.
Есть отдельные энтузиасты, имена которых всем известны, и это только подтверждает тот факт, что забота о казахском языке не является нормой для большинства граждан нашей страны.
Приведу лишь один показательный пример. Вот уже шесть лет я пишу о вопиющей безграмотности казахской рекламы. Результат - нулевой. На днях я получила ответ на свое очередное обращение из Алматинского городского акимата. В нем написано: «Ведутся работы на постоянной основе согласно требованиям действующего законодательства… Согласование текстов эскизов рекламы, мониторинг и рейд визуальной информации и реквизитов входят в основной состав осуществляемых работ».
Получается, органы исполнительной власти не видят существующих проблем. Хранят молчание журналистская среда, национальная интеллигенция. Хотя эта проблема решается очень просто – достаточно, к примеру, главным редакторам казахских изданий объединиться и проявить инициативу в создании грамотной языковой среды. Однако этого не происходит.
А вот статистика. На призыв реальными действиями продемонстрировать то, какой должна быть грамотная реклама, откликнулись со всего Казахстана лишь около двадцати человек, объединившихся впоследствии в «Общественный совет по улучшению качества рекламных копирайтов на государственном языке».
Двадцать человек на 18-миллионный Казахстан – это, по сути, мизерная статистическая погрешность. Поэтому приходится с сожалением констатировать практическое отсутствие в стране человеческих ресурсов, способных нести ответственность за полноценное развитие государственного языка.
3. Еще год назад я могла бы ответить на этот вопрос, поскольку занималась продвижением идеи общенационального ликбеза на основе текстов эпоса как эффективного инструмента кризисного менеджмента в сфере казахского языка. Как и во всяком проекте, в нем были заложены индикаторы целей и сроки их достижения, которые я могла бы озвучить. Однако сейчас государство уже реализует схожий проект, привлекая к этому других людей. Из этого я, наконец, по прошествии целого десятилетия, поняла, что мои планы сотрудничества с государством совершенно утопичны. Поэтому мне остается только наблюдать за развитием языковой ситуации. Я оцениваю ее как стихийную, а потому не могу прогнозировать, к какому языковому берегу и в какие сроки мы прибудем.
Еркин Иргалиев, исполнительный директор Западного регионального филиала научно-образовательного фонда «Аспандау»:
«Пришло время избавиться от иллюзий»
1. За 30 лет тема языка успела уже настолько навязнуть в зубах, что большинство даже патриотично настроенных интеллектуалов сегодня относятся к ней как некоему ритуальному священнодействию. Я намеренно и чисто в прагматических целях усугубляю нынешнюю языковую ситуацию – чтобы высветить Абсурд во всём его зрелом великолепии, когда на этой патриотической ниве уже освоена и потрачена бездна денег, времени, сил, слов, бумаги, эмоций… а «воз и ныне там».
Вывод: если не можешь изменить итог – поменяй обстоятельства: подход к делу, методологию, принципы. А, значит, надо измениться самому себе – расстаться с бесполезными стереотипами, догмами, иллюзиями. Необходимо признать, что отрицательный результат – это тоже результат, наглядно показывающий, что и как НЕ нужно делать.
Итак, как можно изменить ситуацию? Что для этого требуется в первую очередь? Прежде всего, следует признать саму сложившуюся языковую ситуацию тупиковой, а также тот факт, что в этот тупик нас завело неверное ЦЕЛЕПОЛАГАНИЕ.
Если раньше мы наивно, в духе романтизма конца 1980-х, думали, что «язык – всё, движение – само приложится!», то сейчас все обстоит совершенно иначе: мир вокруг нас стремительно меняется, он вышел уже на шестой технологический уклад, а мы продолжаем погружаться в деиндустриализацию и заниматься самокопанием в музейных древностях периода средневековья.
Нам мешает человеческая гордыня: «пусть мы и не великие, но хотя бы уникальные». Тогда как уже давно пора ввести в повестку дня свежий и прагматичный принцип: «Развитие – это главная цель, всё остальное – всего лишь средства, ИНСТРУМЕНТЫ!».
Целью должно быть не просто языковое возрождение и даже не установление национальной идентичности, а ЦИВИЛИЗАЦИОННОЕ развитие. А язык, нацидентичность и всё остальное прилагаются в помощь к нему.
Достаточно переключить свои мозги в рабочий алгоритм: латинизация не только алфавита, но и всего обновлённого лексического словаря (и соответственно всей ментальности) – это веление сегодняшнего времени;
русский язык – «уходящая натура», очевидно свернувшая с пути технологического и цивилизационного рывка (а значит, напрашивается другой метод революционной модернизации нашего языка: декоммунизация, десоветизация, деколонизация языкового словаря);
обновленный родной язык – запрос цивилизационного развития XXI века.
2. Кто должен заниматься языковой реформацией? В данном случае уместно вспомнить такое выражение: «Деньги [национальный промышленный капитал] без слов [родного языка] банальны, слова без денег – дешёвы».
Неслучайно перед каждой буржуазно-демократической (как и индустриальной, научно-технической) революцией в той или иной стране мира происходило своё национальное Возрождение, движущей силой которого были собственные мыслители-подвижники.
А миссия этих визионеров – это, как всегда и везде, вопрос веры: дать зарождающейся казахской промышленной буржуазии две самые необходимые вещи. Это а) уверенность в своих силах и б) доверие к собственному народу в плане наличия у него индустриального потенциала. Всё остальное – лишь рабочий процесс: «делай как я, делай вместе со мной, делай лучше меня!».
Всегда и всюду процесс nationbuilding – это прерогатива национальных элит в подлинном значении этого слова: интеллектуалов и предпринимателей (а роль народных масс – лишь подражать этим «референтным группам»). И если государство активно помогает им в деле национального возрождения, то оно уцелеет в потоке Истории. Но если нет, то его участь – оказаться на свалке постколониального прошлого.
3. В нынешнее предельно динамичное время все процессы возрождения (либо же безнадёжного отставания) национальных культур/экономик/стран не занимают более половины поколения - одного «мушеля». С практической точки зрения «окно возможностей» в плане спасения языка закроется вместе с началом периода падения добычи углеводородов – то есть через 8-10 лет.
Правила комментирования
comments powered by Disqus